Зарубежный детектив - 87 - Лайош Грандпьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. Мне вообще мало был известен его образ жизни. Мы с ним в последний раз говорили в 1948 году. С тех пор… — Колечанский пожал плечами. — Иногда встречались случайно на улице. Но, повторяю, мы не общались…
— А что вы о нем можете сказать?
— Он, хоть и братом мне доводился, но был для меня более чужим, чем любой сотрудник из моего кооператива. Мировоззрение у нас с ним было диаметрально противоположное. Так что, кроме родства по крови, нас с ним ничего не связывало. Надо признать, был он человеком ловким, изворотливым. Умел завоевать расположение других и умел приспосабливаться. Но я убежден, что никогда какой-либо полезной для общества работой он не занимался. И тем не менее доходы у него были большие…
— Говорят, что он обобрал вас и сестер. Так ли это?
— Ну что ж, не без основания говорят. Во время войны я в плен угодил. Жена с детишками одна осталась. Так что ей ой как трудно пришлось. Как всем честным людям в такое время. Вот тогда-то ее и навестил мой младший братец. Несколько раз денег в долг давал. А потом в один прекрасный день расплакался, сказал, что теперь ему и самому позарез нужны деньги, перекупил у моей жены за гроши земельный участок, который мне от отца по наследству достался. Заплатил бумажками, которые в то время падали в цене не по дням, а по часам. Жена моя, глупенькая, еще и благодарила его, что он все формальности «взял на себя». через несколько недель деньги эти бумажные уже не стоили и сотой, даже тысячной доли того, сколько он ей заплатил. Участок же земельный остался за ним. Ладно, черт с ним, с участком. Мне он все равно был бы ни к чему… Младший братец мой всегда был любимчиком у отца. Потому что подчинялся ему беспрекословно. А я своевольничал. В сорок втором, например, взял да и женился на девушке из рабочей семьи. Этого отец мне до смерти не мог простить. Ведь у него уже была подобрана для меня богатая невеста… Так что брата моего он от армии освободил. А меня сразу на фронт замели. Ну что ж, я тогда по любви женился, а теперь выходит — по расчету. Женился, вошел в круг друзей, родственников своей жены. А это все были пролетарии. Но они, надо сказать, мне были больше по душе, чем окружение братца. Там ведь все господа офицеры да высшие чиновники. А если на это его окружение поближе взглянуть, то картина совсем другая рисуется: муж одной из моих сестричек — развратник, у другой муженек промотал до нитки все ее приданое. Потом забрал все, что оставалось в наличности, — деньги и драгоценности, да и махнул на Запад. А в общем я так думаю: не затем вы сюда приехали, чтобы о династии Колечанских беседовать. А? Прошу, — предложил он, показывая на дымящиеся чашки кофе на его столе.
— Благодарю.
— Так какую же информацию вы желали бы от меня получить?
— Я хотел спросить у вас, чем вы занимались в пятницу вечером? — поинтересовался Зеленка.
— Ага, понял, — улыбнулся Колечанский. — Проверяете алиби родственников?
— Наследников, — уточнил Зеленка.
— Ясно… — Колечанский задумался. — Ну что ж, после него остался отличный дом.
— Не только дом, но и деньги тоже. Свыше трех миллионов форинтов, — добавил следователь.
— Ого! Вот, значит, какое богатство ухитрился собрать мой братец! Ну что ж, тогда все понятно. Итак, что я делал в пятницу? В каком часу?
— Ну, скажем, после полудня. И вечером.
Колечанский повеселел.
— А ведь совершенно случайно у меня имеется очень хорошее алиби. В пятницу у нас в кооперативе был праздник. Отмечали премию и присвоение звания передового кооператива. Ну, как водится, после торжественной части — ужин. Так что домой мы с женой отправились уже после полуночи. Этого достаточно?
— Думаю, что да. И скажите, товарищ Колечанский, вы охотник?
— Есть у меня такое развлечение.
— Охотитесь на крупного зверя или на мелкую дичь?
— И на крупного тоже.
— А на прошлой неделе вы не ездили в Веспрем?
— Нет.
— У вас в числе прочей одежды имеется светло-коричневый пиджак?
— Нет.
— Спасибо за информацию. Возможно, что кто-то из наших сотрудников или даже я сам еще навестим вас.
— Милости просим. В любое время. Преступление есть преступление…
«Вопреки своим 53 годам она еще весьма привлекательная женщина», — подумал Зеленка, когда Радачине поднялась и пошла ему навстречу.
— Я хотел бы с вами поговорить с глазу на глаз, буквально несколько минут, — пояснил Зеленка, предъявляя свое служебное удостоверение. — Если нет другого места, давайте постоим в коридоре.
Радачине внимательно окинула проницательным взглядом стоявшего перед ней мужчину, отметив про себя гладко выбритый подбородок, стройную фигуру, сшитый на заказ костюм. После этого она пристально заглянула в его темно-карие глаза.
— Ну, — улыбнулась она Зеленке, — вряд ли мы тут найдем что-нибудь подходящее. Тесновато у нас. Ладно, пойдемте! — кивнула она капитану и сама пошла вперед.
По тону и голосу Зеленка почувствовал, что произвел хорошее впечатление на эту даму, и, довольный, последовал за Радачине. Они нашли место в конце коридора, в пустой в этот час приемной для посетителей.
— Итак, слушаю вас. Чем могу быть полезной? — спросила Радачине Зеленку. Капитан чуточку пристальнее, чем нужно, посмотрел на нее. Мужчины обычно разглядывают так хорошеньких женщин.
— Да тут такое дело… Брата вашего, Леринца, в субботу утром нашли мертвым в его кабинете.
— Знаю. Убили его. Мне уже рассказала Кечкешне.
— Кто же это мог сделать?
— Наверное, поклонник одной из его любовниц.
— Но кто именно?
— Поименно не знаю я ни одной. Мой младший брат был интересный мужчина. Женщин у него было — сколько пожелает.
— Словом, никого конкретно вы не подозреваете?
— Нет.
— А сами вы где находились в пятницу вечером?
— Дома. Сделала генеральную уборку, поужинала, почитала немного и завалилась спать. Так что, если на меня думаете, напрасно. Хотя я с удовольствием задушила бы его собственными руками.
— Чем же это прогневил вас братец?
— Да так уж получилось. После войны я была в полном отчаянии, не знала, что и делать. Осталась во вдовах, малое дитя на руках. За душой ничего, кроме половины дома на Мельничьей улице. Вот тут-то братец и подкатился ко мне, подсунул эдак ловко денежек взаймы, а потом ни за понюшку табака заграбастал причитающуюся мне половину дома. По глупости умудрилась я продать ему дом-то. В самый разгар инфляции — за бумажки.
— Кто-нибудь у вас был в гостях в пятницу?
— К