Снегурка в постель (СИ) - Зайцева Мария

И, если я наутро после всего страшилась выйти из комнаты и все ждала, когда заявится грымза и прикажет убираться прочь, то потом… Ну, как-то отлегло все. Успокоилось.

Начала работать, слушала привычный бубнеж грымзы, и ничего не происходило. Пришло понимание, что, наверно, Виктор не сказал никому про нас, это понятно, нафига говорить про интрижку с горничной?

Но он также и не принял никаких мер, чтоб наказать меня!

А вот это уже было интересно.

То есть… Спустил все на тормозах?

И, может… (Господи, пусть это будет так!) Может, просто решил забыть все?

Как было бы хорошо, блин!

Как было бы славно!

Еще день я жду подвоха. Но ничего не происходит. Хозяева точно так же сваливают с утра пораньше, каждый в свою сторону, их дочь валяется в постели до двенадцати, а потом тоже куда-то ушлепывает.

Работа радует.

И скинутый на карту аванс нереально удивляет и поднимает настроение.

А потому я решаю не мелочиться.

Если все так, как я думаю, то у меня еще будут деньги. А обувь, шапочка и шарфик мне нужны сейчас.

Ну, а если… Это все затишье перед бурей… То тем более теплые вещи не помешают.

Но думать о плохом я не хочу, не способна просто в такой прекрасный день, в такую яркую зимнюю сказку.

Я смотрю в окно, улыбаюсь, протираю ладонью запотевшее стекло в маршрутке.

И ловлю улыбки других людей в ответ.

Оказывается, так легко получить удовольствие от самых простых вещей!

В молл я захожу чуть ли не в припрыжку.

Пробегаю по витринам взглядом и с дополнительной радостью вижу красные ценники! Везде! Боже мой, я сейчас еще дешевле все куплю, чем планировала!

Через два часа, сидя с ворохом пакетов на фудкорте и с удовольствием втягивая в себя остатки кофе, я рассматриваю окружающих и думаю, что, наконец-то, я тоже в их мире. В мире людей, которые могут себе позволить спокойно, не оглядываясь на кошелек и окружающих, спокойно посидеть, попить кофе, съесть пончик… И не надо им потом думать, через сколько времени они себе еще такое позволят…

Когда-то я смотрела на всех этих беспечных девушек, с пакетами обновок отдыхающих на фудкорте, и завидовала. Да, завидовала. Мне кажется, я и на первое свое дело пошла только для того, чтоб испытать вот это ощущение. Спокойствия, что тебе хватит на кофе.

Правда, я ничего не получила ни в первый, ни во второй раз.

Вернее, получила. Но накупила еды, принесла в детдом и все отдала мелким. А еще игрушек купила. Барби девчонкам. И трансформеров мальчишкам.

А потом, уже после выпуска из детдома, все свободные деньги уходили на еду, одежду, плату за квартиру. Мне, конечно, полагается жилье от государства. И да, стою на него в очереди. И даже оно строится. Где-то в Малых Ебенях, куда автобусы не ходят и конные повозки не ездят. Вертолеты, наверно, летают. Но я пока на личный вертолет не заработала.

Это место еще хуже, чем то, где я чуть не сдохла от болезни совсем недавно.

Мысли перетекают в этом направлении. Как там бабулька, что спасла меня? Надо бы навестить… Но это нереально. Не дай Бог попадусь Козловским. И к чему тогда это все было?

Может, потом, когда Виктор разберется со всеми тварями… А в том, что он разберется, я нифига не сомневаюсь.

И даже помогу ему. По мере сил и возможностей.

— Это же Сашка!

Голос раздается со спины, неожиданно для меня настолько, что я вздрагиваю и роняю стаканчик с недопитым кофе.

Торопливо убираю с пути кофейной лужи свои покупки, разворачиваюсь.

Бл… Блиииин то есть…

Ну вот чем я думала, когда сюда явилась!

Это же мелкие с детдома!

Верней, они не мелкие. Были мелкими, когда я уходила. А сейчас лошади по шестнадцать-семнадцать лет.

Смотрят на меня, удивленно-радостно.

И жадно.

А мне, хоть и не надо вообще с ними общения, особенно сейчас, но не могу сделать вид, что не знаю. Не по-человечески это.

А потому я улыбаюсь и машу им рукой.

И через пять минут мы уже ржем, обсуждая знакомых учителей, едим купленную мной фри и пьем колу.

Девчонки выглядят неплохо. Такие милые все, румяные. Не то, что я — бледная немочь.

Спрашивают меня, где я теперь. Что-то вру про работу продавцом.

— Прикинь, а тебя искали, — говорит самая младшая из них, Маруська.

— Да?

Холод продирает, но голос вроде держу спокойно. Искали, значит…

— Ага… Сначала бандюки какие-то, Козловские, пацаны говорили, — простодушно хлюпает колой Маруська, — а потом такие серьезные дядьки, говорят, из конторы.

— Кто говорит? — не, нормальный голос. Молодец, Сашка.

— Так пацаны же!

— Ладно, девки, пошла я, а то один выходной…

— И Ванька еще заходил на днях, — продолжает Маруська. Остальные молчат и вовсю занимаются картошкой с колой. — Смурной такой. И морда сильно битая. Тоже тебя искал.

Бл… Вот теперь уж только бляяяя…

— Ладно, приятно было…

Но тут Маруська поднимает от колы взгляд куда-то мне за спину и расплывается в идиотской улыбке:

— Ох, нихера ж себе…

Я пытаюсь повернуться, путаюсь в пакетах, которые уже успела подхватить, они падают, наклоняюсь…

И в этот момент надо мной раздается знакомый голос, от которого мороз уже в который раз по коже ползет:

— Саша?

И столько в этом голосе… Льда, что я так и застываю в скрюченном положении и какое-то время всерьез даже раздумываю, а не забраться ли мне целиком под стол? Может, обойдется?

Чувствую, как замерли девки, и даже картошкой не шуршат. Видно, пялятся.

Неудивительно. Есть на что посмотреть, есть.

Над головой, с еще большим льдом, раздается приказ:

— Вылезай.

Сукасукасука…

Не обойдется.

Похоже.

И даже наверняка.

14. Рабочие отношения

Виктор всегда подозревал, что младшую сестру отец с матерью специально родили, чтоб ему жизнь медом не казалась.

Разница у них была серьезная в возрасте, восемнадцать лет, а потому воспринимать ее, как равную, он вообще не мог.

Собственно, он ее малявкой тоже только эпизодами и видел. Сначала армия, потом контракт, потом институт, потом работа. С восемнадцати лет Виктор с родителями не жил, и в дальнейшем такого не планировал.

Но Светка, это рыжее несчастье, или счастье, тут уж с какой стороны посмотреть, вошла в его жизнь с самого первого момента, когда после роддома ее привезли в их квартиру.

Виктора забирали через неделю в армию, повестка пришла уже.

И мысли были не здесь.

Конечно, он радовался сестре, активно участвовал в празднике, что закатил отец, когда забирал маму из роддома.

Но все отстраненно.

Дома мама распаковала розовый сверток, Виктор наклонился чисто из любопытства…

Мелкое сморщенное существо, до этого самозабвенно орущее, резко замолчало и уставилось на

Виктора голубыми глазами.

— Ты смотри-ка! Замолчала! — рассмеялась мама и принялась быстренько переодевать сестру.

— Знакомится, — авторитетно влез отец.

— Да она еще не видит ничего, — возразила мама.

Сестра же, словно опровергая ее слова, не сводила глаз с Виктора. А он… Протянул к ней руку. Зачем-то.

Брать ее явно не собирался же.

И сестренка моментально ухватилась за его палец. Крепко.

Виктор так и замер. Настолько новыми были ощущения. Неожиданными.

Мама хлопотала возле дочки, угукала, смеялась, отец разглядывал ее с некоторым сомнением на физиономии… А Виктор таял, как мороженое на солнце. Но никому, естественно, никогда.

Потом Светка опять орала, потому что ей насильно разжали пальчики, заставляя выпустить Виктора, потом ела, а потом спала.

Все уже давно праздновали, сослуживцы и друзья отца мирно выпивали на кухне, не суясь в комнату, где отдыхали мама и Светка… А Виктор все еще машинально трогал себя за указательный палец, который хватала сестренка…

Позже он часто вспоминал это ощущение. Тепла.