Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век - Александр Эткинд

14 февраля 1919 года американский президент представил партнерам по парижской конференции устав Лиги Наций. Его речь была возвышенна; лучше всего ее передает биография Фрейда и Буллита, согласно которой Вильсон идентифицировал себя с Христом, пришедшим дать новый закон человечеству: «Люди теперь взглянут друг другу в глаза и скажут: Мы братья, и наша цель общая. Мы не понимали этого раньше, но теперь мы поняли это, и вот наша заповедь братства и дружбы». В эти же дни, 18 февраля, Буллит получил от государственного секретаря США Лансинга и британского премьер-министра Ллойд Джорджа официальное поручение возглавить миссию в Россию с целью «изучения существующих там политических и экономических условий». С личным секретарем Ллойд Джорджа Филиппом Керром (многолетним другом Буллита и в будущем британским послом в США) Буллит согласовал центральную идею, с которой поехал в Россию. Согласно проекту этих двух молодых людей, все существовавшие в России власти – Троцкий, Колчак, Юденич, Маннергейм и прочие – останутся контролировать те территории, которыми они фактически владели на момент остановки военных действий. В этих границах они получат международное признание. 21 февраля Керр писал Буллиту, подчеркивая неофициальный характер своих предложений: «1. Военные действия прекращаются на всех фронтах; 2. Все фактически существующие правительства остаются контролировать территории, которыми они владеют в настоящее время». Другие условия Керра включали свободу портов и торговли, а также амнистию всем политическим заключенным и пленным [32].

Миссия Буллита держалась в секрете, но газеты скоро узнали о ней. Миссия состояла всего из трех человек: 28-летнего Буллита сопровождали журналист Линкольн Стеффенс, известный левыми взглядами, и офицер военной разведки капитан У. У. Петтит. Последний говорил по-русски и не раз посещал Петроград, посылая оттуда донесения, не оставлявшие сомнений в его сочувствии революции. Особым приказом ему предписали носить в поездке гражданскую одежду и держать свой чин в секрете. Вместе с дорогой миссия заняла, как следует из официального отчета Буллита, больше месяца; на расходы он получил 5000 долларов [33]. 22 февраля они выехали из Парижа в Лондон, потом из Ньюкасла поплыли в Берген, оттуда добрались в Стокгольм. Там Буллит познакомился со шведским коммунистом Карлом Килборном, который до того провел несколько месяцев в революционной России; он помог связаться с большевистским руководством. В Хельсинки они были пятого марта; оттуда дорога до Петрограда заняла еще три дня. «Поездка легкая, – писал Буллит с дороги. – Сведения о тяжком положении в России смехотворно преувеличены». В Петрограде Буллита и двух его коллег встретили Зиновьев, Чичерин и Литвинов; потом все, кроме Зиновьева, отправились в Москву продолжать переговоры с Лениным. В новой столице России они пробыли всего три дня. Кормили их там икрой и хлебом; других продуктов в Кремле не было. С тех пор икра стала любимым угощением Буллита; он всюду, в Америке и в Европе, принимал гостей с икрой и шампанским.

14 марта Буллит получил из Наркомата иностранных дел необыкновенный документ, который он поспешил отправить курьером в Хельсинки. Оттуда текст отправился в Париж телеграфом, и Буллит сразу выехал следом. Он прибыл в Париж 25 марта, рассчитывая немедленно приступить к обсуждению ленинских предложений на высшем уровне. Он пребывал в необыкновенном возбуждении; по его представлениям, его три дня в Москве должны были изменить мир не меньше, чем те десять дней, о которых написал Джон Рид. 17 марта он телеграфировал Хаусу: «Если бы Вы видели то, что я увидел за эту неделю, и говорили бы с людьми, с которыми разговаривал я, Вы бы не успокоились, пока бы не заключили мир с ними». Хаус отвечал поздравлениями, но предупреждал, что большевики должны официально сформулировать свои предложения.

И они это сделали. В бумаге, переданной Буллиту, Ленин и ВЦИК предлагали остановить военные действия по всей территории бывшей Российской империи, заключив двухнедельное перемирие с враждебными им силами. Далее они предлагали Антанте признать все действовавшие в России власти в качестве легитимных правительств над территориями, которые они фактически контролировали на момент перемирия. Это означало, что большевики в обмен на собственную легитимность согласны на международное признание правительств Колчака, Юденича, Деникина и еще нескольких белых командиров; на существование национальных правительств почти во всех колониях бывшей Российской империи от Балтики до Кавказа и Средней Азии; а также на продолжение оккупации – фактически аннексию – Архангельска, Мурманска и Владивостока силами Антанты. Сами большевики соглашались удовольствоваться территориями нескольких губерний, которые они фактически контролировали весной 1919 года – Московской, Петроградской и нескольких окрестных. 23 параллельные войны на территории бывшей Российской империи, которые насчитывал Буллит, были бы остановлены. Территория Россия, писал он позже, уменьшилась бы до территории, занимаемой ею при Иване Грозном. В большевистском проекте мира предлагалась также всеобщая амнистия, свободное передвижение людей по всей бывшей Российской империи и признание ее долгов, ответственность за которые Советы разделили бы с новыми государствами. Новое устройство этой части мира предполагалось закрепить международной конференцией, которую большевики предлагали организовать в Норвегии. Большевистское правительство хотело получить ответ на свое предложение до 10 апреля. В недельный срок после заключения перемирия на основе этих пунктов большевики предлагали собрать в нейтральной стране международную конференцию по России.

Буллит и его спутники были воодушевлены успехом, превзошедшим любые ожидания. Петтит остался на связи в Петрограде, общаясь с представителем Наркоминдела Шкловским. Он продолжал слать донесения, в которых объяснял, что большинство людей, встреченных им в России, поддерживает большевиков. Но дела ему так и не нашлось, и 28 марта его отозвали в Париж. Первого апреля он был арестован на границе финнами. Без труда выяснив его чин и статус, они вскоре отпустили бравого, но, кажется, чересчур доверчивого капитана. А доклад, составленный Буллитом для Вильсона, был написан так оптимистично, как только позволяла ситуация: «Деструктивная фаза революции пройдена, и вся энергия правительства направлена на конструктивную работу. Террор прекращен… Смертные казни крайне редки… Советское правительство за полтора года больше сделало для образования русского народа, чем царское правительство за пятьдесят лет». Большевики, по его словам, пользуются широкой поддержкой, а в Ленине он видел умеренного политика вроде Вильсона, чуть ли не центриста: «В практических делах Ленин правее существующей политической жизни в России». В качестве примеров ленинской «правизны» Буллит приводил отказ от национализации земли, возврат к банковской системе, намерение учредить концессии. До Новой экономической политики оставалось еще два года, но дебаты вокруг нее показали, что Буллит прав: Ленин был прагматичнее многих своих товарищей; вероятно, он успел дать понять это Буллиту во время их встречи. Ленин понравился Буллиту, он писал о большевистском лидере как о прямом и искреннем человеке, что для него одна из высших похвал. В отличие от Рида, который был в восторге от Троцкого, Буллит предпочитал Ленина.