Не отворачивайся - Линвуд Баркли

На веранду вышла Айрин Бертрам с подносом, на котором стояла бутылка колы, бокал и блюдце с куском пирога. Рядом шарик мороженого размером с бейсбольный. Эрни посмотрел на жену:

— Представляешь, Джан пропала.

— Как пропала? — спросила Айрин, опускаясь в кресло.

— Поехала с семьей в новый парк с аттракционами и исчезла. — Эрни взглянул на Дакуэрта. — Может, она упала с американских горок?

— Вряд ли, — ответил детектив, откусывая кусочек пирога. — Не могли бы вы описать, какой была миссис Харвуд в последние недели?

— А чего тут описывать? — проговорил Эрни Бертрам, отхлебывая из бутылки пива. — Как обычно.

— Она не показалась вам странной? Подавленной, озабоченной?

Бертрам глотнул еще пива.

— Нет. Но я, знаете ли, постоянно в разъездах, в офисе бываю не часто. Девушки могли бы заниматься там чем угодно, хоть проституцией. Принимали бы клиентов, а я бы ничего не знал.

— Эрни! — укоризненно воскликнула Айрин.

— Шучу. — Он улыбнулся. — У меня работают чудесные девушки.

— Но если бы Джан Харвуд пребывала в последнее время в депрессии, вы бы, наверное, заметили? — спросил Дакуэрт, отправляя в рот очередную порцию пирога.

— Разумеется. — Эрни глотнул пива. — Если кто у нас в офисе и пребывал в депрессии, так Лианн. И это началось не в последнее время, а пять лет назад, когда она только начала работать.

— А миссис Харвуд?

Эрни Бертрам задумался.

— Знаете, я вспоминаю: она действительно в последнее время была какая-то возбужденная.

— То есть?

— Ну взволнованная чем-то. Может, мне это показалось?

Дакуэрт внимательно посмотрел на него.

— Поясните, пожалуйста.

— Когда она в последнее время обращалась ко мне насчет отгулов, складывалось впечатление, будто ее ожидает впереди что-то хорошее. Но это была не депрессия, ни в коем случае, а скорее радостное возбуждение.

— Эрни хорошо разбирается в людях, — заметила Айрин. — До того как стать владельцем фирмы, он сам ходил по домам устанавливать и ремонтировать кондиционеры и печи. Повидал всяких.

— И сколько раз она брала отгулы в последнее время? — спросил Дакуэрт.

— Дайте подумать… Лианн… эта другая девушка, она…

— Зачем ты их называешь девушками, Эрни? — поморщилась Айрин. — Они женщины. Неужели не понимаешь разницы?

— Да понимаю, понимаю, — пробурчал тот. — Я хочу сказать, что Лианн, наверное, точно знает, сколько Джан брала отгулов. Я помню, что на этой неделе, кроме вчерашней пятницы, был еще один день, и на прошлой неделе пара.

Дакуэрт сделал в блокноте пометку и произнес:

— А теперь постарайтесь вспомнить, в чем конкретно выражалось ее возбуждение.

— Ну например, когда человек — в данном случае она — собирается в какую-то приятную поездку. Джан даже на это намекала.

Детектив насторожился.

— На что?

— На поездку в пятницу, то есть вчера. Сказала, что они отправятся на природу.

— Вы уверены, что речь шла не о поездке в парк «Пять вершин»?

— Нет. — Эрни покачал головой. — Она сказала, что Дэвид повезет ее куда-то в пятницу и что он напускает таинственность. Мол, наверное, хочет устроить ей сюрприз.

Дакуэрт сделал пару заметок в блокноте и убрал его в пиджак. Он собрался уходить, когда в доме зазвонил телефон.

— Дэвид, наверное, переживает, — вздохнул Эрни.

Дакуэрт кивнул:

— Конечно.

— Я надеюсь, вы ее скоро найдете.

В дверях появилась Айрин.

— Звонит Лайал.

— И что?

— Спрашивает насчет Лианн. Говорит, что не видел ее со вчерашнего дня.

Дакуэрт вздрогнул.

— Лианн Ковальски?

Эрни взял трубку.

— В чем дело, Лайал? — Он послушал несколько секунд, затем ответил: — Нет, я не знаю… да, да, согласен, так долго покупки не делают даже женщины. А ты слышал насчет Джан? Здесь полицейский…

— Можно я поговорю с ним? — сказал Дакуэрт. Эрни передал ему трубку. — Мистер Ковальски, это детектив Барри Дакуэрт из полицейского управления Промис-Фоллз. Что с вашей женой?

— Ее нет дома.

— Когда она должна была прийти?

— Много часов назад. Поехала за покупками и пропала. По субботам она всегда посещает торговый центр, а затем супермаркет.

— Она не могла поехать вместе с Джан Харвуд?

— Нет, исключено. Лианн всегда ездит одна. Передайте трубку Эрни. Может, он ее вызвал на работу?

— Нет, мистер Бертрам вашу жену не вызывал.

— А что с Джан? Ее муж звонил недавно, искал ее.

Дакуэрт достал блокнот.

— Мистер Ковальски, продиктуйте, пожалуйста, ваш адрес.

Глава тринадцатая

Наши отношения с Джан были вполне искренними, но одно событие я от нее все же утаил. Разумеется, это не касалось моих отношений с кем-то на стороне. У меня даже в мыслях подобного не было. Но все равно: если бы Джан узнала об этом, то разозлилась бы. Так что я правильно сделал, что не сообщил ей о своей поездке год назад к дому, где она родилась. От Промис-Фоллз туда примерно три часа езды. Адрес: Рочестер, Линкольн-авеню. Небольшой двухэтажный домик, довольно запущенный. Белая краска на стенах во многих местах облупилась, ставни на окнах покривились. Старая входная дверь, каминная труба. Дом, несомненно, требовал ремонта, но все же жить в нем было можно.

Я ездил в Буффало брать интервью у члена городского совета относительно целесообразности чрезмерного внедрения «лежачих полицейских» с целью упорядочить движение транспорта в городе и на обратном пути неожиданно решил свернуть в Рочестер. Впрочем, слово «неожиданно» тут не годится, потому что, еще находясь в Буффало, я знал, что заеду в Рочестер.

А началось все с того, что у нас в ванной комнате потекла труба, прикрепленная к раковине. Пришлось мне в тот день отпроситься с работы и позвонить отцу. Я всегда так делал, когда в доме требовалось что-нибудь починить. Он явился через полчаса с набором инструментов и с небольшим газосварочным аппаратом.

— Самое главное — найти место протечки, — сказал отец.

Сложность состояла в том, что водопроводные трубы в моем доме были скрыты в стенах. Однако для отца непреодолимых препятствий не существовало. Во всяком случае, в данной сфере. Вскоре он определил, где течет труба. Нужно было ломать стену, и, чтобы ему помочь, я зашел с другой стороны.

Там оказался встроенный шкаф. Я принялся отодвигать вещи от стены и заметил, что плинтус прибит неплотно, а под ним что-то виднеется. Это был плотный конверт, содержащий лист бумаги и ключ. Конверт заклеен не был. Я вытащил его. Изучил ключ и вернул обратно, а лист бумаги развернул.

Это было свидетельство о рождении Джан с подробностями ее происхождения, которыми она никогда со мной не делилась. Единственное, что мне было известно, — это ее девичья фамилия: Ричлер. О том, кто ее родители, чем занимаются, где живут, она решительно отказывалась говорить. Мне неизвестны были даже их имена. Теперь я это узнал. Ее мать звали Греттен, а отца Хорас. Родилась она в Рочестере, в больнице общины Монро. Там же был указан их адрес на Линкольн-авеню.

Запомнить эти сведения было несложно. Я положил свидетельство в конверт и снова вытащил ключ. Он был какой-то странный, непохожий на ключ от дома. Долго размышлять времени не было, я засунул конверт обратно и прибил плинтус.

Отец тем временем уже добрался до трубы и устранил протечку. Ему пришлось спуститься в подвал и перекрыть вентиль. А потом открыть.

Перед поездкой в Буффало я посмотрел в Интернете список абонентов телефонной сети Рочестера. Там числились пять Ричлеров, и только один был X. Ричлер. Жил на Линкольн-авеню. Отсюда можно было сделать вывод, что по крайней мере один из родителей Джан до сих пор жив, а может, и оба.

Чтобы убедиться, я позвонил им со своего рабочего места в «Стандард». Ответила женщина: судя по голосу, немолодая, — скорее всего Греттен.

— Могу я попросить к телефону мистера Ричлера? — сказал я.

— Подождите, — ответила она.

В трубке раздался усталый мужской голос:

— Алло.

— Это Хэнк Ричлер?

— Нет. Это Хорас Ричлер.

— Извините, я ошибся номером.

Почему Джан упорно отказывалась рассказывать о своих родителях?

— Я не хочу о них вспоминать, — твердила она. — Не хочу их ни видеть, ни слышать.

Даже когда родился Итан, жена не стала сообщать родителям.

— Им на это наплевать.

— Может, появление внука изменит их отношение к тебе? — возразил я. — И они захотят помириться.

Она покачала головой.

— Я с ними не ссорилась, поэтому и мириться нечего. Давай больше не будем об этом говорить.

Почти за шесть лет совместной жизни мне удалось узнать, что ее отец жалкий подонок, а мать унылая, сильно пьющая женщина.

— Я у них всегда была во всем виновата, — сказала Джан в субботу вечером два года назад, когда Итан остался ночевать у моих родителей. Мы выпили три бутылки вина — редкий случай с учетом того, что Джан пила очень мало, — и она вдруг разоткровенничалась.