Слово в неделю сыропустную - Иннокентий Херсонский

Само собой разумеется, братие, что исповедь перед священнослужителем нисколько не препятствует исповедям частным — по взаимному христианскому доверию. Напротив, та же Святая Церковь, которая вменяет каждому в непременный долг исповедоваться перед священником, весьма часто повторяет совет апостола: исповедайте… друг другу согрешения ваша, и молитеся друг за друга… да исцелеете (Иак. 5; 16). Кто препятствует выполнять спасительный совет сей? И много ли, однако же, между ними таких, кои выполняют его? Если у нас существует взаимная откровенность и дружеская исповедь, то разве на соблазн и на грех…

Нисколько также не препятствует исповедь перед священником сокрушенному самоисповеданию грехов своих перед Богом. Напротив, такое самоисповедание есть лучшее и необходимое приготовление к исповеданию грехов перед священником; есть одно из превосходнейших средств к уврачеванию ежедневных грехопадений наших; так что мы ничем не можем лучше окончить нашего собеседования о исповеди, как пригласив вас к употреблению сего средства. А чтобы кто-либо не оставил его, за недостатком руководства, то указываем всем и каждому, на молитву исповедания к Богу человека, полагающего начало спасения, составленную и оставленную, можно сказать, в духовное наследство для всех истинно кающихся святым Димитрием Ростовским. Аминь.

Слово на часах, в четверток недели 1-й Великого поста, о епитимии

Беседуя о исповеди, мы остановили внимание наше на самом существе сего таинства. Но в состав исповеди входит одна вещь, которая хотя не составляет в сущности таинства, но крайне важна по своим нравственным следствиям, и потому требует внимательного рассмотрения. Это — епитимия! Как много понятий о ней неправильных! Одни убегают епитимий, как чего-либо ненужного и излишнего; другие думают основать на ней почти все (великое) дело своего примирения с Богом. Поищем между сими крайностями надлежащей средины, и научимся обращать во благо, что есть в епитимиях истинно душеспасительного.

Что такое епитимия? По самому словозначению с Еллинского языка, это — замечание, выговор, обличение, наказание. Почти то же самое разумеется под именем епитимий и на языке церковном: епитимию составляют различные подвиги и лишения, кои возлагаются на кающихся от духовного отца, при исповеди. Таковы различные виды пощения, покаянные поклоны, урочное чтение различных молитв, посещение святых мест, известного рода милостыни и пожертвования на храмы Божий и в пользу бедных, и потому подобные дела любви и самоотвержения.

Какая сила в сих епитимиях? Та ли, чтобы посредством принимаемых на себя лишений и подвигов удовлетворить правосудие Божие за свои грехи, заплатить, так сказать, свой долг перед Богом, или хотя некую часть его? Так думать — значило бы не иметь понятия ни о своих грехах, ни о правде Божией. Кто в состоянии удовлетворить за свои грехи высочайшей правде Божией, кроме Божественного Ходатая нашего, кроме Его Крестной смерти, за нас подъятой? — Только пречистая Кровь Сына Божия могла угасить пламень гнева Божия на грешников, — и угасила! Ни едино…ныне осуждение сущим о Христе Иисусе (Рим. 8; 1), — говорит апостол. Но если нет никакого осуждения верующим, то к чему будет тут наше удовлетворение? И что могут прибавить наши ничтожные пожертвования к бесконечной жертве, за нас принесенной? Только фарисеи могли думать, что своими постами и милостынями они стяжали право на любовь Божию: христианин заключает все права свои в одном милосердии Божественном и заслугах своего Божественного Ходатая.

Для чего же после сего нужна епитимия при исповеди и к чему может служить она? Для многих и важных целей.

И, во-первых, получившему помилование преступнику всего естественнее желать, как можно скорее, иметь случай выразить чем-либо свою благодарность, доказать, что он точно решился исправить свою жизнь и посвятить все остальные дни свои на заглаживание прежних грехопадений. Где взять сего случая? Ждать, пока он придет сам? Но он может не придти долго: а между тем, жар святой ревности может охладеть от самого времени. В сем отношении епитимия, то есть, какой-либо подвиг лишения или труда, налагаемый на кающегося тотчас после исповеди, есть для него не наказание, а милость и дар. То самое, что назначение подвига духовного вышло из уст духовного отца, который принял от нас исповедь и изрек нам прощение от лица Божия, придает ему характер священный, вид некоей заповеди Божественной, и таким образом спасает от легкомыслия и желания оставить, или переменить, или ослабить подвиг, на себя принятый. Благоразумный выбор епитимий, применительно к качеству страстей или грехов наших, делает подвиг, из коего состоит епитимия, еще плодоноснее по действию на наше нравственное исправление. В сем отношении епитимия, будучи прямо направлена против душевного недуга нашего, совершенно подобна тем врачевствам укрепляющим, кои врачи предписывают больным по прошествии болезни. Исполняя епитимию не сами по себе, по своему произволу, а по назначению духовного отца, мы по тому самому подлежим отчету в исполнении и таким образом, имеем новое, нужное для слабости нашей побуждение, исполнить принятый на себя подвиг с возможной точностью.

Кроме сего, вследствие преизбыточествующей силы заслуг Христовых и для ободрения нашей слабости, примирение с Богом так упрощено и облегчено в таинстве исповеди, что, можно сказать, зависит от одного нашего слова: согрешил, помилуй! — Такой преизбыток милосердия для духовного человека нашего, проникнутого совершенно чувством своей бедности и омерзения ко грехам, служит обильнейшим источником вечной благодарности к Господу и верности своему обету: не впадать в прежние грехи; но для чувственного человека нашего такая скорость совершения и простота внешнего вида таинства может подавать повод к легкомыслию и возврату на прежнее. Когда, так может думать чувственный человек, покаяние так удобно и легко, то значит грех не так важное зло, как его представляют; я могу опять повторить грехи, опять предаться страсти, и опять получить прощение, когда только захочу, также легко и скоро, как получил теперь. Чем предотвратить и искоренить сии опасные мысли и чувства? Между прочим, епитимией. Чем она труднее, тем сильнейшую составляет узду против легкомыслия. В таком случае самый чувственный и легкомысленный человек по необходимости судит сам с собой так: если за прошедшие грехи я должен лишать себя того и того, понести такой и такой труд: то за новые грехи я должен буду подлежать еще большим лишениям. Такая мысль, естественно, предохраняет нашу слабость от повторения прежних грехов.

Наконец, нужно ли грешнику памятовать о своих грехопадениях? Весьма нужно. Подробности грехов, особенно чувственных, должно всячески сглаживать из памяти, дабы они не портили чистоты воображения и сердца; но память о греховности нашей должна оставаться как источник смирения, как побуждение к осторожности и бдительности над собой. Посему-то почти все грехи сами по себе оставляют за собой некие неприятные следы и по исправлении грешника. Это, можно сказать, естественная, неизбежная епитимия, коей отеческое Провидение Божие предостерегает исправившегося человека от ниспадения в прежние грехи. Но вот, с другой стороны, несчастное свойство природы нашей, что мы ничего так легко не забываем, как наши грехи! Если мы исправились от них, хотя не совершенно, то скоро готовы думать, что мы вовсе никогда не грешили, расположены смотреть на себя как на праведников. Такое забвение своих слабостей и нечистот весьма вредно для истинного преспеяния в добродетели. Ибо, кроме того, что есть плод самолюбия, оно само питает греховное самолюбие — главный источник всех нечистот наших. Посему какой-либо припоминательный знак наших грехопадений для многих, если не для всех, есть вещь крайне нужная и полезная. И такой-то знак есть епитимия. Самым бытием своим, она, доколе продолжается, непрестанно напоминает грешнику помилованному, что он был не то, чем должен быть, что он принадлежал к числу людей погибших, и избег осуждения единственно по милосердию Господа. Посему-то, кои понимают такое благодетельное действие епитимий, вместо того чтобы желать сокращения ее, нередко желают сохранить ее в каком-либо виде на всю жизнь, дабы всегда иметь ближайшее напоминание о прежнем гибельном состоянии души своей и, вместе с тем, о постоянном побуждении к смирению.

Поскольку от благоразумного выбора епитимии весьма много зависит ее действие, то выбор сей есть одна из важнейших обязанностей духовного отца. Святая Церковь помогает ему в сем важном и трудном деле многими правилами святых отцов. Но и ваш долг, братие, помогать духовному отцу в сем важном деле всеми, от нас зависящими, средствами. А главным образом тем, чтобы как можно вернее раскрывать пред ним свое положение, свою совесть, свой характер, свои отношения, свои мысли и чувства. Смиренное представление о невозможности выполнить какую-либо епитимию благодушно приемлется самой Церковью. Не неуместно и обнаружение сомнения касательно нравственного действия какой-либо епитимий. Только надобно помнить: 1) что выбор епитимий, как лекарства, главным образом принадлежит не больному, а духовному врачу; 2) что отвращение наше от какой-либо епитимий может нередко служить вернейшим признаком, что это врачевство точно по нашей болезни: ибо главный источник всех наших духовных недугов, как мы уже заметили, есть преступное самолюбие наше, равно как и главное врачевство и основание всех врачевств должно быть отречение от нашей воли; 3) не должно забывать, что перенесение епитимий, хотя бы она казалась нам и не по роду нашей болезни, или не по нашему положению, во всяком случае есть благое дело, как опыт духовного послушания, как плод отречения от своей воли, как победа над собой. Аминь.