Статус: все сложно - Дарья Белова

Мила опустила глаза. Эти воспоминания тяжелые для нее. Думать о прошлом, о том, что было больно не только мне, но и ей.

Закусила нижнюю губы, не думая о том, что это может казаться провокацией. Шумный вздох, еще один. Ощущение, что она собирается с силами все рассказать. Или с мыслями, что никак не поддаются и не формируются в связную и логичную речь. Мы банально молчим. Ждем друг от друга каких-то слов, каких-то ответов.

– Пошли, – протягиваю ей свою руку. Мила уставилась на нее, а глаза бегают то на меня, на протянутую ладонь.

Ее кожа прохладная, но все такая же нежная. Раньше она касалась меня, выводила узоры на моей груди. Потом смеялась, долго, заливисто, потому что вспоминала какой-то случай. Я слушал ее, но не вникал в историю. Я наслаждался ее голосом.

Сейчас он другой. Пропали наивные нотки, нет тех донимающих меня и выводящих из себя правильных построений предложений. Но появилась язвительность, сарказм. Голос стал чуть ниже, чем был, но отдается сладким эхом.

– Ты завис, Навицкий? – Мила щелкает передо мной пальцами. Я словно вошел в транс, вспоминая о том, что было. А потом…

– А давай сыграем?

– Ты в своем уме, Навицкий? Мы уже не дети, давно не дети. И не друзья, смею напомнить.

– Та псевдорегистраторша сказала, что на развод потребуется недели две, если никто из супругов не против. А если против, то три месяца.

– Ты на что намекаешь? – в голосе стальные нотки. Их тоже раньше никогда не было.

– “Правда или действие”. Мы задаем друг другу вопросы, которые мучают. И не говори, что таких нет. Не ври мне, Мила, – жестко отвечаю, – Если не отвечаем, то выполняем действие.

– Если я не соглашусь?

– Будем ждать три месяца. Я, видите ли, стал против развода. Как я могу отпустить такую замечательную жену, а?

– Хм… интересно. Шантаж становится привычном делом для наших семей, да, Навицкий?

– Яблоко от яблони… Правильно сказал? – шутливый тон, в котором нет ни капли шутки. Только глупое и противное отчаяние. – Ты же хочешь поскорее от меня избавиться? Он ненавистной тебе обузы, именуемое мужем. Кстати, моя идея с шоколадом еще в силе.

– Ты… придурок, Навицкий! Самый настоящий придурок! – Мила вырывает свою руку, которую я держал в своей. Она согрелась от тепла моей ладони. И выпускать ее мне не хотелось.

Апраксина быстро пошла в сторону выхода, стуча каблуками, забивая гвозди в моей голове. Боль вернулась, словно и не проходила. Давит, вколачивается, расщепляет на две составляющие.

Иду следом, потирая виски в надежде, что это утихомирит боль. Мила обхватила себя руками. Тростинка с отменной задницей.

– Да стой ты, Апраксина!

– Что тебе?

Очки опустила на глаза. Что теперь плещется там, не могу знать. Хочется поднять их, взглянуть в ее темноту.

– Ты же хочешь узнать у меня что-то? Спросить? Сознайся уже, Мила!

– Хочу. – Смотрит в сторону, словно ищет поддержки у кого-то.

– Соглашайся. Будет интересно. Две недели? Или три месяца?

– Пять.

– Что пять?

– Пять вопросов.

Она подходит ближе. Теперь чувствую шоколад. Он приглушен и смазан дурацкими духами. А еще губы. Они очень близко. Так близко, что еще чуть-чуть и – поцелуй. А ее кто-нибудь целовал за это время?

– Идет. Пять вопросов. Две недели.

Она наконец подняла свои очки. Ее глаза покрылись прозрачной пеленой из слез, что вот-вот – и начнут литься. Ненавижу женские слезы. Это слабость, которой они умело пользуются. Но почему-то сейчас чувствую свою вину.

– Ненавижу тебя, Глеб Навицкий!

Отходит к своей машине быстро. Заводит двигатель и резко стартует с места.

 Глава 10

Глеб.

Я еще как дебил стоял на крыльце ЗАГСа и пялился туда, где несколько минут назад была ее машина. Если присмотреться, то можно увидеть следы от покрышек. А раньше они ее пугали.

Медленно подхожу к своему Поршу, сажусь. Прикрываю глаза. Головная боль не отступает, а накатывает с новой силой. Мне будто дали небольшую передышку, чтобы я смог побыть с Милой. И снова она – сильная боль, когда невозможно даже посмотреть в сторону.

Я снова в той машине, а впереди синий Ягуар и ярко-рыжая МакЛарен. Два соперника, два хищника. Наблюдаю со стороны, как зритель. Долбанный зритель, который ничего не сделал, чтобы предотвратить аварию. Я мог. МОГ! Огонь окутывает своими языками сначала капот машины, потом движется на кузов и вспыхивает за секунду. Взрыв. Треск. И горький запах воспоминаний.

Я открываю глаза и всматриваюсь вдаль. Считаю до десяти. Мила как-то говорила про этот счет. Как ни странно, но помогает. Дыхание тоже пытаюсь восстановить, оно сбилось и стало частым, что сердце может выпрыгнуть из груди, сдавливает грудную клетку, и я невольно потираю ее, мысленно прося оставить все на своих местах.

Эти картинки, которые проносятся передо мной быстрым потоком, возвращаются ко мне при любой головной боли. Раньше они были частыми. Просыпаешься ночью, а видишь этот огонь перед глазами. Ты все еще там, на той трассе. И убежать нельзя, и помочь нельзя. Уже. Со временем приступы стали реже. Было время, когда я забыл даже про них. Нет, не воспоминания, а жуткие картинки аварии и головную боль, что была предвестником. И вот снова…

Еду до ближайшей аптеки за таблетками и бутылкой воды. Прошу сразу два блистера.

– Вообще, они по рецепту, – голос провизора милый. Девчонка, скорее всего студентка какого-то медицинского ВУЗа.

– Понимаю. Дома оставил, – выдавливаю чарующую улыбку. Готов уже на все, лишь бы получить дозу.

Она долго всматривается в меня. Пытается что-то понять. На моем лице вся скорбь. И среди всего этого великолепия она видит отголоски той нестерпимой боли, что девчонка сжалилась и пробила мне два блистера моего спасения.

Выпиваю залпом сразу две таблетки и устало бреду к машине. Криво припаркованной. Даже забыл на сигналку поставить.

Телефон в машине, тоже про него забыл. Когда так болит голова, ты не можешь ни о чем другом думать, только о тех спасительных таблетках. Чтобы те воспоминания и страшные картинки остались в прошлом. И никогда больше не тревожили.

Набираю Лиле, как и обещал. Трубку берет не сразу. Но все равно рада меня слышать. Странно, что раньше мы не общались, даже не помнил ее голоса. А когда все случилось… Я снова прикрываю глаза.

– Глеб? – на заднем фоне детский голос что-то хочет, зовет маму, чтобы та обратила не него свое внимание. – Тим, подожди, дядя Глеб звонит.

– Привет, – выдавливаю из себя слова, как те таблетки из блистера. –