Операция «Дар» - Александр Лукин

Ровно было охвачено паникой. После освобождения Советской Армией Киева распространились слухи, что советские танки заняли Новоград-Волынский. Многочисленные немецкие офицеры и чиновники уже не помышляли ни о чем, кроме бегства. Спасая свою шкуру, тысячи гитлеровцев устремились к поездам. За билеты платили бешеные деньги, места в грузовиках брались чуть ли не с бою. Город наводнили толпы дезертиров.

Чтобы как-то удержать эту лавину и навести порядок, вокзал окружили плотной цепью хорошо вооруженных жандармов. Прорваться сквозь эту стену Шевчуку не удалось.

— Что ж, — поразмыслив, сказал он товарищам, — придется искать попутчика.

«Попутчик» нашелся в нескольких кварталах от вокзала в лице немолодого гитлеровского подполковника, еле волочащего два увесистых чемодана.

Нагнав фашиста, Шевчук остановил свою пролетку (специально выделенную ему для этой операции) и участливо предложил:

— Если господину нужно на вокзал, могу подвезти.

Не давая гитлеровцу опомниться, разведчики схватили его вещи и погрузили в пролетку. Для него самого освободили лучшее место.

Обрадованный немец не знал, как и благодарить своего спасителя. Дальше все было разыграно как по нотам. Шевчук лихо подкатил к главному входу вокзала, Серов и Будник подхватили все три чемодана — и подполковника и свой — и вместе с ним преспокойно направились к двери. Жандармы пытались было их остановить, но подполковник поспешил сказать:

— Эти люди со мной!

Так разведчики проникли в зал ожидания первого класса, куда допускались только старшие офицеры. С большим трудом они услужливо разыскали для «своего» немца свободное место на лавке, заботливо поставили рядом чемоданы, но не два, а три… После чего покинули зал, напутствуемые словами самой горячей признательности со стороны пока еще живого подполковника…

Мина сработала в 2 часа 30 минут ночи. Последствия ужасающего взрыва превзошли все наши ожидания. Потолок зала первого класса обрушился целиком, похоронив под обломками десятки офицеров. Поднялась неописуемая паника. Крики, стоны раненых, пистолетные выстрелы слились в невыразимую какофонию.

Услышав взрыв и стрельбу, солдаты из воинского эшелона, подходившего к Ровно, решили, что вокзал захвачен советскими парашютистами, высыпали из вагонов и открыли ружейный и пулеметный огонь по пылающему зданию. Эта же мысль пришла в голову и охране вокзала, но она приняла за десантников солдат, наступавших цепью со стороны путей. Завязалась ожесточенная перестрелка, стоившая жизни еще нескольким десяткам гитлеровцев.

Бой затих лишь на рассвете, когда обе стороны поняли, что воюют со своими.

Но неприятности, которые предстояло перенести Коху за эти два дня, взрывом вокзала не окончились. Впереди был еще один акт — снова с участием Николая Кузнецова.

Утром 16 ноября 1943 года в соответствии с планом советских чекистов Николай Иванович должен был ликвидировать главного немецкого судью Украины генерала Альфреда Функа.

Функ, как и сам Кох, был одним из любимцев Гитлера, осыпавшего его пышными чинами и званиями. В одно и то же время он являлся президентом немецкого верховного суда на Украине, сенатспрезидентом верховного суда в Кенигсберге, чрезвычайным комиссаром по Мемельской области, главным судьей СА группы «Остланд», председателем национал-социалистского союза старшин и прочее и прочее.

Звания разные, но должность у него была, в сущности, одна: уничтожать советских людей. По приказам-«приговорам» Функа ежедневно расстреливали и вешали по всей Украине сотни патриотов.

Гитлеровский верховный суд занимал унылое трехэтажное здание, выходящее на Парадную площадь и Школьную улицу. Быть может, уничтожить Функа было легче где-нибудь в другом месте и в другое время, но командование решило это сделать именно в здании суда и сразу же за похищением Ильгена и взрывом вокзала.

Мы знали, что Функ — человек аккуратный и педантичный, каждый день брился в парикмахерской на Немецкой улице, почти напротив суда. Без нескольких минут девять он пересекал улицу и входил в здание.

Брил Функа один и тот же мастер — Ян Анчак, бывший польский офицер, тесно связанный с нашими разведчиками. В Ровно у него была семья — жена и две маленькие дочки-близнецы. Худой, с глубоко посаженными черными глазами, услужливый и подобострастный с клиентами немцами, Анчак выглядел человеком, никогда не державшим в руках никакого иного оружия, кроме бритвы. У гитлеровцев он не вызывал ни малейшего подозрения. Этому способствовала и его известность как мастера, обслуживающего «самого» Функа.

…В 8 часов 30 минут утра 16 ноября на Школьной улице, не доехав до суда метров пятьдесят, остановился «адлер» (с новым номером), из него вышли два офицера в форме РКУ (из-за расшитых фуражек их прозвали золотыми фазанами). Это были Кузнецов и Каминский.

Солдат-шофер — Николай Струтинский остался в машине и, казалось, задремал за рулем. Офицеры перешли площадь и разошлись в разные стороны. Кузнецов стал медленно прогуливаться по тротуару, Каминский занял позицию, откуда было удобно наблюдать за окном парикмахерской Анчака.

Потянулись минуты напряженного ожидания. Несмотря на ранний час, на улице было многолюдно. Кузнецов и Каминский то и дело отвечали на приветствия офицеров, сами приветствовали. Впрочем, после ночной тревоги мало кто обращал внимание на подобные мелочи.

В 8.40 к главному входу суда подъехал грузовик с двумя десятками эсэсовцев.

Струтинский нащупал под сиденьем автомат и насторожился, полагая, что это неожиданное осложнение сорвет операцию. Но Кузнецов и Каминский продолжали как ни в чем не бывало спокойно прохаживаться по улице.

В 8.45 на мгновение откинулась занавеска в окне парикмахерской — Анчак подал знак, что через несколько минут он закончит бритье. И сразу же Каминский сдвинул фуражку на затылок — это уже был сигнал Кузнецову.

В 8.50 занавеску откинули совсем. Каминский приподнял фуражку, Кузнецов взглянул на часы и направился неторопливо к дверям суда. Струтинский завел мотор.

В дверях парикмахерской показался Функ и пошел навстречу возмездию. Кузнецов задолго до этого дня досконально изучил расположение всех коридоров и комнат в здании суда. Знал все ходы и выходы, в том числе и малоприметный выход на Школьную улицу. Сейчас ему требовалось лишь одно — войти в дверь так, чтобы не столкнуться ни с кем из работающих в суде. Иначе чем объяснить, что, оказавшись внутри здания, он не пойдет ни на второй этаж, ни в боковые коридоры, а просто встанет на вторую ступеньку лестницы сразу за дверью? Но и это было учтено: Кузнецов превосходно понимал, что сотрудники суда займут свои рабочие места хотя бы на несколько минут раньше, чем направится в свой кабинет на втором этаже главный судья.

Затаив дыхание Кузнецов стоял, прижавшись вплотную к стене. Справа послышались шаги — кто-то шел по коридору к двери. Шаги приблизились и удалились уже на лестнице.

Николай Иванович не успел даже перевести дыхания, как хлопнула входная дверь. Все остальное произошло за какую-нибудь долю секунды — Кузнецов вскинул «вальтер» и почти в упор трижды выстрелил в Функа. Потом быстро, но без суеты надел спрятанную под плащом обычную общевойсковую фуражку, спокойно прошел по коридору и вышел на Школьную улицу.

Эсэсовцы у главного подъезда видели, как из здания суда вышел пехотный офицер и уехал на сером «адлере», но не обратили на него никакого внимания. Выстрела они не слышали.

О том, что произошло дальше, рассказал Ян Каминский, некоторое время еще остававшийся на своем посту возле парикмахерской.

Труп Функа обнаружили только через две-три минуты. На втором этаже здания суда настежь распахнулось окно, и площадь огласил чей-то истерический крик:

— Президент убит! Президент убит!

Поднялась тревога. Эсэсовцы у подъезда, видимо, заподозрили уехавшего на автомобиле офицера и устремились в погоню. В двух-трех кварталах от площади они действительно настигли «адлер», в котором сидел какой-то майор. Его выволокли из машины, избили до полусмерти и отправили в гестапо. Эта ошибка дала Николаю Кузнецову те самые драгоценные минуты, которые позволили ему и Струтинскому бесследно исчезнуть в лабиринте ровненских улиц. Благополучно ушел с площади и Ян Каминский.

…После уничтожения Функа Кузнецов и Струтинский два дня отдыхали на хуторе Тайхмана. А потом, снова перекрасив машину и поставив на ней новый номер, решили вернуться в Ровно.

На хуторе Николай Иванович получил из штаба отряда новые погоны и новые документы. Зная, что немцы наверняка будут искать по всей округе неизвестного обер-лейтенанта, мы «присвоили» Паулю Зиберту очередное воинское звание — капитана (гауптмана). Правда, ни в одном из фашистских отделов кадров офицерского состава об этом ничего не знали.