Старовер - Ольга Крючкова

Станислав и Злата улеглись на ложе из лапника, укрывшись тёплым лоскутным одеялом. Между ними пристроился шестилетний Иван.

Николай с удовольствием вдохнул терпкий аромат лапника, потянулся и обнял жену.

– Хорошо-то как… – прошептал он и поцеловал Катерину.

– Боюся я за тебя… – призналась она. – Слыхала я, много людей на войне сгинуло…

– На то она и война… Не бойся, я заговорённый… Ничего со мной не случиться… – пытался хорохориться Николай, чтобы хоть как-то подбодрить жену.

– Это кто ж тебя заговорил-то? – удивилась Катерина.

– Да баба Дуня, знахарка. Я в детстве с дерева упал, расшибся сильно. Она мне раны мазью смазала, да наговор прошептала. Сказала: тепереча я неуязвимый… Вот…

Посреди ночи Николай вылез из-под лодки по малой нужде. Он взглянул на ночное августовское небо, отчётливо различив Гусиную дорожку[31].

– Господи, прошу тебя: сделай так, дабы увидел я звёздное небо ещё много раз…

Спасские мужики погрузились на баржу, собиравшую призывников с окрестных тартаских сёл, среди них – Николай с Алексеем. Семейство Хлюстовских в полном составе стояло на пристани, провожая своих родичей на войну с германцем.

Кто-то из односельчан играл на гармошке, бабы пели залихватские песни. Старики давали наставления молодым.

Отец Александр обносил новобранцев церковным кагором, приговаривая:

– Благослови тебя Господь. Служи честно за веру, царя и отечество.

Староста и унтер-офицер, прибывший из Омска, с лихо закрученными усами, облачённый в красивую новую форму, истово крестились.

– Не подведите братушки! Побьём супостатов! – время от времени густым басом изрыгал унтер-офицер.

Новобранцы сглатывали густой цвета запёкшейся крови кагор с серебряной ложки, которую священник поочерёдно подносил каждому ко рту. Алексей от сильного волнения чуть не проглотил её.

Наступил момент прощания. Бабы рыдали, им вторили дети. Мужики, что постарше, отцы и деды, крепились из последних сил.

Кристина расплакалась навзрыд, когда баржа медленно поползла вверх по течению реки, увозя спасских мужиков.

– Господи, только б вернулись… Только б живыми остались… – шептала Злата.

– Помоги им Господь… – произнёс напоследок Станислав и осенил себя крестным знамением.

– Сохрани их Господь… – вторила свёкру Катерина. Сердце её щемило от боли…

По прибытии в Омск призывников разместили в палаточном лагере и до отвала накормили гречневой кашей с мясом. На следующий день им выдали хлопчатобумажную форму серо-зелёного цвета и отправили на специально оборудованный полигон. Там в течение недели они обучались строевой подготовки, стреляли, кололи штыком мешки, наполненные песком. Затем новобранцев зачислили в Омский пехотный полк, погрузили в эшелон вместе с выпускниками Сибирского кадетского корпуса[32] и отправили к западным границам Российской империи.

Село Венгерово. 1994 год

Григорий пробудился рано – с первыми лучами августовского солнца, встал с кровати, потянулся и смачно зевнул.

Натянул штаны, босиком вышел из маленькой спаленки в горницу, где на диване с плюшевыми оленями на ночь расположился прибившийся Старовер. Однако его диване не оказалось.

– Да так твою ж через так… – беззлобно выругался Григорий. – Куда ж ты делся-то?..

Он накинул клетчатую рубашку и вышел из дома. Его обдало предутренней свежестью…

На пороге сидел Старовер, волнения хозяина оказались напрасными.

– Ты что ж так рано поднялся-то? – поинтересовался Григорий и подсел к Староверу. Тот сидел, потупив очи долу и, положив руки на колени. – Я уж думал – ушёл ты, куда глаза глядят… А куда ж тебе идти? Родственники-то есть?

Старовер встрепенулся, осмыслено, в упор взглянул на хозяина и пожал плечами.

– Понятно, стало быть, сам не знаешь – есть ли они, или померли… Ладно, мне воды из колодца наносить надобно, курей с поросёнком покормить, козу на выпас вывести… Ты дров-то сумеешь наколоть?

Старовер молчал.

– Ты слышишь меня? – переспросил Григорий. – Дров-то наколешь? Сможешь?

Неожиданно Старовер ответил:

– Смогу…

Григорий аж вскочил от удивления.

– Вона как! Так ты всё слышишь и говорить можешь! Стало быть, не немой?!

Старовер также поднялся на ноги.

– Говорить могу… – ответил он, словно подыскивал нужные слова, – тяжело…

– Так ты что ж обет молчания принёс? – не унимался Григорий.

Старовер тряхнул головой.

– Принёс… – односложно ответил он.

– Ладно, от старообрядцев всего ожидать можно. Тогда скажи мне своё имя… А то так и буду тебя Старовером звать…

– Зови… Имя не помню…

Григорий усмехнулся.

– Ох уж эти божьи люди…

Григорий и Старовер позавтракали свежесваренными куриными яйцами и козьим молоком. Гость поначалу долго рассматривал очищенное яйцо, также как и картошку намедни, затем понюхал его и надкусил с явным удовольствием.

Григорий только диву давался…

После завтрака Григорий отправился к колодцу, дабы наполнить водой поилки для кур и поросёнка. Старовер стоял перед деревянной чуркой с воткнутым топором. В паре шагах от чурки лежали поленья, которые надо было поколоть. Рядом крутился любопытный пёс Гошка.

Некоторое время Старовер созерцал чурку с воткнутым в неё топором, затем перевёл взор на поленья. Затем взял полено, покрутил его и бросил. Неуверенным движением извлёк топор из деревянной чурки и… приступил к делу.

Григорий наполнял водой поилку для поросёнка, когда услышал размеренный стук топора.

– Вот и ладненько… – ободрительно сказал он и вылил остатки воды из ведра в поилку.

К обеду Старовер наколол целую кучу дров. Григорий только усмехался.

– Худющий, а жилистый… В чём душа только держится?..

Соседка бабка Поля, первая сплетница на селе, перегнулась через плетень, что разделял дома.

– Григорий! Слышь?! Смотрю, помощником обзавёлся! Больно шустро он у тебя дрова колет… Мне бы так…

Григорий подошёл к плетню.

– Это можно устроить. Мой гость не откажет…

Бабка Поля не унималась.

– А что за гость такой? В нашей деревне точно не живёт… Из шабашников что ли? Уж больно волосы длины и борода…

– Из староверов… – уточнил Григорий.

И, словно в подтверждении этих слов, Старовер снял с себя взмокшую от пота рубаху и бросил на землю. Бабка Поля отчётливо различила на его груди увесистый деревянный крест.

Она всплеснула руками.

– Точно, старовер! Неужто от своих ушёл?

– Дык кто ж знает… Говорит плохо, имени своего не помнит… – поделился Григорий.

– Неужто измывались над ним?

Григорий отрицательно покачал головой.

– Не-е-е… не похоже… Синяков на нём не видать…

– Без причины от своих не уходят, – не унималась соседка. – Видать, что-то случилось… Или староверы изгнали его… Ты бы участковому нашему сообщил…

– Сообщу, – пообещал Григорий.

К вечеру того же дня уже половина села знало, что Григорий Венгеров приютил у себя в доме приблудного старовера. Старовер тот не помнит своего имени, говорит плохо, да и вообще странный какой-то…

Кристина Хлюстовская жила на той же улице, что и Венгеров, в аккурат в трёх домах от него. Добротный кирпичный дом Хлюстовских насчитывал уже добрую сотню лет. Его построил ещё Станислав Хлюстовский, пращур Кристины. Судьба у семейства сложилась непростая. Предки Кристины были сосланы из Польши в Сибирь ещё в царское время, пустили корни в селе Спасское, ныне Венгерово. На селе Хлюстовские пользовались уважением, имели свою мастерскую, жили до революции зажиточно. Сын Станислава Хлюстовского, Николай, в 1914 году ушёл на фронт. Однако судьба подфартила ему и стал денщиком офицера Алексея Вишневского, с ним и прошёл всю первую мировую войну, а затем подался к Колчаку.

Вернулся Николай домой зимой 1920 года, когда во всю бушевала гражданская война, вместе с отрядом белогвардейцев и гружёным обозом. Семейное предание гласило, что в обозе том генерал Колчак переправил ценные документы и личные вещи, дабы те не попали в руки большевиков. Однако в один прекрасный день, обозы, достигшие села, растворились в зимней дымке, и никто из селян не знал их дальнейшей судьбы.

Среди белогвардейцев, прибывших в Спасское, был и капитан Алексей Вишневский. К тому времени овдовевшая Кристина Хлюстовская влюбилась в него без памяти. Алексей и Кристина обвенчались в Спасском храме и поклялись быть верными друг другу и в горести и радости. Вишневский даже усыновил Глеба, сына Кристины. Однако вскоре село заняли красные партизаны. Николая Хлюстовского и его отца чуть не расстреляли без суда и следствия. Вишневскому же с женой Кристиной удалось скрыться. Дом Хлюстовских конфисковали именем революции и устроили в нём сельский совет. Станислав такого позора не пережил – скончался. Николая арестовали и увезли в неизвестном направлении. Злата Хлюстовская вместе с внуками Иваном и Глебом нашла приют в доме бывшего зятя, погибшего на фронте во время Первой мировой войны. А вскоре у неё появилась внучка Софья. На селе судачили, что девочка – дочка белого офицера Вишневского и Кристины Хлюстовской.