Морок - Юлия Аксенова

Бетти даже в своих развлекательных программах редко несла такую чушь. Но Виктор благодарно улыбнулся ей в ответ.

Потом его внимание вновь привлекла русская графиня, которая все еще владела микрофоном.

— Спасибо, — сказала она. — Я не знаю поэта Заболотного, но я услышала красивые стихи. И вы… как это говорится?.. — она театрально пощелкала пальцами, — вложили в них всю душу, — с апломбом закончила старуха.

Виктор разозлился. «Поэт вложил в них душу. А я только прочел, как мог. И только потому, что не придумал, как по-другому от тебя отделаться!» У него, разумеется, не было времени на то, чтобы произнести про себя эту фразу, она лишь мелькнула в сознании — и Виктор уже забыл о русской, передавая микрофон в протянутую над головами руку.

Зрители, стоявшие в непосредственной близости от человека, которому достался микрофон, вежливо расступились. Теперь в перекрестии прицелов камер оказался небольшого роста очень пожилой сухонький джентльмен. Уже улыбаясь новому участнику телемоста, говоря ему какие-то ободряющие слова, Виктор успел подосадовать на выбор, сделанный помощниками: второй представитель старшего поколения подряд. Впрочем, что же делать, если они всегда — самые активные участники подобных мероприятий.

— Я очень люблю вашу передачу и стараюсь всегда ее смотреть, — начал старик с той неторопливой основательностью, с тем трогательным уважением к каждому произносимому слову, на какие еще способны только люди его времени.

Виктор улыбнулся:

— Спасибо на добром слове.

— Да, за последние полгода я не пропустил ни одной передачи. Даже когда попал в больницу, лежа под капельницей, попросил, чтобы мне в палату доставили телевизор. Обещал врачу, что не стану смотреть кино и футбольные матчи. Сказал: только посмотрю Виктора Смита — и вы можете забрать у меня пульт.

У Виктора щипало глаза. Не получалось у него привыкнуть к проявлениям народной любви! Он каждый раз бывал искренне тронут, но чувствовал себя неловко и с нетерпением ждал, когда же человек закончит свою тираду. Впрочем, даже если и не принимать во внимание тонких движений собственной души, с лирическим вступлением пора было заканчивать и переходить к сути вопроса. Виктор уже собрался прервать пожилого джентльмена, но тот сам приступил к делу.

— И вот какой у меня вопрос. Почему ни разу за эти полгода вы не коснулись темы, которая будоражит многих? Я имею в виду проблему так называемой неразменной купюры. Я доверяю только вашему мнению и хотел бы узнать, как вы относитесь к этой теме, а также — собираетесь ли в дальнейшем ее осветить? Спасибо.

Старик с достоинством наклонил голову и отдал микрофон подошедшему помощнику.

Виктор глубоко вздохнул. Медленно произнося: «Спасибо вам за теплые слова…» и так далее, он лихорадочно соображал, как выкручиваться. Не зря он внутренне сопротивлялся этому мероприятию. В прежние годы более или менее обходилось. А сегодня — просто анекдот: третий вопрос — третья проблема!

Виктор слыхом не слыхивал ни о какой проблеме «неразменной купюры». Старик не производил впечатления озорника или сумасшедшего. Если некое нашумевшее событие прошло мимо внимания Виктора по понятным ему одному причинам, в этом просто нельзя признаваться. Сказать: «А я ничего такого не знаю», когда все вокруг только об этом и говорят, — расписаться в вопиющем непрофессионализме. Если же ему подстроили ловушку — ради развлечения или из соображений конкуренции, — то даже безобидная фраза, вроде «Я наблюдаю за развитием событий», прозвучит чудовищной нелепостью.

Осторожно, с неопределенной улыбкой, мягко, чтобы, не дай бог, не обидеть почтенного пенсионера, Виктор произнес:

— Вы бы хотели, чтобы именно я занялся этой темой?

Виктору очень хотелось сделать умоляющий жест в сторону Бетт, чтобы она его выручила, но это исключалось. Зато, пока говорил, он придумал спасительную фразу, обращенную к соведущей: «Бетт, почему тебя никто не спрашивает о неразменной купюре?» Прозвучало бы хамовато, но все-таки выход.

Ему опять повезло. Толпа вздохнула, зрители секунду обдумывали слова ведущего — и снова наградили его дружным смехом. Улыбнулся и старик — автор вопроса, поставившего Виктора в тупик. Теперь Виктор был почти уверен, что неведомая ему проблема «неразменной купюры» действительно существует и будоражит умы. Что с ней делать дальше, он пока не очень понимал, но тут наконец-то вмешалась Бетти, заметившая неладное.

— Виктор, мы с тобой еще раз убедились, что загадка неразменной купюры живо интересует многих наших телезрителей. Мне бы хотелось узнать, что думают по этому поводу гости, собравшиеся сегодня в студии.

Виктор внимательно слушал оживленный диалог в студии. Среди повторявшихся на разные лады «считаю, что есть», «считаю, что нет», «правительство уделяет недостаточно внимания», «надо немедленно прекратить досужие разговоры» он так и не уяснил для себя сути проблемы. Только определил, что какое-то действительно крупное событие, которое разворачивалось в последние несколько месяцев, прошло совсем мимо его сознания. Узнаваемым казался Виктору только сам поминутно звучавший термин «неразменная купюра».

Когда, закруглив обсуждение в студии, коварная Бетт вернула Виктору вопрос старика относительно его намерений исследовать и осветить, наконец, животрепещущую тему, он искренно ответил, что собирается ознакомиться с проблемой более глубоко, чем делал это до настоящего момента.

Снова наступила его очередь беседовать с участниками телемоста.

Спустя еще час напряженной работы Виктор и думать забыл о проблеме «неразменной купюры».

Вторая повесть

ДРУГАЯ ИСТОРИЯ

Жизнь брала под крыло,Берегла и спасала,Мне и вправду везло.Только этого мало.

Случай приводит их в Париж в один и тот же день. Он — молодой колумбийский наркобарон, она — вдова чабана из Башкортостана. Они проводят в Париже три сумасшедшие ночи: он — в казино отеля «Мариотт», она — на вокзале Сен-Дени, и уезжают назад, так и не познакомившись.

Я — в метро. Иду вдоль платформы. Здесь, на «Киевской», она длиннющая. Мне нужно пройти станцию из конца в конец. Я пристально смотрю в лица встречных мужчин. В последнее время это стало моим любимым развлечением во всех общественных местах: на улице, в метро, в библиотеке, в длинных коридорах института. Я стараюсь увидеть всех, даже юношей и стариков. Но когда приходится выбирать в густой толпе, предпочтение отдаю ровесникам и тем, кто на вид несколько старше.