Убийство в Рабеншлюхт - Оксана Аболина

— Вы и вправду думаете, что господин Генрих убил лесника? — не вытерпел Иоганн.

Как ни странно, но учитель на его вопрос ответил. Хотя ведь зарекался не отвечать. Но то ли обещание отца Иеремии поговорить с племянником успокоило Рудольфа, то ли ему так нравилась своя версия, а, может, и то, и другое вместе, но он тут же отозвался:

— Ну а кто же еще? Я вот что тебе скажу: кузница у нас где?

— За деревней, — ответил Иоганн.

— А дом лесника?

— Ну, там… — Иоганн махнул рукой в сторону леса. — За болотом.

— А между ними что?

Иоганн пожал плечами. Лес, болота, дорога… Холмы всякие…

— Между ними колодец с привидениями Рэнгу! — торжественно заявил учитель. — Ровно посередине!

От неожиданности Иоганн даже рот открыл: а ведь действительно! А учитель уже обернулся к священнику.

— Все знают, что вы не верите в призраков, святой отец, — понизив голос, он заговорил горячо и убедительно. — Но подумайте сами — а что, если кузнец с лесничихой продали души дьяволу? Тогда это всё объясняет: и призрак, и смерть лесника и появление дьяволопоклонников, убийство — это была кровавая человеческая жертва, которую они принесли Люциферу. А чужаки и вовсе не люди. Слуги дьявола они, вылезли из преисподней, готовят свои черные дела. А мы живем себе и ни о чем таком не подозреваем.

Учитель заметил, что его речь произвела впечатление даже на отца Иеремию, не говоря уже об Иоганне, и заговорил еще более быстро и горячо. — По пророчествам, врага рода человеческого никто, когда он придет, не узнает, и будут ему поклоняться аки Господу Богу нашему Иисусу Христу.

Отец Иеремия взмахнул рукой, словно отгоняя какое-то видение, и только собрался что-то сказать, как Иоганн неожиданно выпалил:

— А еще они ворон убивают!

И торопливо заговорил, невольно попадая в тон учителю:

— Четырнадцать обезглавленных ворон за последнюю неделю. Я в лесу видел, все хотел выследить, кто их убивает. А последнюю вон там за забором нашел. Пятнадцатую. Это точно кровавые жертвы. Дядя Иеремия, вы мне сами рассказывали об языческих обычаях, жертвах. Ну, вот они, дьявольские жертвы. И знак. Вон там на заборе, гляньте, точно знак — ворона ножом вырезана. Я сначала не разобрался, а теперь понимаю: это знак дьявола. Тот, кто поклоняется дьяволу, у себя мертвую ворону на доме рисует, вот и дядя Генрих….

И тут Иоганн невольно осекся. Ну не мог он представить кузнеца Генриха поклоняющимся дьяволу. Чужаков мог. Феликса мог. Даже учителя вот и того мог, а кузнеца нет.

— Давайте не будем спешить с выводами, — голос отца Иеремии прозвучал тихо и успокаивающе. — Любое убийство дело рук диавола, но действует враг человеческий посредством людей, и методы для любого злодеяния у него вполне земные.

Отец Иеремия устал стоять и, оглянувшись по сторонам, заметил под навесом скамью. Молча кивнул учителю, приглашая направиться к ней, сделал несколько шагов по земле и внезапно остановился.

— Откуда здесь вода? — удивленно произнес он. — Ведь дождя не было.

Застывший было истуканом Иоганн обернулся и увидел, что отец Иеремия с неудовольствием осматривает свою промоченную обувь.

— Гиппократ наш бочку перевернул, — проворчал учитель. — Видите вон на углу? Ну вот… Налетел на нее неосторожно и перевернул.

Рудольф указал на большую деревянную бочку — двести литров входит, однажды похвастался Себастьян — уселся на скамью и закурил сигарету. Курил он много, и в отличие от деревенских, не простой табак, а настоящие городские сигареты, длинные и дорогие. Отец Иеремия неодобрительно посмотрел на учителя: курение священник не одобрял. Затем прошел мимо наковальни, едва взглянув на лежащий на ней топор с длинной ручкой — тот самый, которым убили Феликса, и остановился возле пустой бочки. Взялся рукой за край, покачал из стороны в сторону и обернулся к учителю.

— Но если она была полной, — задумчиво произнес он, — эдакую махину никак не опрокинешь неосторожным движением.

— Пьяный он был, — сообщил Рудольф. — Вы разве не заметили? Как ему вообще людей лечить разрешают? Споткнулся по пьяни — вон за тот корень, видите — попытался на ногах удержаться и с разбега налетел прямо на бочку. Она и опрокинулась. Вы бы хоть поговорили с ним, отец Иеремия! А то случись что, он с пьяных глаз такого налечит!

— Да-да, — кивнул головой священник. — Вы совершенно правы, Рудольф. Нужно обязательно поговорить с Филиппом, он в последнее время стал много пить. Кстати, хотел бы вас видеть на завтрашней службе в храме. Вы стали часто их пропускать.

Рудольф пробурчал что-то невнятное, а отец Иеремия оборотился к Иоганну.

— Мальчик мой, — сказал он. — Там в кузнице должны быть ведра, а за домом — ну, ты знаешь — колодец. Натаскай-ка воды в бочку.

— Воды? — невольно вырвалось у обескураженного Иоганна. — Зачем?!

— Неизвестно сколько еще продержат под замком Себастьяна, — вздохнул отец Иеремия. — Приедет Генрих, а воды в бочке нет. Нехорошо.

И посмотрев на кислую физиономию юноши, улыбнулся и добавил:

— Иди-иди, физический труд еще никому во вред не был.

11

Отец Иеремия задумался. Учитель был уроженцем Берлина, чем неописуемо гордился, и как только выпадал случай, старался об этом напомнить. Не то чтобы он слишком возносился, но всегда показывал свое превосходство. Однако Рудольф достаточно долго прожил в Рабеншлюхт и деревенские привыкли к его манерам, он стал для них почти что своим. Жители относились к нему без симпатии, но и без особой неприязни — все-таки именно он муштровал и воспитывал их отпрысков, вбивая в неразумные головы грамоту, а это нелегкий труд. Еще на памяти были два предыдущих преподавателя: во время франко-прусской и учитель попался под стать времени — бессердечный солдафон с деревянными мозгами и железными кулаками. Отец Феликса уже тогда был старостой, и после одного случая, чуть не закончившегося трагически, он нашел в Леменграуен солдафону замену. Следующий учитель был мягкотел, слаб, безволен, дети его не слушали, проку от него было — как с козла молока, и в конце концов он сбежал сам, тайком, незаметно, а школа на два года осталась закрытой. После этого и появился в деревне Рудольф.

Нового учителя ученики невзлюбили сразу, и надо сказать, чувство это было глубоко взаимным. Нельзя утверждать, что Рудольф был чрезмерно жесток, но его самовлюбленность и равнодушие к детям приводили к тому, что ни он их не понимал, ни они его, и в результате дисциплину ему зачастую приходилось прививать розгами, хотя и не так жестоко и изощренно, как учителю времен франко-прусской.

Когда Феликс учился в школе, он стал одним из редких любимчиков Рудольфа. Прежде всего, он заинтересовался греко-римской мифологией, и здесь Рудольф нашел благодарного слушателя своим обильным словесным излияниям. Впрочем, интерес Феликса был в ту пору не слишком глубок, скорее, даже поверхностен, истории далеких земель его не беспокоили, а вот следы местных языческих верований, сохранившиеся кое-где в виде отголосков легенд, будоражили беспокойный мальчишеский ум. Своими открытиями он делился с Рудольфом, принося из странствий по окрестностям поросшие мхом каменные голоса древних; учителю льстило внимание и уважение мальчика. И это тоже их связывало. Кроме того, характер Феликса был язвителен, колок, демонстративен, другие дети его ненавидели, и он подспудно тянулся к старшему другу, который защищал его. Многие мальчишеские ссоры Феликса заканчивались поркой его обидчиков. Ну, и помимо прочего, не стоит забывать, что Феликс был сыном старосты Шульца — самого богатого в округе человека.

Впоследствии мальчика отправили учиться в Леменграуен, затем он поступил в Гейдельбергский университет, и надолго исчез из поля зрения односельчан. И вот не так давно, месяца три-четыре как, появился он вновь в родной деревне. Поговаривали, что в Гейдельберге Феликс по уши завяз в скандальной истории, вероятно, весьма грязной и неприятной, в противном случае, так или иначе он проболтался бы о ней. А уж в Рабеншлюхт секрет утаить невозможно — деревня была бы в курсе всех похождений Феликса уже на следующий день.

За годы, проведенные вдали от дома, характер Феликса не слишком сильно изменился, правда, юноша повзрослел, похорошел, стал завидным женихом. Девушки на него поглядывали с интересом, за некоторыми он волочился, по вечерам же заглядывал на рюмочку к учителю поболтать о том-о сем, и так бы и проводил в полной бестолковости целые дни, если бы не заинтересовался поселившимися у Анны чужаками. Он свел с ними знакомство и стал подолгу пропадать в лесу. И это удивляло деревенских жителей, ведь чужаки ровней Феликсу не были, кроме, пожалуй, одного, тоже, кажется, студента. Но тот прожил у Анны недолго, как-то раз уехал и не вернулся, кажется, еще до возвращения Феликса.