Бетонная агония - Дмитрий Новак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всё равно спи, тебе сейчас нельзя клевать носом. Ничего не бойся и закрывай глаза, я держу тебя.
– А тебе никуда не надо? – спросила девочка, подавляя зевок, – Тебя не ждут?
– С этим потом, спи лучше, пока я рядом. Потом разбужу тебя, будешь меня стеречь.
Прежде, чем я закончил говорить, до моего слуха долетело её слабое мерное дыхание. Совсем вымоталась, бедняга, и откуда в таком чуде столько отваги?
Пока девочка спала, на меня накатила дрёма. Мысли бродили по странным дорожкам, переплетались, скакали по ассоциациям. И, кажется, в меня постепенно проникали её сны. Они были яркими и мягкими, как весенние ручьи.
Сквозь закрытые веки предо мной расстилались золотые поля и мягкое небо, залитое от края до края нежным светом. Оно было таким осязаемым, таким густым, что, казалось, до него можно было дотронуться рукой, как да парного молока. А затем погрузиться в него целиком и полной грудью вдохнуть….
Слишком всё это реальным казалось по сравнению с тем, что осталось там, по ту сторону взгляда. Броня, которая сковала моё сердце всё это время, теперь казалась слишком тяжёлой и тесной.
И, глядя на это сопящее у меня на груди существо, я понимал, почему.
«Прибыли сапёры», – закряхтела рация.
Девочка открыла глаза и пошевелила головой, уткнувшись в разгрузку.
– Уже пора? – спросила она так, будто вокруг были тёплые простыни, а ей сейчас надо идти в школу.
– Да, – ответил я, – мне нужно идти к своим. Если сюда придут люди, не пугайся, они не сделают тебе ничего плохого. Позже я приду, хорошо?
– Ладно, – девочка протёрла глаза и сладко потянулась, – возвращайся поскорей.
Я кивнул ей, развернулся и вышел вон. Всё то время, пока я спускался по лестнице, меня не покидало чувство, что из моих рук утекает нечто важное. Словно из полупустого рюкзака вытекает долгожданный мир. Хоть я и знал, что война скоро снова будет на пороге.
Посмотрим, что скажут сапёры.
Маленький чистенький джип примостился в тени БТР, вокруг него стояли четверо. Все они спокойно копошились в своём снаряжении и ни на кого не обращали внимания. Их сразу можно было выделить из числа остальных по образовавшейся вокруг них суеверной пустоте.
И одинаково печальным бледным лицам.
Когда я подошёл ближе, они разом развернулись и посмотрели на меня равнодушными глазами ангелов.
– Наверху. Третий этаж, квартира сто один. Она нужна мне живой.
Четверо разом кивнули и продолжили собираться. Рядом со мной материализовался рыжий и сержант.
– Как? – спросил пулемётчик.
– Никак, – ответил я, – подождём ребят.
Сержант шумно затянулся и откашлялся.
– Разведка доложила, – начал он, – что противник в сорока километрах отсюда. К вечеру ждём гостей.
– Ничего, – сказал я, – встретим. Время есть.
– Как знаете.
Сержант бросил сигарету и ушёл, громыхая автоматом. Мы с рыжим стояли, прислонившись к грузовику, и безотрывно смотрели в воронку подъездной двери. Солнце уже давно перевалило за полдень, и в воздухе появились первые признаки прохлады. Небо постепенно омрачалось, и мы с пулемётчиком точно знали, откуда шла та тьма. Мы глядели прямо в её сердце.
Где-то через полчаса из подъездного полумрака показался сапёр.
Один.
Когда я увидел его лицо… я знал, что он скажет. Ещё до того, как он приблизился к нам.
– Неизвлекаемая.
Все нервы оборвались разом, время остановилось, реальность упала. А я остался, подвешенный в пустоте.
– И ничего нельзя сделать? – спросил рыжий.
– Мне жаль, – ответил сапёр.
Я почти не разбирал звуков, смотрел только на него. Он стоял передо мной с опущенными крыльями. Тот, кто всегда входит во тьму и превращает её в свет. Тот, кто вытащил из мрака ни одно заблудшую душу, в том числе и моих дьяволов тоже. Тот, кто несёт жизнь.
Он стоит передо мной и искренне старается не глядеть мне в глаза.
Меня хватило на один кивок, бессловный, как сама истина.
Ни один вариант не годился. Мы все знали, что нужно делать.
С трудом я оторвал ноги с места и отправился в дом. Навстречу мне вышли три сапёра, один за другим, печальные и очень уставшие. Только теперь я заметил, как они на самом деле похожи. Бледные, с потускневшими голубыми глазами.
Последний, самый младший из них, остановился и посмотрел на меня. В его взгляде читался вопрос, на который я не мог ответить. Поэтому молча положил руку ему на плечо и лёгким толчком отправил к остальным. Знаю, вы сделали всё, что могли, именно это хуже всего.
Огненный взгляд рыжего до костей прожигал мне кожу со спины.
Путь по лестнице растянулся на века. При каждом шаге с меня лепесток за лепестком облетала надежда.
Я рисую пылью на зеркале,
Сколько ещё я таких шагов смогу вынести?
Я рисую пылью на зеркале,
Да, на черном, на исковерканном,
Достаточно, чтобы не простоять у двери до скончания времён. Я переступил порог.
Я рисую пылью на зеркале,
Хотя бы для того, чтобы увидеть ещё раз её. Теперь мы с ней будем видеться часто, каждый раз, как я закрою глаза…
Я рисую пылью на зеркале,
Да, на черном, на исковерканном,
Закопчённом в пожарах прошлого,
Загребая нагар ладошками.
– Я здесь, – сказал я, стараясь скрыть за добротой голоса звериный вой.
– Куда ушли те солдаты? – в её голосе читалось лёгкое беспокойство.
– Они скоро вернутся.
Чистая правда, в конце концов, они всегда возвращаются.
– Ты чего такой грустный?
– А? Та нет, ничего, я всегда становлюсь грустный под вечер.
– М-м, – она с пониманием кивнула, – день заканчивается. И так не хочется его отпускать, да?
Я изо всех сил подавлял желание зажать себе рот.
– Вроде того, – наконец-то нашёлся я, – Как ты?
– Ничего! – весело улыбнулась она, – Солдаты дали мне клубничных жвачек. Вот только…
– Что?
– Странные они какие-то, – пожала плечами девочка, – неживые.
– М-м?
– Ну… – она задумалась, – … они словно нарисованные. И глаза у них… почти как у тебя сейчас. Не обижайся.
– Ничего, – ответил я, – Всё нормально.
Я подошёл и обнял девчушку за плечи, она тут же прильнула к бронежилету и закрыла глаза.
– Спой мне, – сказала она, – Пожалуйста.
– Я знаю мало песен, ты уж извини.
– Всё равно, – она улыбнулась, – Я очень соскучилась по музыке.
Из моих губ невпопад вылетали слова, а сам я всё сильнее и сильнее прижимал её к себе. Часы на руке заканчивали день, медленно, но верно отсекая минуты. Рука тихо открыла кнопку на кобуре…
Я рисую пылью на зеркале,
Да, на черном, на исковерканном,
Закопчённом в пожарах прошлого,
Загребая нагар ладошками.
Нарисую светлое будущее
Воду мутную взбаламутившее,
Нету краски, вот только, белой,
Не закрасить мне погорелое.
В воздухе витал запах клубники, из окна в спину били яркие лучи уходящего солнца. Я чувствовал каждое её движение, каждый стук её сердца, каждые её вздох. Она улыбалась и держала свою руку поверх моей, всё сильнее и сильнее сжимая мягкие пальчики. На груди стрекотала рация, но её заглушали слова песни. Только часы продолжали идти своим ходом. Тик. Так. Тик. Так. Тик. Так. Тик. Так.
Тик.
Перелом
Астронавт
Бессонные ночи не любят, не
