Пропаганда гомосексуализма в России - Маша Гессен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идея уехать в Штаты появилась не одномоментно, она вызревала постепенно. После того, как распался Советский Союз, мы начали смотреть американские фильмы, начали понимать, что где-то есть другая жизнь. Моя бабушка пугала маму всякими страшными историями, говорила, что в США совсем не так хорошо, как показывают в фильмах, но мама только и думала, как бы выбраться. Она подала документы на участие в лотерее, чтобы выиграть вид на жительство в США, и все время смотрела объявления о работе в больницах по всему миру: она врач.
В результате мы оказались в США, потому что мама нашла себе жениха по переписке. Она вышла замуж за моего отчима, но стоило нам приехать сюда, как обнаружилось, что он сумасшедший христианский фундаменталист, республиканец, заядлый консерватор. Так что, пока мы жили с ним, я по-прежнему сидел в подполье. Потом он начал потихоньку меняться, мы сначала не могли понять, что с ним. Помню первый случай, который нас очень удивил: я уже тогда жил отдельно, и мама с отчимом зашли, проходя мимо, и отчим принес мне тыкву — это было перед Хэллоуином. Нам тогда это показалось очень странным, ведь он всегда говорил, что Хэллоуин — сатанинский праздник. Так что мы с мамой подумали: вау, что-то происходит!
А потом он признался маме, что он транссексуал. И со временем поменял пол. И моя мама, это чтобы вы поняли, что она за человек, еще несколько лет после этого продолжала с ним жить как друг, и ходила с ним и его приятелями-трансвеститами петь песни в караоке. Так моя жизнь в каком-то смысле превратилась в фильм Педро Альмодовара. Теперь я снимаю обо всем этом фильм, полуавтобиографический. Не знаю, удастся ли пробиться с ним в большой прокат, но у меня есть продюсеры и какие-то деньги, и мы сейчас ведем переговоры с Кэрри Фишер, чтобы она сыграла роль моей бабушки.
Все это случилось где-то через два года после маминого замужества, примерно в это же время я встретил Шона. Мне уже тогда отчаянно хотелось завести бойфренда, хотелось понять, на что это похоже. Но у меня не было никакого опыта. В 18 лет я не мог ходить по барам, и у меня не было приятелей-геев моего возраста. Еще я ужасно стеснялся своего акцента. Я тогда еще говорил с сильным акцентом, если честно, люди иногда просто притворялись, что понимают меня. Я был счастлив жить в Америке, мне нравились американцы, но языковой барьер приводил меня в отчаяние.
С Шоном мы познакомились в Сети, я ответил на его письмо на сайте Gay Seattle. Я был суперстеснительным в то время и из-за своего акцента чувствовал себя очень неуверенно. В Сети было не так страшно — более комфортно, что ли. Мне было 18, ему 34. Я соврал в своем первом письме: он запостил в своем профайле цитату из какой-то книжки и спросил, знает ли кто-нибудь, откуда она. И я начал пудрить ему мозги, что где-то видел эту цитату, мол, просто вертится на языке. Примерно с неделю мы болтали с ним по телефону, потом он уехал на рождественские каникулы. На Новый год мы наконец встретились, провели вместе ночь, а утром он предложил мне переехать к нему. Формально я не переехал, продолжал платить за свое жилье, но почти все время проводил у него.
Я был совсем желторотый, поэтому испытывал восторг просто от того, что у меня кто-то появился. А Шон был сложившийся человек, добропорядочный и основательный. Он не пил, не употреблял наркотики, вел размеренный образ жизни. Думаю, именно этим он меня и привлек. Кроме того, мы принимали друг друга такими, какие мы есть. Тогда я еще остро ощущал свою «инакость». Большинство людей меня сторонились, а когда парни проявляли ко мне интерес, всегда оказывалось, что они просто западают на русских и вообще на иностранцев. Шон — черный, поэтому у него был похожий опыт: большинство геев не хотели с ним отношений, потому что он черный, а остальные хотели только потому, что он черный. Было приятно встретить кого-то, кого не волнует, иностранец я или нет, русский или нет.
Моя мама была рада за меня. Ну, может, она и считала, что я немного поторопился, но ей нравился Шон. Когда мы съехались с Шоном, я перестал писать бабушке, которая еще оставалась в России. Она всегда здорово поддерживала меня в жизни, но она не знала, что я гей. Хотя я ей не писал, но однажды послал фотографию, на которой я был вместе с Шоном, и что смешно — она ответила, причем обращалась в основном к Шону, написала: «Вы украли моего внука, но, кто бы вы ни были, не запрещайте ему читать мои письма!». Так что я в конце концов ей ответил и все рассказал: что собираюсь в университете изучать искусство, а для нее это было, наверное, не лучше, чем узнать, что я гей. И что я гей. И что мой бойфренд черный. Написал, что отлично ее пойму, если она меня не поддержит, но что это моя жизнь, и ей выбирать — стать ли ей ее частью или нет. Бабушка ответила, что хочет, как и раньше, быть частью моей жизни.
В последний свой приезд она жила у нас с Шоном. Мы отлично ладили, Шон ей очень понравился. Он пытался немного учить русский когда-то в школе и знает пару фраз. И вот он сделал глупость — сказал ей эти фразы, а она решила, что он говорит по-русски, и стала приходить к нему и говорить, говорить, говорить с ним часами. Я ей втолковывал: «Шон не понимает ни слова из того, что ты говоришь», а она: «Нет, ты не знаешь, он немного говорит по-русски». Она недавно уехала из Владивостока и вернулась в город, откуда она родом, это рядом с Сочи, где сейчас будет Олимпиада.
Мы с бабушкой старомодные люди, по-прежнему пишем друг другу письма от руки. Самое смешное, что она теперь все время рассказывает мне, какие в России есть нетерпимые люди и как она старается их перевоспитать. А сама всю жизнь была страшно зашоренной.
До того, как мы с Шоном расстались, я поменял имя и взял его фамилию. Я знал, что рано или поздно сменю фамилию, отец никогда не играл особенной роли в моей жизни, и мне всегда казалось какой-то глупой условностью носить его фамилию, но я ждал американского гражданства. Сначала я хотел что-нибудь придумать, но мы прожили с Шоном восемь лет, и я решил официально взять его фамилию, Харли. Американцам трудно выговорить «Василий», поэтому многие давно звали меня Уэс или Уэсли, так это и стало моим именем. Сейчас у меня новый партнер, он живет со мной здесь, вместе со своей собакой. Его тоже зовут Шон — моего нового бойфренда, не собаку. Собаку зовут Арчи.
—Записал Джозеф Хафф-Хэннон Перевод Светланы СолодовникОЛЬГЕРТА И ЛИЗА*
«У меня седая голова, а я себя чувствовала пятнадцатилетним мальчишкой»
Ольгерта и Лиза познакомились пять лет назад в московском Архиве лесбиянок и геев. Архив был создан в начале 1990-х годов и представляет собой коллекцию из нескольких тысяч материалов, посвященных истории ЛГБТ-движения в Советском Союзе и России. Ольгерта почти пятнадцать лет назад основала радикально-феминистский журнал «Остров», который выходит раз в три месяца тиражом 200 экземпляров. В архиве она частый гость. Лиза приехала в Россию из Европы 30 лет назад и работала переводчиком и преподавателем. В архив она пришла по приглашению друзей, чтобы «поговорить о книгах»; за некоторое время до этого она пережила тяжелый разрыв после длительных отношений.
ЛИЗА
Мне сказали, что все приходящие приносят с собой какое-нибудь угощение — вот и я пришла с гостинцем, прошла на кухню и первое, что я увидела, — это были ее руки. Меня пронзило. Я смотрела, как они держат чашку, и думала: «Попасть бы в такие руки!». Пронзило до мурашек.
ОЛЬГЕРТА
Мне тогда было почти 50 — солидная дама. Я жила в паре с женщиной уже семь с половиной лет и мне казалось, что все нормально. В тот вечер я сидела на кухне и пила чай. И, как всегда, когда я пью чай, я переминала кружку в руках. Тут заходит знакомая девушка и приводит с собой рыжеволосую женщину.
На меня произвело большое впечатление, как хорошо Лиза знает русский язык. Между нами завязался разговор, и я поняла, что она, кроме того, интересный человек. Не часто встречаешь таких самодостаточных женщин. А у меня в то время была знакомая, которая страдала от одиночества и просила меня найти ей подругу. И Лиза мне показалась подходящей кандидатурой.
ЛИЗА
В ходе вечера выяснилось, что Ольгерта живет недалеко от меня. Она вызвалась меня проводить, что было очень приятно, потому что не хотелось проделывать всю эту длинную дорогу домой от архива в одиночку.
ОЛЬГЕРТА
Мы обе жили в Подмосковье, примерно на одной железнодорожной ветке, поэтому до вокзала мы шли вместе. Мы сели в одну электричку, проехали вместе полчаса, а потом я вышла и пересела на свою электричку.
ЛИЗА
Я в то время была одна. Мои предыдущие отношения закончились очень неприятно, я потеряла почти всех друзей — а многих я потеряла, еще пока отношения продолжались. После разрыва я ходила в самые разные места, но все это было неинтересно. А когда меня пригласили в архив, я была рада, потому что наконец могла вернуться в общество, что-то почитать и поговорить о книгах. Но о новых отношениях я совсем не думала.