Чёрный огонь Венисаны - Линор Горалик

– Вы… Э… Вы ресто майстера Лорио, торговца книгами из переулка Трех Влюбленных? – осторожно спрашивает она.

– Да, да, – шепчет ресто и снова кивает.

«Я сейчас и правда рехнусь, – с тоской думает Агата. – Он не Лорио. Он больше не торгует книгами. Его лавка переехала из переулка Трех Влюбленных. Что тут творится?»

«А вдруг он почему-то говорит тебе правду? – вдруг с усмешкой перебивает Агату ее внутренний голос. – Попробуй-ка, придумай, как его проверить!»

– Я когда-то попыталась купить у вас «Белую книгу недостоверных историй», такую роскошную, а моя мама сказала, что для этого нам придется продать дом, – говорит Агата. – Да?

– Да, да, – кивает маленький ресто и прикрывает белые глаза.

Агата говорит:

– Меня зовут Агата. Да?

– Да, да, – кивает маленький ресто.

И тогда Агата растерянно спрашивает:

– Разве ресто могут говорить правду?

– Лошадка, – шепчет ресто слепого Лорио. – Лошадка, и корзинка с фруктами, и навьюченный ослик, и лилия, и муриош с переплетенными рогами, и снежинка, и саночки…

– Амулеты? – изумленно говорит Агата и сует руку в карман. Она и думать забыла про амулеты.

– Амулеты, – шепчет ресто, – амулеты. Мы всегда говорим правду человеку, у которого есть амулет святого Торсона.

Агата сжимает кучку крошечных амулетов в кулаке. Двести семьдесят две фигурки, всего двести семьдесят две. Но… «Нет-нет-нет, – говорит себе Агата раздраженно, – здешние дела – не мои дела. Мне нужно просто выбраться отсюда, мне надо думать о маме и папе, мне надо попасть на пятый этаж, мне надо в город Азувим, мне нужен зверь левитан, мне нет дела до… до…»

– Значит так, – говорит Агата и осторожно берет ресто за хрупкое зеленое крыло. – Вы ведь монах святого Торсона, правда, майстер Лорио?

Ресто опускает крошечную голову.

– Да, да, – тихо шепчет он.

– Тогда у меня к вам очень-очень много вопросов, – твердо говорит Агата.

Документ одиннадцатый,

совершенно подлинный, ибо он заверен смиренным братом Ги, ночным чтецом ордена святого Торсона, в угоду Старшему судье. Да узрит святой Торсон наши честные дела.

Агата не успевает толком объяснить сестре Марии ничего, совсем ничего, потому что когда они со слепым ресто заканчивают разговаривать, уже совсем утро, и сердце у Агаты колотится, и счет идет на минуты. Она просто стягивает у Марии с шеи зеленый шарф и ссыпает в него все амулеты – все, кроме одного, крошечного морского кабанчика, так похожего на кабанчиков из ее ночного фонаря в детской. Мария смотрит на Агату огромными удивленными глазами.

– Раздайте всем, – поспешно шепчет Агата. – Раздайте всем – и ресто будут говорить правду, и давайте всем, кто будет приходить сюда, только, ради бога, монахи не должны знать, понимаете?

Мария медленно кивает – видно, что она пока не понимает ничего, но Агате не до нее; она сует Марии в руки полный амулетов шарф и резко оборачивается: страшно скрипят входные камни, раздвигается стена. Входят монахи с алебардами, а за ними идет брат Ги – маленький, низенький, едва не наступающий на подол собственного платья.

В Библиотеке повисает тишина, и, пока брат Ги молча молится, опустив голову, ничто не нарушает этой тишины, только там, среди серых стеллажей, тихо бормочет и всхлипывает кто-то из алых братьев – наверное, несчастный брат Кассо, вечно беседующий с ресто своих сестры и брата, погибших во время Восстания Воров. Брат Михаил рассказал Агате, что брат Кассо отказался в тот день пойти с ними штурмовать Худые ворота, а теперь не может себя простить.

– Доброе утро, зеленые братья, доброе утро, сестры! – говорит наконец черный брат Ги. – Да узрит святой Торсон ваши честные дела и да ниспошлет вам исцеление!

Стоящие рядом с Агатой сестра Мария, и сестра Оттавия, и брат Мелий нехотя откликаются:

– Да узрит святой Торсон наши честные дела! – и на этот раз вместе с ними твердо откликается Агата.

– Я пришел задать вам Главный Вопрос, – говорит черный брат Ги. – Готов ли кто-нибудь сегодня покаяться в своих ложных измышлениях и предстать за них перед Высоким судом? Помните – это ваш шанс очиститься и выйти за эти стены.

– Шанс проснуться из одного кошмара в другой, – очень тихо говорит брат Мелий, но Агате сейчас не до него. Ей страшно, ей очень-очень страшно, она так сжимает в кулаке морского кабанчика, что маленькая петелька больно врезается в кожу. «Страх мой подобен утопшей луне…»

– Мне горько видеть, как вы упорствуете в своих заблуждениях, – печально говорит брат Ги. – Неужели никто из вас не понимает, что рано или поздно…

– Я, – говорит Агата.

– …что рано или поздно… Что? – изумленно спрашивает брат Ги, повернувшись к Агате.

– Я готова признаться в своих заблуждениях, – говорит Агата хрипло.

Мария хватает ее за руку, но Агата вырывается и начинает проталкиваться вперед.

Брат Ги на секунду прикрывает глаза.

– Маленькая сестра Агата, – говорит он, – ты будешь примером всем этим взрослым людям. Повторяй за мной, и пусть они знают, что такое настоящее раскаяние. «Я признаюсь в том, что…»

– Не надо, – резко говорит Агата, – я сама. – И, набрав воздуха в грудь, выпаливает, глядя поверх голов: – Я признаюсь в том, что я лгала, будто существуют иные двери из Венисальта в Венискайл, кроме Худых ворот. Я лгала, будто попала сюда через такую дверь. Мне было стыдно признаться, что я была попрошайкой и попалась, хорошие попрошайки не попадаются. Меня сдал Микко из банды Большого Ворона, орудующей на пья’Стефано, и если кто увидит эту скотину Микко здесь, в Венисальте, – плюньте ему в глаза. Уж рано-то или поздно он тоже попадется, я знаю.

Дерзко и вызывающе Агата смотрит в глаза брату Ги – так, по ее мнению, и должна смотреть маленькая уличная попрошайка, всего навидавшаяся в жизни, – но сердце ее от страха стоит где-то в горле, а живот сводит так, что Агату того и гляди стошнит. Вот сейчас брат Ги раскусит ее, вот сейчас, вот сейчас…

– Ты, наверное, уже как следует выучила Торсонову молитву, Агата? – вдруг говорит брат Ги.

Еще бы не выучить то, что переписываешь каждый день! Агата честно кивает, и брат Ги говорит, обводя всех присутствующих рукой:

– Помолись со мной, Агата, – помолитесь и вы все, братья и сестры, чтобы наша маленькая сестра Агата смогла полностью раскрыть свое сердце перед Высоким судом и окончательно исцелиться после Честного приговора. – И с этими словами брат Ги опускает голову на грудь.

Торсонова молитва – одна из самых странных молитв, которые доводилось слышать Агате: в ней нет ни слова про блаженные реестры, печати и высшие канцелярии, она совсем короткая, но Агата поневоле дивится ее простой и печальной красоте. Торсон, ее Торсон, никогда на памяти Агаты не молился своему святому, но каждый раз, когда вечером здесь, в Библиотеке, Агате приходилось переписывать Торсонову молитву на голубую бумажку, она сглатывала ком в горле,