Вдохновение - Владислав Вишневский

У Стаса отец нашёлся?! Фанатки остолбенели… Эта новость никак не вязалась с носилками и машиной скорой помощи. Разобравшись по двум машинам-такси, погнали вслед за мигающей и крякающей. Догнали, встали вслед.

Дальше приёмного покоя Бакулевского кардиологического центра фанаток тоже не пропустили. Остались ждать. И музыканты и фанатки. Вилли и рассказал девчонкам, как в антракте, к ним в гримёрку вошёл человек в свитере, сразу подошёл к Стасу… «Мы особо и не прислушивались, видим, что не хулиган. Потом мужик затрясся весь, обнял Стаса и заплакал, заплакал и Стас. Мы сначала подумали, что с ума сошли или от нашего выступления так оба рыдают. Удивились. А потом… Подошли, прислушались, поняли, он прощения у Стаса просит… Они друг у друга. Ну и, вдруг, мужик повалился. Стас не удержал. Они почти вместе упали. Мы – поднимать, а человек без сознания… Вот и вызвали скорую помощь. От счастья, наверное.

– Нет, это от чувств. – Заметила Тамара.

– Нет от счастья. Такое бывает…

Перебивая возникший было спор, из-за стеклянной матового цвета двери, выглянула врач или медсестра, одёрнула: «Пожалуйста, тише здесь. Не шумите».

Сразу за ней показался расстроенный Стас. Его окружили.

– Ну! Ты как? Как он? – Заговорили шёпотом.

– Обошлось, вроде, – Глядя в пол, ответил Стас. – Представляете, это отец мой.

– Да ты что? – словно только что узнали, воскликнули девчонки. И загалдели вопросами. – И вправду? Твой? Настоящий? А как он нашёлся? Откуда взялся? Ты его узнал?

– Я его нет, а он меня… В зале, говорит, был, на мать я, говорит, сильно похож… Вот и…

– Вот это да! Улёт! Поздравляем!

– Сердце у него… – Бормотал Стас.

В приёмный покой быстро вошла какая-то молодая женщина с сумочкой в руке. В сапогах, расстёгнутом просторном пальто. Платье было несколько короче пальто, в ушах серёжки, на лице лёгкий макияж и тревога За ней трое сопровождающих, две тоже молодые женщины и мужчина, все в пальто, и беспокойством на лицах. Пахнуло тонкими духами.

Женщина с сумочкой спросила Толяна Тараканова:

– Как он, к нему можно? Не пускают?

– Не пускают. – Ответил Толян.

– Врачи говорят, укол сделали, ещё что-то… – Пробурчал Стас.

Из-за стеклянной двери вновь вышла врач.

– Кто здесь Станислав Дударев?

– Я. – ответил Стас.

– Пройдите, вас больной вызывает.

– А мне можно? – спросила женщина с сумочкой. – Я Чрезвычайный и Полномочный посол Австралии в Москве Маргарет Туми. Майкл Дударефф наш подданный.

Врач помедлила, размышляя, потом ответила.

– Вам можно. Проходите. Оба. – Пропустила Стаса и посла, – А вы не шумите здесь. – Пригрозила ребятам, и неожиданно улыбнулась. – Всё будет хорошо. Переутомление и стресс – обморок. Возраст! – И закрыла за собой дверь.

Музыканты и фанатки смотрели на закрытую дверь.

16

В зале, на концерте, мало кто заметил отсутствие миллиардера, только несколько кресел – за и возле VIP персон опустели, да место Чрезвычайного и Полномочного посла Австралии в Москве почему-то освободилось… И что? Ничего страшного. Не война. Может её куда на переговоры вызвали, или в дамскую комнату вышла… Мало ли… Женщина. Пусть и посол. А других – пара– тройка мест, которые за ДАМом сидели, тоже нет, к телефонам видимо ушли или на перекуре задержались, сейчас прибегут. Нет, не прибежали. Места, так свободными весь концерт и остались. Тем временем праздник музыки продолжился. Интрига с денежным призом и поездкой на зарубежные гастроли обострилась. Кто, интересно, кто? Финал!

На сцене, в свете прожекторов, вновь возник щеголеватый ведущий, Дмитрий Нагиев.

Никакой развязности, никакого высокомерия, одна брутальность, актёрское мастерство и улыбка… Улыбка не только членам правительства, а всем. Абсолютно, вроде. Да нет, всем, всем. Так положено. Тёмный костюм классического покроя, с атласными лацканами на пиджаке, белая рубашка со стоячим воротником, под подбородком тёмного цвета галстук-бабочка, в нагрудном кармашке декоративный платок, на ногах новенькие, зеркальным блеском отсвечивающие туфли, голый череп… На носу очки с прозрачными стёклами, в тонкой оправе, и никакой щетины на лице, только белые зубы в улыбке… Мачо!

Шум в зале погас.

– Дамы и господа, уважаемые гости… – громко, призывно, с хрипотцой, глубоким баритоном, с прищуром оглядывая зал, пропел он в гарнитуру, взмахнул рукой. – Второе отделение нашего концерта, открывает молодёжный джаз-оркестр «Ритм и душа». – Чуть приглушив призывный тон, доверительно пояснил зрителям, косясь на первые ряды. – Надо понимать, наша душа, господа, российская. – И вскинув голову, прокричал. – Следующий финалист нашего конкурса. Прошу, пожалуйста.

Зрительный зал ответил аплодисментами, занавес взвился…

На этот раз джаз-оркестр «Ритм и душа» продолжил с программой «Фантазия на темы из произведений Лайзы Минелли». Так было написано в программках. Это можно было и не читать, на заднике возникло узнаваемое световое изображение певицы. О! Лайза! Сама Лайза! Красавица! Наркоманка! Какой голос, о! Красивая!!

Изображения менялись. Зрители рассматривали короткие эпизоды из фильмов Боба Фосса «Кабаре», затем «Нью-Йорк, Нью-Йорк», Мартина Скорсезе. Под «живое» исполнение оркестра, из мощных динамиков лился её голос. Вокализ. Когда хриплый, когда хрустально чистый, задорно-игривый, ритмично рваный, то грубый, то запредельно высокий, подхлёстывающий. О! Она! Сама! Умм, блестяще! А вот и не сама, зрители ошиблись. Вместо невысокой, модельно красивой поп-звезды, в оркестре разглядели молодую, худосочную вокалистку. Прожекторы указали. Почти жердь. Палка. Раскачивая всеми своими женскими сочленениями, сверкая блёстками или брильянтами на руках и на платье, девушка отпадно копировала певицу. Кто близко сидел, те сразу поняли, что это именно она поёт, не фонограмма, те, кто далеко были, тем бинокли помогли. Вокалистка, – причёска каре, шатенка, высокая, прямая, плоская, как линейка, на высоченных туфлях-шпильках, глаза огромные, подведены, в облегающем коротком прозрачном платье, с длинными сребристыми нитями от пояса, раскачивая бёдрами, тонкими руками, сгибаясь и выпрямляясь, то пританцовывая на месте, то приседая, широко расставляя при этом ноги-цыркули, хрипела в микрофон голосом Лайзы Минелли. Серебристые нити не её платье испуганно раскачивались, не успевая успокоиться. Особенно хорошо выделялись ярко накрашенные красные губы певицы, такого же цвета тонюсенькие туфли на шпильках и ярко-красный цветок на боку. Всё это вместе, прожектора надёжно держали в «поле» зрения, высвечивали. Пела она хорошо, профессионально. Молодец, девчонка. И ничего, что плоская. Зато наша, россиянка! Такие не только коня на скаку остановят, но и… Талант! Талантище! Если закрыть глаза, и не видеть певицу, сходство было поразительным, и английский язык вполне… Певица была явно в экстазе. И зрительный зал тоже. И это не удивительно, когда звучит джазовая свинговая тема, тем более с голосом Лайзы Минелли… Поразительным было другое, как эта вокалистка не падала, приняв ту или иную опасную для себя позу. Законы физики отдыхает. Молодец! Как её фамилия? О! В программке чёрным по белому было написано: Юджин Н. Бэзил, джазовая певица, Нидерланды. Ух, ты! Голландка. Вот как? Ошибочка вышла. Потому и худая такая, тощая, кожа да кости. Тоже, наверное, наркоманка. Не наша. Наша бы давно уж…

Обрывая размышления некоторых русофилов по поводу недостойных физических данных иностранной певицы, музыка, подгоняемая каскадом феерических пассажей барабанщика, вспыхнув финальным аккордом оркестра и звоном тарелки барабанщика, погасла. Через секунду, зрительный зал вспыхнул аплодисментами, музыканты раскланивались, раскланивалась и голландка. Вместе со всеми, VIP зрители – передние ряды – дружно аплодировали, переглядывались, заглядывали в программки. Хорошо! Молодцы! Что там дальше…

А дальше был другой коллектив – «Цветы джаза»… С программой посвящённой Диззи Гиллеспи. Всё тот же Дмитрий Нагиев доверительно пояснил зрителям…

– Диззи, кто не знает, это прозвище. Открою секрет: Диззи, значит головокружительный, ошеломляющий. – Понизив тон, извинительно пожал плечами. – Это не я придумал. Я и сам не знал, только что прочёл в Википедии, господа. Как говорил мой дедушка: умеющий читать, да прочтёт. Я прочёл! На самом деле он – Биркс Джон. Такая вот, извините, нерусской национальности у него фамилия, Биркс. – Выдержал паузу, насладился хлопками и смехом зрителей, продолжил серьёзно, пафосно. – Но очень знаменитый американский трубач, смею заметить. Очень! Не просто трубач, а признанный виртуоз, ещё и прекрасный тромбонист, и барабанщик, и пианист, и композитор, и преподаватель, и… В общем, там много ещё чего про него в Интернете было. Времени нет всё перечислить. Итак…

Композиция ожидалась тоже в свинге. Одни зрители с восторженным ожиданием приготовились, меломаны чуть скептически. Первые чуть наклонились вперёд, вторые откинувшись на спинки, ну-ну… Копировать Диззи, с его головокружительной пассажной техникой невозможно, это убийственная подделка. Явный конфуз, лажа. Для профессионалов – провал. Ну-ну! Нет, удивительно, ни провала, ни конфуза не случилось. Аранжировщик и трубач-исполнитель так построили композицию, что исполнитель, копируя Диззи, прекрасно справлялся с темой, порой благополучно избегал особосложных технических мест. Оркестр эти места подхватывал, поднимал импровиз трубача на форте, прятал в импульсивных, непредсказуемых поворотами и изломами узнаваемых мелодий. Солист, трубач, молодой парень, достаточно виртуозно исполнял композицию, так же, закрывая глаза, округло надувал щёки, приседал, словно именно там были его самые высокие звуки… Технику исполнения демонстрировал чудесную, часто соперничая с фортепианными брильянтовыми пассажами. И инструмент у него в руках был похожий, как у Диззи. С раструбом высоко вверх.