Ричард Длинные Руки — монарх - Гай Орловский

— Уже знаете? — спросил я с недоверием.

— Слухами земля полнится, — ответил первый уклончиво.

— Мы всего лишь, — добавил второй, — лучше других умеем слушать.

— Хорошее умение, — признал я. — Мне бы такое.

Они сдержанно улыбнулись, первый сказал учтиво:

— Оно твое, брат, ибо мы все рыцаря одного Ордена.

— Я счастлив, — сказал я, — что Тоннель в руках марешальцев. И хотя я сохраняю возможность обрушить его в случае крайней опасности, но куда лучше охрана, что не пропустит к нам вражеские полчища, зато обеспечивает, как вижу, бесперебойный поток люда в обе стороны, что так важно для прогресса.

Старший сказал медленно:

— Мне приказано охранять Тоннель. Меня зовут брат Отго, я — граф Шварцбург-Рудолылтадт из рода Кенисбергов. Однако, брат…

Голос его показался мне малость смущенным, я спросил настороженно:

— Что-то стряслось?

Он покачал головой и взглянул мне прямо в глаза.

— Нет, брат, ничего. Просто сообщаю решение Совета Магистров, что служит миру и порядку. Ввиду стратегической важности Тоннеля разрешено перевозить через него любые грузы, кроме оружия. А также приветствуется передвижение всех людей, без различия, к какому роду племени и королевству они принадлежат. Это служит божьему плану перемешивания всех людей в один народ, ибо он и был единым во времена Адама и Евы.

— А также, — добавил второй, — невзирая на их сословия и не делая между ними различий!

— Здорово, — сказал я искренне. — Как жаль, что законы Ордена не рулят всем миром и всеми королевствами.

Брат Отто кивнул, лицо становилось все смущеннее, наконец он вздохнул, посмотрел на меня чисто и честно.

— Брат Клаур говорит верно. Разрешено всем, кроме… войск.

Я уставился на него в изумлении, даже арбогастр насторожил уши и пытался обнюхать рыцаря Ордена, но тот отпрянул.

— Это, — проговорил я, — что, распоряжение Совета Ордена?

— Совета Магистров, — уточнил брат Клаур. — Сожалею, брат Ричард.

Я сказал в недоумении:

— Но как тогда я введу армию в Сен-Мари?

Он вздохнул и снова посмотрел на меня чистыми честными глазами человека, абсолютно уверенного в справедливости своей позиции.

— Боюсь, брат, это невозможно. Войска не пропустим ни в одну сторону, ни в другую. Только мирные грузы, только мирные люди. Все войны — зло. Войнами не выстроить Великое Арндское королевство.

Я помолчал, подбирая слова, но ничего не идет в голову, напротив, вылетело и то, что было.

— Войны зло, — пробормотал я в затруднении, — но что делать, если другая сторона не хочет жить мирно?.. А принудить молитвой… вы уверены, что это возможно?

— Все возможно, — ответил он учтиво, но твердо. — Мир стал лучше, а нравы мягче с той поры, как пришел Иисус и отменил все человеческие жертвы!

— Хорошо бы ускорить эти изменения, — сказал я. — Все-таки Иисус когда был… А справедливыми освободительными войнами можно решить быстрее.

— Гражданская война, — сказал он, — для победителей и побежденных одинаково гибельна. И вообще, самое большое зло — победа в гражданской войне.

— Это не гражданская, — напомнил я. — Армия идет с севера.

— Все войны, — заметил он, — гражданские, если они между людьми.

— Что делать, — сказал я, — если хотим пользоваться миром, приходится сражаться.

— Дело воина, — заметил он, — стремиться в бой, дело командира — не торопиться. Ты в самом деле командир, брат?

Я перекрестился и сказал благочестиво:

— Блаженный Августин изрек: «Заповедь «Не убий» отнюдь не преступают те, которые ведут войны по полномочию от Бога».

— Покажите эти полномочия, — сказал он. — Брат, могу сказать, что очень редко войну ведут по заранее определенному плану. Чаще война сама выбирает пути и средства… а те чаще всего нам очень не нравятся, но что-то исправить уже поздно.

— И все же мир создается войной, — сказал я, — а во время войны законы молчат.

— Но не устав, — ответил он с достоинством. — Устав создавался веками. Тебе кажется чересчур миролюбивым?

— Все войны начинаются из-за избытка миролюбия, — ответил я уклончиво, — а добро все-таки лучше побеждает на расстоянии выстрела из лука. Еще лучше — из арбалета. Брат Отто, вы мудрый и ученый человек, я искренне сожалею, что такой человек вынужден носить меч, а не преподавать в университете. Я предпочел бы встретить на посту охраняющего Тоннель человека попроще.

Он скупо улыбнулся.

— И надеялись бы его переубедить? Увы, устав для всех устав. Ученый и неученый повинуются ему одинаково. Сожалею, брат, но мы не пропустим войска. А Тоннель так выстроен, что защищать его нетрудно даже от самой обученной армии. Да, мы слыхали, вы можете его обрушить… Но тогда уже никто не пройдет. Даже мирные люди.

Я вздохнул, развел руками.

— Ладно, но одного меня пропустите?

Он кивнул, на лице ясно проступило облегчение.

— Разумеется, брат. Один человек — не армия.

— Хорошо, — сказал я. — Только вернусь к приближающейся армии и сообщу, чтоб вернулись в свои лагеря.

Он поклонился, я развернул арбогастра и пустил его в обратную сторону.

Бобик по дороге задавил такого здоровенного кабаняру, что захекался тащить и чуть ли не впервые позорно отстал от арбогастра. А тот увидел большой отряд со знакомым всадником во главе, добавил скорости.

Норберт остановил коня, но не успел я покинуть седло, как прибежал Бобик и сунул ему кабана. Норберт даже не пытался взять этого монстра, а только сделал вид, что принимает, и кабан бухнулся на землю, вызвав небольшое сотрясение почвы.

— Молодец, — сказал Норберт, — умница! Хорошая собачка, хорошая…

Обрадованный Бобик встал обеими лапами на спину дрожащего в ужасе коня, лизнул всадника в щеку и, отойдя на пару шагов, грохнулся на землю, тяжело дыша и высунув язык.

Норберт посмотрел на меня с недоумением, я высвободил одну ногу из стремени, но так и остановился в задумчивости.

— Ваше Величество, — проговорил Норберт, — вы как-то вроде бы не с той стороны… Потеряли дорогу? Голова закружилась?

Я ответил с показной беспечностью:

— Уже побывал, все увидел, ничего интересного.

— И как там в Геннегау? — полюбопытствовал он. — Нас еще помнят? Вы кого-нибудь уже успели… обидеть?

Я покачал головой.

— Имеете в виду, конечно, женщин? Увы, до Геннегау не добрался, Тоннель закрыт. Спешу предупредить вас с Альбрехтом, что диспозиция меняется.

Он охнул.

— Как… закрыт?

— Тоннель охраняют рыцари Ордена Марешаля, — пояснил я. — А им устав, видите ли, запрещает пропускать воинские части хоть в одну сторону, хоть в другую.