Умереть от любви, или Пианино для господина Ш. - Анна Дубчак

– Возможно, так я и сделаю. Только это слишком уж хлопотно. Это же надо нанимать людей, чтобы они здесь все отмыли, почистили, шутка ли – шестнадцать лет…

«До чего же странные люди», – подумала Наталия, подходя к балконной двери.

– Вы не будете против, если я открою балкон, а заодно и все окна? Пусть свежий ветер сдует эту пыль.

– Конечно. Вы можете делать здесь все что угодно. Только бы от этого был толк.

– Мне бы хотелось поискать здесь кое-какие документы, книги, возможно, в этом случае мне удастся обнаружить хотя бы что-то, свидетельствующее о том, что Жуковы не случайно попали в опалу даже после своей смерти. Ведь согласитесь, это довольно странно: после них не осталось даже могилы…

– Я не люблю разговоры на эту тему. Тем более когда речь идет о политике.

– Политике?

– А почему бы и нет? Если вы не возражаете, то я вас оставлю. Сейчас по телевизору будет моя любимая программа, а я, знаете ли, человек азартный и стараюсь не пропустить ни одной передачи. Там они устроили что-то вроде конкурса на внимательность, так мне необходимо срочно записать…

Она ушла. Наталия стянула с мебели простыни и собрала их в одну большую серовато-белую кучу возле порога гостиной. Села в кресло и осмотрелась. Что она могла сказать о людях, которые здесь жили? Обеспеченные, молодые, красивые, если судить по многочисленным фотографиям, которыми была увешана вся стена (несколько штук, на которых были засняты Лена с Валентином и другим мужчиной, она спрятала в сумку: пригодится); интересующиеся литературой, искусством и музыкой, поскольку на книжных стеллажах она обнаружила целую коллекцию раритетных музыкальных альбомов Баха, Моцарта, Бетховена, Шопена, Шуберта, Шумана, Генделя, Вивальди… Кроме того, в спальне в шкафах было много добротной одежды, настолько универсальной, что классический ее покрой оставался актуальным и в настоящее время. И литература-то была в основном классическая. «Нейтральная», – подумала Наталия, листая толстый том Лиона Фейхтвангера. Она искала что-то особенное, то, что отличало бы эту семью от остальных, но не нашла. В квартире было пять комнат: гостиная, две спальни, детская и кабинет. В одной спальне на прикроватной тумбочке она нашла томик с комедиями Шекспира и градусник. В другой – журналы по вязанию, книжку о детском питании и прибор для сцеживания молока. Кровати в обеих спальнях были разные, но явно итальянского производства: белая и коричневая. Заправлены они были, соответственно, такого же цвета шелковыми покрывалами, огромными, спускающимися до пола. Комоды и там и здесь были забиты в основном женскими туалетными принадлежностями и бельем. Создавалось такое впечатление, словно в квартире жили две женщины. Но когда Наталия обследовала ванную комнату и обнаружила там четыре бритвенных прибора и шесть зубных щеток, она поняла, что помимо Валентина Сергеевича здесь жил, причем жил достаточно постоянно, еще один мужчина. Очевидно, тот самый брюнет, который занимался с его женой любовью на балконе…

В детской стояла белая кроватка, стол для пеленания, на котором, прикрытая простыней, как и все вещи вокруг, высилась стопка чистых и глаженых пеленок. Этот факт показался наиболее подозрительным: какая мать, отправляясь в длительное путешествие, оставит такое количество пеленок дома? Ведь тогда еще не было памперсов. Такие мелочи наводили на разного рода размышления.

В кабинете стоял письменный стол, в котором никаких документов не было вообще: только канцелярские принадлежности и пачки чистой бумаги, а сверху – печатная машинка, проигрыватель с магнитофоном и телефон. Два кресла, два мягких стула и несколько книжных полок с юридической литературой также нейтрального характера: уголовный и гражданский Кодексы да Конституция… Ну, еще зарубежные детективы.

В кухне стоял большой диван, длинный стол, на котором лежали три полотняные салфетки. Три. Три пивные кружки, три рюмки, столовый японский сервиз в розовый цветочек, ваза. Наталия открыла холодильник и почему-то совершенно не удивилась, когда обнаружила, что он работает. Она увидела запечатанную банку с консервированным горошком, несколько коробок с сухой молочной смесью, пару бутылок греческого оливкового масла и слегка сморщенный лимон. В морозилке же лежало нечто, похожее на замороженное мясо. «Это продукты Бланш или Жуковых?»

Она пошла к соседке и спросила ее об этом.

– Как вы говорите: холодильник включен? – Наталия Петровна сняла очки и замотала головой. – Не может такого быть! Разумеется, это не мои продукты. Вы можете проверить это при помощи экспертизы, если мне не верите. – Она была явно недовольна тем, что ее отвлекли от телевизора.

Наталия, ни слова не говоря, вернулась на кухню и взяла в руки сверток с замороженным мясом. И вдруг сквозь прозрачный целлофан увидела нечто, заставившее ее вскрикнуть. Сверток упал на пол и скользнул под стол. Дрожащими руками она достала его, завернула в одну из простыней, сунула в найденную в кладовке хозяйственную сумку, зашла к соседке, поблагодарила ее за все и, не дав ей опомниться, с ключами выбежала из квартиры. Заперла жуковскую квартиру и бросилась вниз по лестнице. Села в машину и на огромной скорости помчалась домой, где тотчас сунула сверток в свою морозильную камеру. Такого в ее жизни еще не было: в целлофановом пакете находился замороженный младенец.

Валентина спала в гостиной на диване. «Восстанавливается». Надо было срочно приготовить что-нибудь на скорую руку. Наталия достала банку консервированной фасоли, фарш и за полчаса приготовила чили. Когда на пороге возникла заспанная Валентина, она, ни слова не говоря, усадила ее на стул и поставила перед ней тарелку с дымящейся едой. Затем, похлопав девушку по плечу, принялась названивать Логинову. На ее счастье, он оказался на месте и взял трубку.

– Игорь, мне необходимо срочно тебя увидеть.

– Я как раз еду домой.

– Дома поговорить не удастся… Хотя, конечно, приезжай… Я приготовила чили. Если постараешься, то можешь еще успеть.

После обеда Валентина пошла в кабинет распеваться, а Наталия, убрав со стола, попросила Логинова «абстрагироваться»:

– Забудь, пожалуйста, о том, что ты только что поел. Это крайне важно. Мне надо показать тебе одну штуку. Надеюсь, что тебя не стошнит.

– Наташа, брось ты свои приколы. Давай лучше поспим с полчасика, у меня сегодня бешеный день.

– Ты готов?

Он понял, что она не шутит:

– Готов. Показывай.

Она достала из морозильной камеры сверток и почувствовала, что ее сейчас стошнит. Сколько она ни работала над собой, сколько ни внушала себе чувство, противоположное отвращению, ей все равно стало плохо…