Пещера - Валерий Бардаш

– А помнишь эти два дня на полке?

Мысли читает.

– А почему ты вспомнил?

– До сих пор не понимаю, как мы тогда не загнулись. Из-за тебя.

– Из-за меня?

– В тебе было какое-то спокойствие. Оно меня и поддерживало. Как будто в любую минуту можем слезть с этой полки и пойти в баню погреться. Очень я тебя за это уважал тогда. Без тебя пропал бы.

– Я чуть свои ноги не потерял.

– И я о том же. Хорошие были времена.

По дороге домой после пивного бара, разбрасывая в стороны листву под ногами, Дмитрий вдыхал воздух родного города. Через пару недель опять потянет отсюда. Обрываются старые нити, новых не прибавляется. Павла уже не перетащить на свою сторону. Разошлись. Почему я не решился? Чуть не погубил обоих. Пещера была рядом. Почему не сказал? Сейчас были бы вместе. Кто знает? Ты и сам не знаешь. Знаю. Саше нужно передать. Нельзя всем открывать. Загубят. Павлу можно было. Не сказал. Теперь уже поздно. Не поднимется. Сашу нужно готовить. Захочет ли? Неразговорчивый. А там и не надо. Там не нужно много слов. Только необходимые. Никто не обматерит так, как Павел. Сердито и беззлобно. От души. Не дойдет, не захочет. А что, если сказать?

Заканчивался воскресный день. В некоторых окнах зажгли свет. С востока надвигались темные тучи, загудел далекий поезд. Одно одиночество порождает другое. Ехал домой Павел, обращенный мыслями туда, куда его друг еще не заглядывал. Подходил к своему дому Дмитрий с мыслями там, куда Павлу уже никогда не ступить. Виновата ли в этом пещера?

Выйдя из дверей клиники, Павел остановился и посмотрел на серое небо. Какое-то время его глаза смотрели вдаль не видя. Затем сознание вернулось из глубин. Холодный северо-западный ветер. Несет в город первый снег? Первый уже был. Ранний снег. Пойти на работу? Там удивятся. Дома удивятся не меньше. Дома никого нет, удивляться будет некому. Может, поэтому идти туда не хочется. Одиннадцать часов. К обеду успею. Он пошел в сторону остановки. Тридцать процентов. Серьезные слова. Сердце стучало гулко и испуганно, в голове медленно оседало спокойствие пустоты. Неожиданно для себя он сел на скамейку и почувствовал ее холод сквозь брюки. Недовольство кожи, мышц. Недовольство беспокоящегося за себя тела. Где же ты раньше было?

«К сожалению, растет практически без симптомов». На улице почти не было людей. Неприятный день, предвестник зимы.

Он осмотрел окружающий мир. Голые деревья, холодный ветер, закрытое тучами солнце, грязный тротуар, свежий воздух. И представил этот мир без него. Так же проедет мимо трамвай, сильно дымящий грузовик. Пройдет мимо школьник с сумкой. Хватит ли у меня сил? Единственный способ побороть смерть – это не бояться ее. Твои слова. Не бояться смерти.

«Статистика не очень обнадеживающая, но я рекомендую немедленную операцию. У нас накопился большой опыт. Люди живут по несколько лет».

Много раз повторяемые слова, сочувствие. Еще несколько месяцев. Лет? Есть шанс. Всегда есть шанс. Как сказать Марии? Испугается. За обоих. Цепляющийся за жизнь. Обман, самообман. Зачем? Всегда есть шанс. Нужно верить. Не могу я верить, не знаю как. Подскажите как. Мне придется не принять и победить. Проиграв. Без страха. А если есть шанс? Нет никакого шанса. Ослабит, надломит, превратит в совсем другого человека. Получеловека, и потом все равно убьет. Чем ты лучше других, сильней или слабей? Страх. Для того чтобы принять, нужно больше мужества. Дойти до самого конца, до природного конца, перетерпеть, раствориться и сгинуть. Чтобы знать, что не упустил свой шанс. Нет во мне такой веры. Такой силы. Сломаюсь, исчезну раньше своего тела. Природа поможет, задурманит, обманет.

Слова говорят обнадеживающие. В глазах сочувствие, но мало надежды. Не было в них надежды. Каково им приносить людям такие новости? Привыкают.

Он вдруг задрожал. Холодно. Он сдвинул коленки вместе, поправил куртку, но не поднялся. Холодный ветер обдувал его деревенеющее тело. Над пустынной улицей сгустились серые сердитые тучи, сильный ветер раздувал осеннюю пыль. Никого. Есть ли еще кто-нибудь в этом мире? Проехал трамвай. Никого не видно сквозь запыленные окна. Кажется, мой. Он встал и направился к остановке. Домой, к чашке горячего чая.

В трамвае было почти так же холодно. Окна еще не закрыли. Вчера какой был хороший день. Он сжался в комок на жестком сиденье, не желая отдавать ни крупицы своего тепла. Свершилось. Голова ударялась лбом о стекло в унисон с раскачивающимся трамваем. Он ухватился руками за ручку сиденья во время резкого поворота. Вырулили на большую улицу. Есть еще люди. Он согрелся и почувствовал расслабление. Со вчерашнего дня в напряжении. Со звонка доктора. Просто так доктора не звонят. А как им еще это делать? Рутина, рабочий день. Нет, это тоже для них событие. Другой значимости. Моя остановка. Домой.

Он в нерешительности держал руку на выключателе. Серый свет не радовал, но он не был уверен, что хочет дешевого оптимизма искусственного света. Прямых бы лучей солнца. Куда там. Он закрыл все окна. Стало тихо. Он не спеша переоделся и пошел на кухню, поставил на плитку чайник с водой и некоторое время держал руки на его быстро нагревающихся боках. Тепло.

Вчерашнего его больше нет, и это хорошо. Сегодня он не просто старше на один день. Спасибо, природа. Мысль о смерти показала себя и стала располагаться поудобнее. Всегда была здесь, только вышла из темного уголка и разместилась на виду. Вместе с другими мыслями. Я ничем не хуже. Я ведь только мысль, безвредное течение сигналов, скажите мне – и я уйду. Но что от этого изменится? Я, право, ничуть не хуже других, таких же глупых. Просто не обращайте на меня внимания.

Он чувствовал усталость. Нужно будет уйти из дома, перед тем как Мария придет. Может, просто придумать что-нибудь? Куда я пойду. К Диме? Нет, не сегодня. Он взял в руки свой любимый кухонный нож. Опасная штука. Тебе, конечно же, скучно на кухне. В умелые руки. Защищать, устрашать. Ты можешь жить вечно. До тех пор пока земля не расплавится или не разлетится на атомы. Почему я не острый добротный нож?

Нужно убедиться наверняка. Показаться другому врачу. В таком деле не должно быть ошибки. Если воткну в дверь, то выдержу все. Давно хотел. Павел взял нож за лезвие. Ручка тяжеловата. Он развернулся лицом к кухонной двери, поднял руку с ножом, сделал несколько пробных движений и бросил. Нож вошел в дерево. Немного косо, но глубоко и надежно.

Поглядывая на нож, он стал пить чай. Горячая жидкость проходила внутрь. Что сказать жене? Вот она – слабая точка. Переживет. Скажу, что голова разболелась. Пришла жалость. Глаза увлажнились. Только не это, только не беспомощность. И никак не слезы. Жалость одолевала его. Он поддавался ей без серьезного сопротивления, поглядывая на стрелки часов. На кухне становилось темней и темнее. На улице утих ветер. Город находился в ожидании. Будет снег или не будет?

Врать не пришлось. Мария пришла поздно, после того как он поужинал. Они сели пить чай. Павел не удивился, что она не заметила в нем ничего необычного. Он прислушивался к ее неторопливой речи, не зная, что чувствовать кроме усталости. Ночью к нему пришло много снов. Он не смог запомнить ни одного из них, только лишь принесенное ими настроение тяжелой грусти.

Дмитрий все собирался со словами, но Павлу это нисколько не мешало. Ему было легко. Ни жалости, ни вины. Выбирай себе друзей из тех, с кем не трудно промолчать до скончания века. Они с Дмитрием всегда умели это делать хорошо.

– Ну, что теперь будешь делать?

Вопрос не требовал ответа.

– Второй врач подтвердил?

– Завтра пойду на анализы. Не очень хочется опять через это проходить. Да что они скажут? Не ошиблись. “Можете обратиться к другому врачу. Только не откладывайте. Если операция пройдет хорошо, есть шансы прожить еще несколько лет”.

– Хочешь, я с тобой пойду?

– Что я, маленький мальчик? Справлюсь.

Дмитрий осмотрел своего друга.

– Выглядишь нормально. Нужно убедиться, что нет ошибки. Как все началось?

– Заболело.

– Где?

– Ты что, врач? Там же.

– Супруга знает?

– Нет еще.

– Нужно сказать.

– Знаю. Хочу решить сначала для себя.

– Что решить?

Павел посмотрел Дмитрию в глаза. Понимающие, спокойные глаза. Какие ему нужны были больше всего.

– Сам знаешь что.

Дмитрий вздохнул и сказал то, чему не верил: ведь могут и вылечить.

– Не знаю. Про то, чтобы совсем вылечить, никто не говорит. Один, полтора года жизни обещают. Да и то неуверенно. Поздно, говорят.

– Полтора тоже немало. Ну, что ты задумал?

– Отправиться на гору и не вернуться.

Между ними случались такого сорта разговоры. О том, чтобы умереть достойно, как человек, а не как жалкая тень, раздавленная и обреченная. Обреченность – против нее восставал их дух. Когда он еще был молодой и гордый. Когда он верил в свою силу.

– С этим можно не спешить. Зачем спешка? Сходи к другому врачу.

– Оперироваться нужно срочно. Сделаюсь инвалидом, навсегда. Потом не выберусь из кровати. Никогда уже.