Репортажи с переднего края. Записки итальянского военного корреспондента о событиях на Восточном фронте. 1941–1943 - Курцио Малапарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слева, как только я зашел на передний двор, я увидел здание коровника. Я заглянул внутрь. Перед корытом с сеном стояла корова. Она смотрела на меня, меланхолично пережевывая жвачку. Коровник был в беспорядке: на полу рассыпано сено, валяются вилы, перевернутые ведра. Я вышел наружу и оказался лицом к лицу со стариком, с которым столкнулся здесь с самого начала. На краю двора мужчина и девушка запрягали в меленькую телегу пару худых косматых лошадок. Мужчине примерно сорок лет, его движения медлительны. Лицо девушки серьезно, на нем были видны воля и ум; она двигалась порывисто, можно сказать, почти сердито. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть на меня. В дверях дома появилась женщина. Ее волосы растрепались, лицо в грязи, глаза покраснели и опухли. Несколько секунд она внимательно смотрела на меня, затем развернулась и закрыла за собой дверь.
Я спросил у старика, где хранится сено.
– Здесь, – ответил он. – Только больше его не осталось.
– У вас не осталось сена? Совсем?
– Нет, господин.
На самом деле он не говорил «Нет, господин». Он сказал «Нет, товарищ». Но тут же добавил на румынском: «No, domnule». Потом он пробормотал несколько слов по-немецки, но я не сумел их понять.
– Сено забрали русские солдаты, – пояснил старик.
– Здесь была кавалерия большевиков?
– Не здесь. Они находились в Нове-Кетрушике. Им надо было кормить много лошадей. Они побывали на каждой окрестной ферме на километры вокруг и забрали все сено, которое сумели найти, в том числе и наше.
– Они заплатили вам за него?
– Конечно.
– Они дали вам долговую расписку или платили деньгами?
– Мне дали расписку.
– Как вы получите за нее деньги?
– Мне нужно будет проехать с ней в сельскохозяйственный центр в Шофронканы.
– Сейчас в Шофронканах немцы. Коммунисты оттуда ушли. Вы не знали об этом?
– Знал. Но ведь центр не закрылся?
– Старый центр был закрыт. Но скоро мы откроем свой вместо него.
– Тот же центр?
– Нет, не тот же. Другой.
Старик посмотрел на меня и проговорил по-русски: «Да, да, понимаю». И потом добавил ту же фразу по-румынски. Было видно, что он думает, что он изо всех сил пытается понять. Но вряд ли он думал о той долговой расписке, за которую не сможет получить денег. У меня создалось впечатление, что он думает о чем-то другом, о чем-то менее определенном, но для него более важном, более срочном. Около конюшни располагался большой амбар, что-то вроде зернохранилища. Почти весь амбар был занят запасами небольшого круглого по форме зерна темно-серого цвета.
Я спросил старика, как называются эти семена и для чего они используются. «Это масличные семена», – ответил тот. Наверное, это была соя. У одной из стен была сложена высокая стопка пустых мешков. А у стены напротив выстроились мешки, уже наполненные семенами. «Мы грузили зерно в мешки, – пояснил старик, – но нам пришлось прервать работу. Пришлось бежать, чтобы спасти жизнь».
Мы прошли через маленькую дверь в другой амбар, который был еще больше, чем предыдущий, забит, на этот раз сваленными в груду семенами подсолнечника.
– Должны ли вы были каждый год сдавать все эти семена государству? – спросил я у старика.
– Государству? Нет. Мы должны были везти их в центр.
– Это то же самое.
– Нет, не государству, мы отвозили семена в центр, – повторил старик.
– Вам платили за них?
– Конечно.
Старик добавил, что в этом году выдался прекрасный урожай масличных семян. Урожай пшеницы тоже обещает был обильным.
– Но теперь все пошло наперекосяк, – заявил он. – Теперь, когда началась война, – он сказал сначала по-русски «война», а потом добавил на румынском «rasboiu», – мы просто не знаем, что теперь будет. Для нас будет просто катастрофа, если мы не сможем продать урожай. Коммунисты обычно покупали у нас все, – заявил он в завершение.
– Вот увидите, вы и дальше сможете продавать свои продукты, – заверил я старика.
– Вы так думаете? Но кому?
– Вам придется возить семена и пшеницу в центр, и его сотрудники заплатят вам за это.
– В советский центр?
– Нет, в немецкий центр.
– Значит, у вас тоже есть центр закупок сельскохозяйственной продукции?
– Конечно.
Старик пристально посмотрел на меня. Он снова и снова вертел в руках свою шапку. Я видел, что ему хотелось спросить меня о чем-то, но он никак не может набраться смелости.
– Сколько у вас лошадей? – спросил я.
Он ответил, что до недавнего времени на ферме было целых пятнадцать лошадей.
– Большевики забрали самых лучших, – заявил он, – теперь осталось девять.
Мы со стариком прошли через двор и вошли в большую конюшню, где я увидел семь лошадей, которые ели сено из кормушек. В углу конюшни лежала охапка свежего корма – травы, зеленого овса и клевера. Лошади были худыми, низкорослыми, костлявыми, со впалыми боками. Я удивился, что при таком обилии корма все собранные здесь лошади оказались такими изможденными.
– Этот скот нехорош, – заявил старик.
Мы снова прошли через двор и зашли под навес, где хранилась сельскохозяйственная техника. Здесь было две молотилки, четыре или пять сенокосилок и трактор. Вдоль стены были расставлены многочисленные емкости с бензином, машинным маслом и керосином. Как мне показалось, молотилки находились в особенно плачевном состоянии.
– Эх, – пожаловался мне старик, – отремонтировать их или хотя бы добыть запчасти для двигателя было чертовски трудно. Нам приходилось ждать, пока не подвернется механик из какого-нибудь колхоза. В колхозе в Шофронканах нам никогда не позволяли завести собственного механика. Приходилось посылать либо в Кишинев, либо иногда в Балту. Когда я приезжал в Шофронканы, мне обычно говорили: «Завтра. Приезжай завтра». Вот оттого машины и превратились в хлам.
Он покачал головой и поскреб седую щетину у себя на подбородке.
– Это ваши машины? – спросил я у него.
– Молотилка принадлежит колхозу. Мы берем ее в аренду. Во время сбора урожая мы должны предоставлять ее и другим фермам. Остальные машины принадлежат ферме.
Мы осмотрели еще одну конюшню, еще амбары с масличными семенами, два огромных зернохранилища. Ферма оказалась довольно большой и, как мне показалось, была хорошо оснащена. Но я насчитал здесь всего три коровы. Это показалось мне слишком малым для такого процветающего хозяйства.
Среди строений фермы была и так называемая «усадьба», где в прошлом проживал владелец хозяйства. Она представляла собой низкое строение, с глинобитными стенами, покрытыми изнутри и снаружи толстым слоем извести. Перед фасадом располагалась веранда с балюстрадой небольших деревянных колонн. Дом окружал небольшой садик, сейчас сильно замусоренный каким-то дурно пахнущим хламом и гниющей соломой. Посреди этого мусора прокладывали себе дорогу несколько кур.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});