Соловей и кукушка (СИ) - Разумовская Анастасия

Когда мы, наконец, остановились перед нашим особняком, дон Диаманто затормозил, не заглушая мотора, спрыгнул, выпустил меня, подав руку. Я важно коснулась его перчатки своими пальцами, стараясь не смотреть в лицо.

— До свиданья, сеньорита, — в мягком голосе определённо звучала насмешка.

— Прощайте, — бросила я.

— Будьте осторожны, не гуляйте по ночам.

Я сделала вид, что не услышала.

Странно. Особняк светился, словно новогодняя гирлянда. Даже павлин в моём окне сиял. Что-то случилось? Я бросилась домой, забыв о язвительном капитане и, когда вбежала, поняла, что у нас гости. В нижних комнатах были накрыты столы, горели свечи, придавая помещению особенную изысканность старины. Нотные листы, небрежно рассыпавшиеся по роялю, буквально кричали о том, что ещё недавно кто-то стучал по клавишам, а, может и пел. Откуда-то сверху доносился приглушённый шум людских голосов.

«Они же не в моём мезонине?» — испуганно подумала я, и бросилась вверх по лестнице.

Конечно, они были именно там. Я буквально влетела и замерла, тяжело дыша. Король, королева. Оба принца. Дон Лаудалино, донья Фаустина и, конечно, Алессандра. Все они рассматривали мои холсты, переговариваясь. Перед ними сияла улыбками матушка, а Ника стояла у окна, сумрачная и недовольная, как всегда.

— Донья Ирэна? — ласково улыбнулся носатый дон Мануэль, складывая губы в приторную улыбочку. — А мы как раз ждали вас.

— А это кто? — вдруг скуксился король, остановившись перед…

… перед полуголым умирающим Томашеком, конечно же…

Да что б тебя!

Кто⁈

Кто повёл их сюда? И вообще в наш дом? И зачем⁈

— Очень красиво, — ахнула королева номер три и замахала веером. — Мужественно. Должно быть прекрасная копия античной скульптуры…

А это выход. Картину с античной скульптуры приличнее писать, чем с полуголого мужика, верно? Однако король обернулся ко мне, и я поняла по его кислой физиономии, что мне как минимум светит расторжение помолвки, а как максимум — монастырь…

— Рельефно, — вдруг выдал Криштиан.

Принц успел переодеться и теперь предстал свету в облике андурийского паши. Одежда его полыхала пурпуром и золотом. И драгоценными ожерельями, конечно же. На голове красовался крылатый шлем. Мой несостоявшийся жених подошёл к Томашеку, приподнял бровь, отошёл, вглядываясь с видом знатока.

— Особенно вот этот падающий свет, вычерчивающий стянутые мускулы… И всё же местами видно, что опыта у художника недостаточно. Например, вот тут при подобной ране мускулы должны были бы расслабиться… Дорогая, — внезапно обратился принц ко мне, — я хотел бы, чтобы вы написали мой портрет. Пусть это станет вашим подарком на нашу свадьбу.

Король поперхнулся. Все сразу посмотрели на меня. Я не поняла… Мой бывший пухлячок что сейчас спас наш брак и меня заодно?

Я присела в реверансе, благонравно потупившись.

— С удовольствием, Ваше высочество, — пролепетала, моргая ресничками. — Когда прикажете приступить?

— Фи, — принц сморщился. — Не оскорбляйте искусство подобострастием. Поэты, скульпторы, музыканты, художники — все питомцы муз — выше обычной человеческой иерархии.

Он подошёл ко мне, изящно передвигая ножки в остроконечных алых сапожках, наклонился, и я интуитивно протянула ему пальчики. Криштиан коснулся их раздушенными усами.

Я заглянула в его лицо. Подведённые глаза, крашенные ресницы и — да, клянусь — пудра на коже. Криштиан, зачем⁈ Очень красивые синие глаза теряли свое очарование и глубину на фоне туши… Однако полюбоваться глубоким цветом радужных оболочек принц мне возможности не дал. Он тотчас обернулся к остальным.

— Я всегда говорил, — воскликнул жених торжествующе, — что настоящее искусство способно очаровать даже такую бездушную военную машину, как мой братец…

И только тут я заметила, что, в отличие от остальных, принц Ролдао на Томашека не смотрел. А я, признаться, очень боялась именно их встречи. Герой моего детства застыл перед мрачной картиной, на которой убитая Катарина истекала кровью, а в тени мрачным огнём горели чьи-то глаза. Ролдао тотчас отвернулся и, к сожалению, я так и не поняла, понравился ли ему мой фантастический рисунок. Лицо его по-прежнему не выражало эмоций. Бесстрастный как… как механическая машина.

— Интересный сюжет, — вымолвил наследник.

— Жуткий, — прошептала королева. — Какие страсти, душенька…

— У Ирэны очень богатое воображение, — похвалила меня матушка. — Как видите, она действительно весьма талантлива…

— Сумрачный талант времён языческих, — прошептал дон Лаудалино, прицокивая.

Мне захотелось спустить всех с лестницы.

— Вы споёте со мной романс, дорогая невеста?

Я снова обернулась к жениху. Отлично. Заодно все перестанут облизывать глазами мои полотна.

— Извольте. Что будем петь?

Он потеребил драгоценные перстни на пальцах.

— «Ночью лунной, спотыкаясь о камни»? Хотя нет… — пощёлкал пальцами, словно вспоминая слова. — Давайте «В этот вечер ты была нежна особенно»?

— Я не знаю такого, — призналась я. — Должно быть, он какой-то совсем современный…

— Да-да… Я дам вам ноты… Эта вещица только-только вышла в свет и взорвала наше общество…

Я, наконец, осознала, что моя рука до сих пор находится в его. Я потянула было её, но принц повернулся к дверям и, не выпуская моих пальцев, увлёк за собой.

— Новый р-романс? — протянул Лаудалино. — Уж не Чёрная Маркиза его автор? Хотя нет… Наверное, это Сын Авроры… Или этот… как его… Лампаковский?

Криштиан нагнулся к моему уху и стал мне тихонько напевать мелодию.

— Сможете повторить? — спросил, когда я оказалась перед роялем.

Я с опаской покосилась на трёхногое чудовище.

— А нот нет? — упавшим голосом спросила его.

Ну не наградил меня Бог музыкальным талантом.

— А нужны? — изумился Криштиан.

— Я понял! — воскликнул дон Лаудалино, садясь в кресло и уставив по-детски радостный взгляд на нашу пару. — Это же Осенин? Да? Странно, мне кажется, я не слышал такого романса, хотя, определённо, что-то вспоминается…

Я опустилась на стульчик, коснулась белых клавиш и попыталась воспроизвести довольно-таки сложный мотив. Криштиан закатил глаза.

— Мне жаль, дорогая, но, похоже, долгими зимними вечерами мы с вами не будем распевать романсы.

«Долгие зимние вечера предназначены для других дел», — ядовито подумала я, с удовольствием уступая ему место.

— Я могу…

Что⁈

Все обернулись к Доминике, которая тотчас нежно покраснела.

— Если вы мне напоете, Ваше высочество, то я смогу аккомпанировать вам…

— Прошу, — любезно махнул золотым парчовым рукавом мой жених.

Я бросила на Доменику выразительный взгляд. Но та лишь гордо вздёрнула нос в ответ. Вот же, бесстрашная! Не то, чтобы я ревновала своего жениха, или он мне был нужен, но всё-таки… Криштиан снова напел мелодию романса, и Ника быстро подхватила, а из-под её пальцев полилась чарующая мелодия. Сказать, что мне стало досадно — ничего не сказать. Я отошла к окну, преисполненная самых противоречивых чувств.

— В этот вечер ты была нежна особенно… — запел Криштиан бархатисто-низким, очень приятным голосом.

Он облокотился о рояль и не сводил с краснеющей Доменики своих синих глаз.

Я не очень вслушивалась в слова романса. Как всегда о несчастной женской любви. Далась эта несчастная любовь поэтам! Почему нельзя петь о счастливой? Ну хотя бы каждый десятый романс? Я покосилась на Ролдао. Принц с уставшим видом подпирал косяк. Было видно, что ему безумно скучно, и что он всё это терпит лишь из вежливости. Глаза остальных подёрнулись сладострастной паволокой. Кроме дохлых глаз короля, конечно. Величество расположился между Марсиком и королевой и косил глаз на матушку. Так и окосеть недолго. Интересно, а как к таким песням относится Алессандра? Сдается мне, она бы согласилась со мной… А, кстати, где она?

В гостиной принцессы не было.

Я осторожно вышла, прошла по первому этажу и тут увидела в окно невысокую фигуру, удаляющуюся от нашего особняка. Алессандра? Но к чему такая таинственность? Накинув на плечи пальто, я поспешила выскочить за ней.