Лучший друг девушек – Мендельсон - Алина Кускова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настя растерялась. Когда он успел найти в ней родственную душу, если ни о футболе, ни о рыбалке они не заговаривали?! Да они вообще ни о чем не говорили, вот только практически сразу перешли на «ты». Это может служить поводом для родства? Ведь не всякому прохожему на улице хочется сказать «ты», не считая тех случаев, когда говорят: «А пошел бы ты!» Да что там не знакомые, со знакомыми мужчинами не хочется до такой степени сближаться. Значит, они все-таки сблизились.
Настя ухватилась за Влада покрепче. Пусть чувствует ее хватку, пусть не думает, что она не в силах сражаться за свою любовь! Она влюбилась?! Вот это номер. А почему бы и нет? Владик – очень привлекательный мужчина. Появиться с ним на вечеринке или в театре – одно удовольствие. Нет, когда на него будут пялиться все женщины разом, это уже другое удовольствие. В чем-то сомнительное. Настя решила, что еще хорошенько подумает, стоит ли ей с головой окунаться в бурный поток любви.
– А лужи-то нет! – рассмеялся Влад, когда они подошли к тому месту, где он поцеловал ее в лоб.
Настя подняла на него свои глазищи и вздохнула. Чего тут думать, влюбляться надо. Видно, пришла ее пора. Как там у классиков? Пора пришла, она влюбилась. Нужно будет обсудить это с Мариной. Но той сегодня некогда, Женька все-таки согласился встретиться. Наращенным ногтям сильно повезло, их увидит сам Копейкин. Как и ее подругу тоже. Настя на это очень надеется. А потом они все смогут обсудить…
– Анастасия, – позвал ее Влад, и она очнулась. – Тебе нравится: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…»?!
Настя опешила и остановилась. Только сегодня утром она сидела за своим рабочим столом и горестно рассуждала о том, какие мужчины недалекие создания: перестали читать книги, цитировать классиков, декламировать Пушкина… Он что, подслушивал под окном?!
– Не любишь Пушкина? – встревожился тоже остановившийся Влад.
– Люблю, – буркнула Настя, заметив, что рядом с ними встали девчонки-школьницы и принялись живо обсуждать ее кавалера, строя тому молоденькие, хищные глазки. Настя подхватила Влада под руку, и они пошли дальше. – Пушкина люблю, – уточнила она на всякий случай.
Он цитировал великого поэта до самого ее подъезда. Мягким голосом с нотками трагизма Влад продекламировал «Медного всадника». Полностью. Несколько раз. Настя внимательно слушала – она-то знала, что в процессе соблазнения для мужчины она важна в первую очередь как слушательница.
– «Домишко ветхий… – Влад схватил ее руку и прижал к сердцу. Соседка Вера Павловна, обсуждавшая насущное с Олимпиадой Григорьевной, чуть не свалилась под лавочку. – …Был он пуст. И весь разрушен. У порога, – длинный палец Влада указал на полуразрушенные ступеньки подъездного крыльца, куда тут же посмотрели Вера Павловна и Олимпиада Григорьевна, – нашли безумца моего и тут же хладный труп его похоронили ради бога»!
– Так это был ваш товарищ?! – всплеснула руками Вера Павловна. – А мы-то подумали, алкаш алкашом. Отправили его в вытрезвитель. Помер, значит, пропитушка. С кем поведешься…
– Позвольте, – возмутилась Олимпиада Григорьевна, – если вам не нравится наш домишко и вы обзываете его ветхим, так нечего провожать наших девушек! Нет, Вера Павловна, какая молодежь пошла, домишками обзываются!
– Это Пушкин, между прочим, – сказала, отнимая у Владика свою руку, Настя.
– Ну и что, что он Пушкин? – пожала толстыми плечами недовольная соседка. – А я Гвоздикова!
И обе соседки осуждающе поглядели на Настю.
Первое свидание, или очередная встреча, завершилось несколько скомканно под колючими взглядами соседок, держащих глухую оборону своего жилища от хамоватой молодежи. Настя побоялась приглашать Влада к себе в квартиру, но он и не настаивал. Зато после весьма холодного прощания он схватил ее за талию, перекинул себе на руку и на глазах пожилых дам впился губами в ее раскрытый от изумления рот… Целоваться с Владом Насте не понравилось.
Получалась какая-то показуха, а не страсть. Страсти в его глазах она не увидела. Правда, и сама смотрела на него довольно перепуганно. Вот что бы это значило? Ни с того ни с сего Владик вдруг начал читать великого поэта. Или она его настолько вдохновила, что подняла из глубины души вечные строчки великой рифмы? Или у него хобби такое? Хорошенькое дело, Насте до этого момента с подобным сталкиваться не приходилось. Безусловно, были крайности, но не настолько. А ведь она хотела, чтобы мужчины читали ей стихи! И не собственного корявого сочинения. Вот и получила целую поэму, читанную ей целых два раза, пока они с Владиком дошли до ее дома. Ноги, естественно, отваливались, голова кружилась, но на этот раз не от высоких чувств. Нет, Пушкина Александра Сергеевича Настя любила. Просто ей показалось поведение Влада несколько наигранным, натянутым… Возможно, конечно, ей это показалось.
– Глупости, – заявила Маринка, забегая к Насте в дом. – Подумаешь, читал Пушкина! Радоваться должна, сейчас детективы-то через раз читают! В кои веки тебе попался интеллигентный парень, классиками увлекающийся, а ты капризничаешь. Было бы лучше, если бы он увлекался моделями?!
Маринка все могла свести к своим проблемам, все без исключения, даже глобальное потепление. Ей от него было холодно зимой.
– Женька рассказал, как эта жирафа пьет из него все соки! – Маринка пробежала на кухню и поставила чай. – А где сладкое? Ты что, Настена, сидишь на диете? Пить хочу.
– Где вы с ним встретились? – полюбопытствовала та.
– В кафешке на углу. Бедолага, все время оглядывался, чтобы его моделька не застукала.
– И как он?
– В каком смысле? – Маринка кинулась искать сладкое пропитание. – Не может быть, у тебя действительно ничего нет?! А вафелька? Специально ее от меня спрятала в банку с лавровым листом…
– В смысле твоей потрясающей внешности, – напомнила Настя и поморщилась, представив, как Маринка будет есть вафлю, волей случая попавшую к лаврушкам.
– А, ты об этом, – Марина поправила прическу и, держа в руке трофей, уселась на табурет. – Обалдел. Только я не поняла, от чего именно. Сказал, что я напоминаю ему его маму в молодости. Ты представляешь, что это значит? Нет? Слушай и запоминай. Мужчина всегда выбирает себе в жены женщину, похожую на его мать. Это общепризнанная истина. У них на уровне подсознания записано, что мать и жена – одна сатана. Две то есть. Но одинаковые. Привык, значит, к одной, так ко второй привыкать будет легче, если она такая же. Но у профессора Селезнева это более обстоятельно расписано в брошюре…
– Не надо, – остановила ее Настя, – давай хоть на этот раз обойдемся без твоего всезнающего профессора. Правда, если бы он обстоятельно описал комплексы мужчины, запоем цитирующего Пушкина, я бы согласилась его послушать. Или прочитать, уж как придется.