Карми - Инна Кублицкая

Во дворе черными громадами высились деревья, журчал маленький фонтанчик, и девочка сразу же бросилась к нему — плескаться. Она забыла страх и рассмеялась. Почти тотчас послышались шаги по каменным плитам. Маву настороженно выступил вперед.

Входившего во двор человека разглядеть было трудно, только черный силуэт.

— Кто тут? — тихо, но властным, твердым голосом спросил вошедший, и Маву узнал голос Руттула.

Руттул, спокойный и уверенный, ждал ответа.

— Прошу прощения, сиятельный принц, — заговорил Маву, чуть кланяясь, чтоб не сочли за невежу. — Маленькой госпоже не спится.

Руттул шагнул вперед и разглядел за плотной фигурой Маву закутанную в шаль девочку.

— Госпоже что-то не нравится? — спросил Руттул, глядя на нее с высоты своего роста.

Девочка вспомнила вдруг, что она принцесса, дочь короля, и, выпустив из рук полу хокарэмской куртки, выступила навстречу Руттулу. Ей все еще было страшно, но внушенные с пеленок слова о королевском достоинстве заслонили трепет перед страшным человеком, в доме которого ей теперь придется жить. Она сказала:

— Пусть Маву объяснит.

Маву призадумался только на мгновение.

— Душно, — проговорил он. — В покоях спит много людей, и дышать нечем совершенно. А госпожа не привыкла ночевать с такой многочисленной свитой.

— Да, — подтвердила маленькая принцесса. — И становится страшно-страшно.

— Чего ж тебе бояться, госпожа? — ответил Руттул, и по голосу было заметно, что он усмехается. — Мой дом охраняется очень хорошо.

— А я тебя боюсь, — призналась девочка.

— Я такой страшный?

— Не знаю, — отвечала девочка храбро. — И Маву не знает. — Она оглянулась на Маву.

Маву не стал ни опровергать, ни подтверждать слова своей маленькой госпожи.

— О тебе разное говорят, господин, — сказал он вольно. — Тебя боятся не только дети.

— Тогда не буду надоедать тебе своим присутствием, госпожа, — сказал Руттул, обращаясь к девочке. Он повернулся и пошел прочь, но его остановил голос принцессы:

— Ты не обиделся?

— Нет, — отозвался Руттул. Он сделал еще несколько шагов, но потом остановился и окликнул Маву.

— Да, господин, — выпрямился хокарэм.

— Пусть Стенхе зайдет ко мне утром.

— Слушаю, господин. — Маву замешкался. — Прошу прощения, а в какое время?

— Безразлично.

Стенхе пришел к кабинету Руттула за два часа до полудня.

— Тебя вызывали? — вырос перед Стенхе долговязый секретарь.

— Вызывали, — отозвался Стенхе благодушно. — Спроси господина, мне погодить или же он примет сейчас?

— Непременно спрошу, — улыбнулся секретарь, памятуя об указании Руттула держаться с майярцами как можно любезнее. — Твое имя, сударь?

Стенхе назвался. Секретарь скрылся за дубовыми дверями и тут же появился опять.

— Входи, — пригласил он и добавил тихо: — Принца называй государь.

Стенхе кивнул и прошел в кабинет. Руттул стоял у широкого окна рядом с пюпитром, на котором лежала толстая книга.

Стенхе остановился у дверей и низко поклонился.

— Здравствуй, Стенхе, — сказал Руттул, с интересом рассматривая хокарэма. — Ты не успел приехать, а уже обворожил госпожу Хаби.

«Надеюсь, он позвал меня не для этого, — подумал Стенхе. — Ох, отошлет меня в Майяр. Правда, я ему не соперник» .

— Хаби очень довольна, что останетесь вы с Маву, — продолжал Руттул. — Вы ей оба понравились. Ну, Маву еще молод, а с тобой мне надо поговорить.

— Мое дело обеспечивать безопасность принцессы, — сказал Стенхе. — Разве что-то ей угрожает, государь?

— Да нет, — ответил Руттул. — Что ей здесь может угрожать? Я хочу поговорить о ее удобствах.

— Боюсь, об этом надо говорить с ее управляющим, — поклонился Стенхе. — Я этим не занимаюсь.

— Если б мне был нужен этот ключник, — проговорил Руттул твердо, — я бы позвал его. Нет, мне нужен ты. Скажи, тебе нравится, как устроена принцесса?

— Нет, государь, — ответил Стенхе. — Но в этом нет вины твоих слуг или, боже упаси, госпожи Хаби.

— Да, — усмехнулся Руттул. — Я рад, что у тебя такой же взгляд на усердие вашего управляющего. Следование обычаям, конечно, дело похвальное, но нельзя же превращать, пусть даже большую, спальню в постоялый двор. Разве в других комнатах мало места?

Стенхе, выражая согласие, поклонился.

— Насколько я понимаю, наибольший вес из всей свиты имеет твое слово, — продолжал Руттул. — Нельзя ли все устроить по-другому?

— Я отошлю этого дурака в Майяр вместе с остальной свитой, — сказал Стенхе. — Здесь останется всего несколько человек. Но недельку придется потерпеть, государь.

Стенхе уже освоился, понял, как разговаривать с Руттулом. Он и раньше знал, что разговор с ним будет прост, что сургарский принц мягок с низшими, не позволяет себе подавлять их превосходством; если есть время, Руттул терпеливо выслушивает даже косноязычную речь, слушатель он идеальный. Но что можно чувствовать себя в беседе с Руттулом свободно, что можно позволить себе шутить — этого Стенхе не слыхал раньше. Странным образом сочетал Руттул дистанцию между собой и собеседником и благожелательность, с которой вел разговор, никому и в голову не пришло бы фамильярничать, в то время как и замыкаться в себе тоже желания не возникало.

«Аи да Руттул! — восхитился Стенхе. — Как он меня… Умеет!»

— Так, — улыбнулся Руттул. — С этим вопросом покончили. А теперь скажи, как бы ты отнесся к тому, что я собираюсь поселить принцессу не в Тавине, а в низовьях Вэнгэ?

— Тавин, говорят, место здоровое, — задумчиво сказал Стенхе.

— Но все-таки это город, и довольно большой город, — возразил Руттул. — И здесь бывают и холера, и оспа, и другие поветрия…

— В загородном имении, конечно, лучше будет, — закончил его мысль Стенхе.

Они улыбнулись друг другу. Положительно, они понимали один другого с полуслова. «О-ой, друг мой Стенхе, — подумал хокарэм. — Что же дальше будет?»

— Вероятно, ты захочешь заранее осмотреть все сам, — проговорил Руттул. — Но это, я думаю, чуть позже, когда утрясется отъезд свиты в Майяр.

Стенхе поклонился.

— А теперь, — голос Руттула стал почти неуловимо тверже,. Стенхе насторожился, — теперь объясни, почему Высочайшему Союзу захотелось выдать за меня эту девочку? Я пригляделся к ней: не хромая, не горбатая, не дурочка… В чем же дело? Какой в ней изъян? Я хочу знать заранее. Если она больна, нужно попробовать ее лечить.

Стенхе помолчал. «Вот оно, главное, ради чего Руттул вызвал меня. Вот тут уж не пошутишь…»

— Я полагаю, государь, — сказал он наконец, — что никакого особенного лечения ей не нужно. Здоровая жизнь в деревне, простые развлечения, хорошая пища, купания — и все будет в порядке, — изложил он. — Не думаю, чтобы какой-нибудь лекарь предложил лекарство лучше этого.