Осколки неба, или Подлинная история The Beatles - Юлий Буркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в тот же вечер в однокомнатной квартире-студии Стюарта на Гамбьер-террас, после ужина из рыбы и картошки, разложенных на газете, он взял ее на грязном матрасе, брошенном на пол среди банок с краской.
…Она любила Джона вместе со всеми его комплексами, вместе с его желанием перещеголять всех, всегда и во всем.
Я скромный, скромный, скромный,Застенчивый насквозь,Я словно пес бездомный,Что вынь, отрежь и брось.
Такой я от макушкиИ аж до самых пят.В округе все подружкиОб этом говорят…
Это был ее любимый и очень показательный стишок Джона. И она не сердилась на него даже тогда, когда он, выскочив из постели в самый ответственный момент, хватал гитару и принимался набрасывать новую мелодию. Не раньше и не позже.
Иногда он бывал нежным и послушным, как ребенок. И тогда ему даже нравилось, если она тихонько журила его. Она словно восполняла дефицит материнской опеки, которой он недополучил в детстве…
Но иногда он являлся за полночь, а иногда и пьяный. И тогда он был ужасен. Тогда, если Синтия позволяла себе сделать ему хоть одно самое незначительное замечание, он взрывался потоком брани и, закончив чем-нибудь вроде – «Заткнись, дура!..», не разуваясь, заваливался спать.
После подобных выходок он не оправдывался и по утрам заявлял: «Я – музыкант. Меня не переделаешь. Я – или такой, или никакой. Выбирай…»
Синтия уже давно выбрала первое.
– Нельзя будет жить у тебя, – продолжал разговор Джон, – будем жить у меня.
– Не думаю, что твоя тетя очень обрадуется… – заметила Синтия.
С минуту они полежали молча. Вдруг Джон, мельком скользнув по ее лицу лукавыми взглядом, соскочил на пол:
– Мы спросим это у нее. И прямо сейчас. Одевайся!
– Что ты опять придумал, Джон? – испугалась Синтия. Ей вовсе не хотелось разборок с его тетушкой.
– Ничего особенного, – ответил он, натягивая штаны. – Я просто соскучился по тете. Если ты не хочешь, можешь, конечно, со мной и не ходить…
«Все ясно, – поняла Синтия его коварный замысел. – Зная мою стеснительность, он таким образом решил сейчас смыться от меня. А пойдет, конечно же, не домой, а к дружкам. И назад явится снова за полночь. И под мухой… Ну уж нет! Не тут-то было!»
– Что ж, – сказала она, энергично вскакивая с постели и застегивая бюстгальтер, – к тете так к тете! Ты столько мне о ней рассказывал, было бы свинством не познакомиться с ней. Все, – закончила она, натянув кофточку, – я готова.
Джон в недоумении уставился на подругу. Такой прыти он от нее не ожидал. Но делать было нечего, и они вдвоем отправились к тете Мими.
На улице было прохладно. Булыжную мостовую лакировал мелкий дождик, приклеивая к камням декоративные дубовые листья. Весь путь они прошли молча. Погода полностью соответствовала настроению Джона.
Живя у Синтии, он лишь несколько раз удосужился позвонить домой, чтобы сообщить о том, что он существует. После смерти мужа тетя стала еще более ревностно относиться к своим обязанностям воспитателя. И теперь Джон ожидал всего что угодно: скандала, слез, брани… Или самого страшного наказания его детства – полного пренебрежения…
– Мим, это – Синтия, – представил он, беспокойно теребя пуговицу рубахи. – Синтия, это тетя Мими. – Он сделал глубокий нервный вдох и приготовился.
Тетя Мими всплеснула руками и радостным криком воззвала к гостившей у нее соседке, миссис Фрос:
– Роберта! Роберта! Скорее сюда! Посмотри, кто к нам пришел! У нас в гостях – Синтия! Да, да, та самая, о которой Джон так много нам рассказывал! Ах, был бы жив Джордж, как бы он сегодня порадовался. – И тетя украдкой смахнула слезинку.
Синтия с благодарностью глянула на Джона. Она и не ожидала такого теплого приема. А у того просто отвисла челюсть. Ни разу, ни словом не обмолвился он тете о своей подруге…
Толстушка Роберта Фрос скатилась со второго этажа и с распростертыми объятиями двинулась к гостье.
Нитка лопнула, и пуговица, оторвавшись от рубахи Джона, упала на пол. Но ему было не до того.
«Это заговор! – понял он. – Заговор! Заговор!! Заговор!!»
Еще через несколько минут они вчетвером сидели за столом гостиной, пили чай, и представительницы женского пола вели между собой оживленнейшую беседу.
– А еще он очень легко простужается, – с озабоченной улыбкой ворковала тетя. – Стоит ему посидеть возле открытой форточки, пожалуйста: насморк на целый месяц! Я не успеваю стирать его носовые платки…
– Мим! – смущенно попытался осадить ее Джон.
– В чем дело, разлюбезный? – отозвалась тетя. – Ты хочешь, чтобы я рассказывала о тебе только милые сказочки? Ну уж нет. Синтия должна знать, что ее ожидает.
– Он такой талантливый! – заметила та, с любопытством разглядывала тетю.
– Возможно, дорогая, возможно. Если бы он всерьез занялся живописью и графикой, он, наверное, добился бы немалых успехов. В рекламе, например. Но в колледже жалуются, что он пропускает занятия, что он грубит учителям и не проявляет должного прилежания. Если дело так пойдет и дальше, из него ничего не получится. Он даже не сможет просто прокормить свою будущую семью… Может быть, ты, милочка, сумеешь повлиять на него положительно?
– Я постараюсь, – кивнула Синтия, но тетя Мими продолжала, не слушая ее: – А все этот ужасный рок-н-ролл! Он гремит на своей гитаре день и ночь! Разве от этого может быть хоть какой-то толк?
– О, тетя! – вскричал Джон страдальчески. – Ты ничего не понимаешь! А мы, между прочим, уже записали свою первую пластинку! И те, кто ее слушал, говорят, что это – шедевр!
– Пластинка – это кое-что, – одобрительно заметила миссис Фрос. – Мои девочки, например, очень любят пластинки. И какой у нее тираж? – Она задал этот вопрос из самых добрых побуждений…
– Маленький, – признался Джон.
– Ну, сколько? – не унималась та.
– Штук так… штук, примерно…
– Один экземпляр, – ответила за него Синтия, не скрывая сарказма.
Джон тихонько застонал и пнул подругу под столом.
Тетя Мими, которая в этот момент пошла на кухню за вареньем, замерла посередине гостиной с воздетым к небу пальцем и произнесла свое историческое пророчество:
– Гитара – это хорошо как хобби, Джон, но с ней ты на жизнь не заработаешь!
Вернувшись с вареньем, тетя продолжила:
– Когда ты, наконец, повзрослеешь? А ведь скоро тебе придется заботиться не только о себе! – Она многозначительно посмотрела на Синтию.
Раздался звонок в дверь, и Джон, обрадованный возможностью не отвечать, помчался в прихожую.
Это был Пол.
– Все идет как по маслу! – закричал он с порога.
Договорить ему Джон не дал. Схватив за руку, Джон потащил его наверх, в свою комнату, пихнул в кресло, а сам рухнул рядом – на диван с розовым кружевным покрывалом.
– Все идет как по маслу, – неуверенно повторил Пол, приглядываясь к другу. – Нашу пластинку слушал Ларри Парнс, и он пригласил нас в турне по Шотландии.
– О, Пол! – схватившись за голову, простонал Джон с таким видом, будто его прихватил приступ зубной боли. – До Шотландии ли мне сейчас? Меня хотят женить! Это заговор!
Пол взвился:
– Не сдавайся, Джон! – вскричал он в порыве негодования. – Ни за что! Если ты женишься, как же мы тогда поедем?
Мысль о том, что в Шотландию иногда ездят и женатые люди, как-то не приходила им в головы, и решение было однозначным: никаких браков! Долой ночной беспредел крибли-крабле-бумствующих Оле Лукойе!
У Джона моментально отлегло от сердца. В конце концов, насильно его никто не женит, Синтия не беременна, это он знал точно. Не хотелось, конечно, и обижать ее. Но он быстро согласился с одним из главных доводов Пола: «Если она тебя любит, Джон, она все поймет и будет ждать тебя сколько угодно… А если не любит, то зачем тебе все это надо?..»
Друзья легко переключились на более интересную для них тему.
– Правда, мы поедем не как самостоятельная команда, а будем аккомпанировать…
– Кому? – помрачнел Джон.
Пол опасливо покосился на него, но делать было нечего.
– Джонни Джентлу.
Под Ленноном как будто взорвалась пачка динамита.
– Что?! – завопил он, слетев с дивана, и лихорадочно забегал по комнате. – Этому придурку?! Да я пою в сто раз лучше него! – Он в грозной позе остановился перед Полом. – Ты с ума сошел!
– Да я-то здесь при чем? – стал оправдываться тот. – Ларри искал именно аккомпаниаторов на гастроли Джентла. Он устроил конкурс, и выиграла наша запись…
Эти слова бальзамом пролились на уязвленную душу Джона.
– А кого Ларри еще слушал? – спросил он, садясь на диван.
– «Дерри и сеньоров», «Рори Сторма и ураганов», «Касса и Казанов»… Он прослушивал их живьем, в «Голубом ангеле»[17].
– И выиграли мы?! – Глаза Джона округлились. Пол перечислял названия лучших ливерпульских групп.
– Выиграли! – подтвердил Пол гордо. Но против истины идти не смог и добавил: – Я согласился на оплату в два раза ниже остальных…