Немачеха (сборник) - Доктор Нонна

«И зачем отца из Германии перевели? – думала меж тем Лариса. – Вот там была жизнь!» И действительно: улицы чистенькие, люди вежливые, дом отдельный, мебель как из музея, на каминной доске – статуэтки дрезденского фарфора. Беленькая пастушка, вся в фарфоровых кружевах, была больше похожа на принцессу. Мама одевала Лару в такое же легкое, воздушное платье, и девочка кружилась, кружилась. В корзинке у пастушки-принцессы лежало кольцо с тремя бриллиантиками. Камушки сидели не на одной линии, а «врассыпную», как неизвестное созвездие или буква какого-то древнего алфавита. Мама кольцо не любила, надевала только в гости к бабушке. Бабушки нет давно, и Германия осталась где-то далеко, вместе с детством. Сейчас-то Лара уже совсем взрослая, до аттестата рукой подать. Ну зачем, зачем отца сюда назначили? И школа при военной части была не чета здешней…

Вдруг перед глазами взметнулась быстрая тень. Лариса остановилась так резко, точно налетела на стену. Сердце бухало где-то в горле, пальцы похолодели…

– Лар, ты чего? Вороны испугалась? Да она сама тебя испугалась, вон как взлетела! Ты ж на нее чуть не наступила. Мечтаешь, да?

Лара вздохнула с облегчением – действительно, всего лишь ворона взлетела из-под ног. Повернула к дому и обрадовалась: у подъезда стоял «газик», значит, отец заехал пообедать. Знакомый солдатик – кажется, его звали Виктор, – старательно надраивал и так уже зеркально блестевшие железные бока. «Вот глупость-то! – подумалось Ларисе. – Через полчаса заедут в какую-нибудь лужу и опять по уши грязные будут».

– Привет, красавица! – помахал ей Виктор. – Поторопи там Павла Ильича, а то опоздаем.

Лариса взлетела на третий этаж, пританцовывая, вбежала в квартиру, бросила в угол портфель – мама опять будет сердиться, мол, все надо на место класть, ну и пусть!

– Папуль! Я дома! Тебя там Виктор…

Отец лежал посреди кухни, уткнувшись лицом в отвратительно красную лужу.

– Папа?.. – Лариса упала на колени. Левую ногу пронзила острая боль. Ладонь попала в лужу, и Лариса с ужасом ее отдернула. Цвет был какой-то странный, остро пахло чесноком… Господи! Да это просто борщ!

– Папа! Что случилось? – Лариса затормошила отца, его тело тяжело перевалилось на спину, глаза стеклянно уставились в потолок…

Девочка в ужасе отшатнулась и закричала. Горло саднило, глаза заволокло каким-то туманом.

Виктор, примчавшийся на крик, вызвал «Скорую», позвонил в часть, позвал на помощь соседку. Лариса точно окаменела, не замечая ничего: ни суеты Виктора, ни людей в белых халатах.

– Девушка, у вас вся нога в крови! – санитар «Скорой» тряхнул ее за плечо и сказал кому-то за спиной: – Это она коленом на осколок тарелки угодила, вон кусочек торчит. Давай, солдат, помоги.

Вместе с Виктором они промыли рану, остановили кровь, сделали перевязку, но шрам остался на всю жизнь.

2. Пустота

На похоронах мужа Елена Александровна была кукла куклой: подтолкнут – идет, остановят – застынет. Сослуживцы Николая Ильича бережно поддерживали ее под руки. Только когда солдаты приготовились к траурному салюту, она вырвалась и, увязая в разбросанной вокруг могилы глине, побежала к ним:

– В меня стреляйте! В меня! В меня! В меня-а-а-а!..

Светлая трехкомнатная квартира превратилась в склеп: в ней стало тихо, пусто и холодно. Военной пенсии вполне хватало на жизнь, но как раз жизнь из дома ушла. Вместе с отцом. Ушли радость, тепло, ушел смех, ушла душа. Елена Александровна двигалась по квартире, как сомнамбула, неожиданно застывая посреди прихожей или комнаты. Но чаще сидела, уставившись в одну точку. Когда Лара подсовывала ей тарелку с едой – ела, механически, без всякого выражения, роняла ложку и опять утыкалась взглядом в стену, комод или занавеску.

«Такой молодой, и инфаркт! И мать плоха совсем», – слышала Лариса соседский шепот за спиной. Но только голову выше поднимала и плечи расправляла.

Недели через три Елена Александровна начала как будто оживать, даже говорила «спасибо», когда Лара приносила ей чай. А возвращаясь из школы, девочка поднимала голову и видела в окне знакомый силуэт. Совсем как раньше.

Но в этот день за темно-прозрачными стеклами было пусто.

Елена Александровна лежала в ванне в самом красивом своем халате – пунцовом, с золотым шнуром по краям. От воды – такого же цвета, как халат! – поднимался пар, белый кафель тоже казался розовым, и только лицо матери было белым-белым. Как и рука, бессильно зацепившаяся за бортик ванны – на безжизненном пальце хищно блестели три бриллиантика.

Лара не помнила, как вызвала «Скорую».

После реанимации Елена Александровна уже никого не узнавала – даже дочь, – кидалась на стены и двери, выбила оконное стекло в палате. Медсестра в реанимации, утешая Ларису, говорила, что это временно, что нужно в стационар, что маме требуется специальная помощь…

Помощь?! Впервые приехав к матери в этот самый «стационар» под угрожающим названием «психоневрологический диспансер», Лариса ужаснулась: липкая от старости и грязи синяя масляная краска на стенах, потолки в мутно-желтых разводах, резкий запах хлорки, смешанный с еще более мерзким запахом мочи и еще каким-то, совсем гадким, от которого мутилось в голове и темнело в глазах. Только много лет спустя Лариса поняла, что это был запах смерти.

Директриса школы нажала на горисполкомовских чиновников – не ломайте девчонке жизнь, не ребенок уже, школу скоро заканчивает, да и мать, может, еще оправится – и в детдом Ларису не отправили. Иногда она думала – лучше бы отправили, там хоть люди вокруг. Квартира пугала своей мертвой тишиной, казалось, что и внутри, там, где раньше была душа, так же пусто.

Серые пыльные будни – в школу, домой, опять в школу, опять домой, раз в неделю к маме – освещались только визитами Нели. Она вдруг зачастила к Ларисе – еще бы, такая квартира простаивает! Поначалу еще спрашивала: «Ничего, что я приглашу кого-нибудь?», но вскоре начала распоряжаться квартирой, как своей. Холодильник ломился – спасибо Людмиле Анатольевне! – от дефицитных продуктов, музыка гремела на весь подъезд, разъяренные соседи ломились в дверь и даже вызывали милицию. Но Ларисе было наплевать: все, что угодно, лишь бы не эта мертвая пустота. С Нелькой ярко, шумно, весело, конфликты с соседями и милицией решает всесильная Людмила Анатольевна, а к маме езди не езди, как бы там кумушки ни шушукались за спиной, – все равно не поможешь…

– Девушка, что же вы трубку-то никогда не берете? – Визгливый голос вгрызался, кажется, в самую середину головы. – Это ваша мать, не наша!