Бетонная агония - Дмитрий Новак

постарайся их подавить и подумать о чём-то хорошем. Договорились? Если ты будешь умницей, мы быстро закончим с этим.

На её ресницах цвели капельки влаги, но большие зелёные глаза горели решимостью маленького воина. Прежде чем встать на одно колено и нагнуться вниз, я заметил, как сжатые до бела маленькие кулачки сильно стискивают плед.

В моей руке появился фонарик, одинокий светодиод открыл глаз. Яркий белый луч начал рыскать в прорехе между полками. Внутри было полно всякого хлама, который поленились доставать даже оккупанты. Несколько мотков гнилых нитей, какие-то тряпки, битые стеклянные банки. Словом, следы былого величия.

За всё это время, пока длились поиски, девочка не издала ни звука. Мне нравилось её молчание, нравилось, как она держится.

Так я и ползал бы по этому мусору взглядом до конца дня, если бы случайно не задержался на одном месте. Абсолютно случайно, даже разглядел-то не сразу. Вот он, тусклый блик, луч от чего-то отразился.

Я стал вглядываться, и медленно рыскать взглядом фонарика. Блик то появлялся, то исчезал, но, в конце концов, он попался, показал себя во всей красе. Это оказалась полоска крашеной стали, судя по всему, цилиндр. Он притаился между тканями, как змея. Попытка проследить за ним привела меня к едва заметному силуэту, идущему наверх, прямо к…

– Зараза…

Девочка сделала вид, что ничего не заметила и не стала задавать вопросов. А она молодец…

Я поднялся и отряхнулся. Почему-то мой взгляд никак не мог оторваться от земли, как будто что-то тяжелое удерживало его, мешало поднять наверх. Наконец я заглянул в её глаза, и понял, как же мне сейчас хочется оказаться подальше отсюда.

– Посиди здесь ещё немного, ладно? – торопливо заговорил я, – Сейчас вернусь.

В ответ послышалось лишь тихое дыхание, плохо скрывающее мелкий озноб. Вдруг она схватила меня за руку, крепко-крепко, как кошка. Я даже удивился, откуда у такого заморыша столько сил.

– Обещаешь? – дрожащим голоском спросила девочка.

Я положил ладонь сверху, на её руку, и мягко стиснул кисть. Кожа на девчушки пальцах была почти прозрачной.

– Обещаю.

Быстро спустившись по лестнице, я ворвался в зачинающийся день. На улице мне на глаза тут же попался сержант. Он как раз закончил разбираться с провиантом и боеприпасами и теперь спокойно стоял вместе с моими стрелками в компании штурмовиков соседнего взвода.

– Что там? – прохрипел он сквозь фильтр сигареты.

– Кажется, противопехотная, – ответил я, – Возможно, осколочная.

Сержант выругался, просто и грязно, без стеснений.

К нам подошёл лейтенант.

– Что будем делать? – в его вопросе скрывалось слишком много значений, чтобы это не укрылось от меня.

– Ждать сапёров, – мой голос прозвучал холоднее, чем я думал, – займись пока обороной. Обустрой пулемётные точки, обеспечь снабжение боеприпасами, расставь группы прикрытия. И ещё скажи снайперам, чтобы как можно чаще меняли позиции. Вруби, кстати, глушилку, сейчас можно, сержант?

Сержант бросил сигарету на землю и положил руки на автомат.

– Возьми инженеров, пусть перекроют все мелкие улицы и подходы, что ведут в город. Погоним их по главной улице и в кварталах накроем из миномётов. Остальным быть на чеку, как только начнут долбить, открывайте перекрёстный. Не давать им рассеиваться, всё ясно?

– Но капитан, – начал было лейтенант, но я оставался неумолим.

– И накормите девчонку. Выполнять.

Возвращаясь в дом, я услышал за собой топот сотен ног. А через минуту у меня в руках уже дымился котелок флотских макарон и кружка горячего кофе. Помнится, где-то в моём рюкзаке валялся полупустой сухпай, может, из него удастся что-то выжать.

Девочка сидела и пыталась глядеть в окно, смешно вытягивая шею. Ей очень мешала дверь шкафа, но она не двигала её с места, наоборот, уцепилась ещё сильнее. Когда малая услышала мои шаги, то тут же виновато обернулась. Сама же при этому никуда не сдвинулась, кажется, она начинает осваиваться.

Под дверцу с моего пинка отправился кусок кирпича, теперь о ней можно было не беспокоиться.

– Тут тебе кое-что ребята передали, держи.

Я достал из разгрузки полоску брезентовой ткани, аккуратно завернул в неё котелок и протянул ей. Девочка осторожно взяла его двумя руками, при этом чуть не обожгла себе пальцы. Она посмотрела внутрь.

А потом вдруг трепетно, как-то по-детски простодушно, втянула в себя ароматную дымку, закрыв глаза. И улыбнулась, ласково так…

Она сжалась всем телом, будто желая, чтобы запах проник в каждую частичку её души. Мне даже показалось, что она забудется и встанет с полки, поддавшись зову уюта, но нет. Девчонка так же, как и мы, пробовала жизнь по чуть-чуть. Осторожно, чтобы не познать на себе её хрупкость, этому малую научила война.

Пока девочка почти дико уплетала из котелка макароны, я аккуратненько поставил чай в подножье её пледа, чтобы ткань хоть немного прогрелась. Она не шелохнулась, только продолжала есть. Потом я нырнул в рюкзак и принялся его осматривать. Медпакет, пара запасных магазинов, фляга со спиртом. Ага, вот и сухпай.

Невелик улов: спецбатончик и парочка пакетов сгущёнки. Но лучше, чем ничего.

– Держи.

Девочка обхватила руками кружку и маленькими глотками пила раскалённый чай, морщась от боли. Увидев, что я ей протягиваю, она очень удивилась, а потом посмотрела на меня сияющими глазами.

– Приберёг на всякий случай, – продолжил я, когда она всё-таки разорвала этикетку и жадно впилась в батончик зубами, – знал, что пригодится.

Девчонка ничего не говорила, просто грызла батончик, запивая его чаем и мурлыкая от удовольствия. Когда ещё такое увидишь?

– Ты давно тут?

Она подняла голову и задумалась. Затем подняла от кружки три пальца.

Я оторвал верхнюю полоску пакетика сгущёнки и отдал ей, второй положил рядом.

Трое суток? Ей же на вид лет четырнадцать. Рехнуться.

А она сидела и со смешным румянцем на щеках задумчиво посасывала синий пакетик, как будто ничего и нет вокруг. Кажется, где-то в её голове лениво бродили чайные мысли.

На ожившие поначалу зелёные глаза постепенно накатывала дремота.

– Сколько ты уже не спала?

– А ты? – внезапно спросила девочка.

Я удивился.

– С чего это ты взяла, что я не спал?

– Ты держишь глаза слишком открытыми, – сказал она, – почти не моргаешь. В них красные стрелки, а ещё ты тяжело дышишь и очень бледный. Поспи.

– Будут тут ещё мне всякие бесенята приказывать, – улыбнулся я, – на вот, лучше. Это тебе за догадливость.

Она заулыбалась, взяла из моих рук второй пакетик сгущёнки, повертела в руках, но положила в складки пледа.

– Всё равно поспи, – сказала она с озорной заботой в голосе, – ты же устал, я вижу.

– Ты тоже, – парировал я, – давай лучше ты.

– Я…– она осеклась, – я…боюсь выпасть.

Девчушка уже клевала носом. Я подошёл к ней ближе, взял за плечи и приложил её голову к бронежилету.

– Вот так. Попробуй немного прикорнуть.

Она подняла голову и обеспокоенно посмотрела на меня.

– Может, всё-таки вздремнёшь, а я покараулю?

– Спи, пигалица! – улыбаясь, прикрикнул я, – Я что, собака, чтобы тут на полу разлечься?

– Я не пигалица, – тихо сказала