Дед (роман нашего времени) - Эдуард Лимонов

– В судах нет стульев, Илья, есть скамьи.

Дед подумал, что буржуи любят раздувать мелкие детали и эпизоды. Дед уже успел услышать по транзистору об этой «ужасной» трагедии: стула не дали. И вспомнил чёрное снежное утро в декабре 2008 года, когда он ездил хоронить своего парня Юру Червочкина в Серпухов. Юре проломили череп бейсбольной битой. Кто проломил? Он успел сделать последний звонок по мобильному своей подруге: сказал, что за ним идут сотрудники местного РУБОПа, он знал одного в лицо, опер этот его допрашивал когда-то. А тут стула не дали.

– Адвокат заявил ходатайство, чтобы Борису принесли стул, но судья его не удовлетворила.

– Ходатайство? – изумился Дед. – Надо было поднять какого-нибудь журналиста, просто сторонника, пришедшего поглазеть и послушать, и сесть. Если бы Немцов попросил уступить ему место, ведь это процесс над ним, любой бы из присутствующих вскочил бы.

– Нет, но ему не дали стула, – повторил Яшин и сделал удивлённые глаза.

Они хотят цепляться за любую занозу, уныло подумал Дед. Они, пожалуй, с этим отсутствием стула и до Европейского суда дойдут…

Дед узнал от Яшина, что Константина тоже привезли, посадили во «вторую» хату, и что тот плохо себя чувствует, исхудал, и судья, та же судья, что судила Немцова, не должна была бы отправлять его за решётку.

– Да, – согласился Дед, – это бесчеловечно.

Про себя Дед подумал, что о том, что Константин тяжело болен, будет молчать и он сам, и СМИ отнесутся к его болезни равнодушно. А вот про то, что Немцову отказали в стуле, протрубят и российские СМИ, и, пожалуй, ОБСЕ протест заявит. Свой буржуй Немцов близок, а Константин человек чужой, бывший коммунист, активист «Левого фронта».

Яшин горбился, сыпал словами, толстый милиционер был в двух шагах. Наконец милиционер развёл их по камерам. «Пятая» Яшина и «шестая» Деда были расположены чуть ли не визави, двери друг против друга. Ну не совсем «визави», совсем-то нельзя, узники будут сталкиваться.

– До завтра, – сказал Яшин, – увидимся.

– Ну да, – сказал Дед, – куда мы денемся.

Вскоре простучали отбой. Когда милиционер выключил верхний дневной свет, то ночник ярко возгорелся и сдох. Милиционер выругался за дверью и опять включил верхний свет. И это было Деду очень противно. Что может быть хуже после отбоя, чем эти синие трубы, сочащиеся мертвецким светом под потолком.

Все пятеро, они загалдели недовольно. Милиционер открыл со скрежетом дверь, и они стали обсуждать ситуацию.

– Принеси нам лампочку, мы сами вкрутим (Андрей).

– Где я вам сейчас её возьму. И завтра негде взять будет. Праздник. Электрик у нас приходящий. Хорошо, если 6-го появится (милиционер, конечно же).

– А ты попробуй, там меньший свет есть (Андрей). Пощёлкай.

Милиционер пощёлкал. Действительно выщелкал положение, когда только два синюшных глиста сочились мертвечиной. Они висели ровно над койками Серёги и Стаса.

– Дай нам пару одеял, мы завесимся (Андрей).

Милиционер, который, видимо, выспался перед дежурством, даже, может быть, с удовольствием участвовал в этом незначительном происшествии. Он вывел Андрея и Серёгу, и они явились через некоторое время с одеялами. Да не с двумя, а с целой кипой одеял.

Дед понял, что не заснёт в ближайший час, это точно. И так и случилось. Они застлали одеялами кровати верхнего яруса над собой. Потом от избытка энергии привязали ещё одно одеяло таким образом, что оно стало закрывать дальняк. И это было нужное начинание, и Дед его одобрил, лёжа в койке, он наблюдал за суетой сокамерников.

Они ещё долго потом шуршали, скрипели, ходили, потянуло сквозным морозным воздухом и табаком… Стали разговаривать. Дед не выдержал, и уснул.

Однако очень скоро проснулся. И стал думать о них, о буржуях. Видимо, в связи с Яшиным.

«Когда я стал с ними сближаться?» – попытался вспомнить Дед. Нет, не сразу после тюрьмы, после тюрьмы к нему подъехали люди из КПРФ, их человек по связям с политическими партиями оппозиции, Борис Сергеевич Кашин, профессор, в КПРФ хоть пруд пруди профессоров… Небольшого роста, в чёрном пальто, чёрной кепке, худой…

– Остановись! – приказал себе Дед. – А то сейчас поедешь в сторону КПРФ и увязнешь в воспоминаниях. Минуй КПРФ, минуй её. Так, миновал.

«В тюрьме ты, старый, пережил то же, что и Гитлер после пивного путча, или Ленин после казни брата-террориста. Ты сказал себе: “У нас не получилось зажечь пламя партизанской войны в горах Казахстана, а именно в этом тебя, старый, и обвиняли, мы пойдём другим путём. Нужно создавать широкий фронт борьбы с властью”. Ты придумал коалицию “Россия без Путина”, ты сходил к Явлинскому в особняк “Яблока” на Пятницкой улице. Ты сходил к Ирине Хакамаде, ты обратился к Зюганову…

Ничего тогда не вышло. Твой авторитет не стоял так высоко, чтобы они захотели пойти на невиданный шаг, чтоб коммунисты вошли в одну коалицию с Хакамадой и с тобой, Дед, хотя с Явлинским они порой кратковременно смыкались по своим нуждам в Государственной Думе».

Дед вспомнил, как во время визита к Явлинскому тот с ностальгическим вздохом обронил фразу о том, что он просидел десять лет в Государственной Думе.

– Десять лет! – повторил он.

И повернул от шкафа к Деду своё плохо пришитое лицо. Дед всегда видел Явлинского как человека с косо пришитым лицом. А у шкафа тот оказался потому, что пошёл достать из него свою книгу, которую он намеревался подарить Деду. Как же она называлась?

Дед не вспомнил, как. Да и не важно. Важен этот сожалеющий, печальный вздох. Вся глубина сожаления Явлинского была в этом вздохе. С кем ты, Дед, тогда сравнил яблочного Явлинского? С Маниловым, персонажем «Мёртвых душ». Ещё ты запомнил, старый, помимо вздоха, гулкий особняк партии «Яблоко» с широкой барской лестницей. Они живут не как мы, мы – избитые и окровавленные, они ходят по широкой мраморной лестнице… даже после изгнания из Парламента. Мраморной ли? – спросил себя Дед. Да вроде показалась мраморной… Явлинский ему ничего не обещал.

У Хакамады в офисе находился испанский посол, потому Деду пришлось ждать в небольшой приёмной, увешанной буржуазными фотографиями в рамочках, уставленной настольными лампами. Дед был с одним охранником, чтоб их не пугать. Они заскучали минут на сорок. Когда его ввели к Хакамаде, она встретила его по ту сторону составленного углом сложного стола в окружении компьютеров, телефонов и тарелки с резанными мелко овощами и фруктами. Встретила не особо приветливо, из-за стола не вышла, фруктов резаных с овощами не предложила.

Присела опять и стала жевать, объяснив, что это её ужин, она не успела поесть сегодня. Дед не хотел фруктов (ну, может быть, съел бы сегмент нектарина или персика), он объяснил, зачем пришёл. Предложил Хакамаде войти в коалицию «Россия без Путина».

Шансы у него были. То был 2005 год, самый разгар суда над 39 нацболами, захватившими приёмную Администрации Президента, буржуазия обратила внимание на храбрых нацболов. В тот год они чуть ли не в одиночку боролись с режимом в открытую. В феврале, кажется, «Комсомольская правда» опубликовала интервью с Владиславом Сурковым, на разворот. Интервью было озаглавлено цитатой из Суркова «Лимоны и яблоки растут на одной ветке». Вот по этой цитате он и пришёл к Явлинскому и Хакамаде. Он принес мэссидж: наши враги считают, что мы на одной ветке. Так давайте будем на одной. Ветку назовём «Россия без Путина».

Хакамада сказала, что она лично за такую коалицию. Однако она вовсе не уверена, что её поддержат её товарищи. Впрочем, если согласится Явлинский, это может убедить многих…

«Всё лучше, чем ничего», – сказал себе Дед, тогда ещё, впрочем, Не Дед, выходя от Хакамады и садясь на Товарищеском переулке в свою «Волгу».

В результате они все кивали друг на друга. «Иван кивает на Петра, а Пётр кивает на Ивана». Дед понял, что у него не получается, не получится у одного.

В феврале 2006-го Дед встретился с Каспаровым. Кто был инициатором встречи? Оба искали друг друга. Каспаров Деду понравился. Деловой, быстрый, энергичный, и показалось, что без предрассудков.

Дед улыбнулся в темноте. Сокамерники мирно похрапывали, и никто не увидел его улыбку между усами и бородой.

Докладывая тогда Исполкому Партии о впечатлении, которое произвёл на него Гарри Кимович Каспаров, Дед сказал: «Я не увидел в нём недостатков. Это меня и настораживает».

Что сказал Каспаров своим близким о тебе, Дед, тебе неизвестно. Думаю, что-то неплохое. В ту первую встречу Дед и предложил назвать широкую коалицию оппозиционных сил «Другая Россия». Каспарову «Другая Россия» понравилась. Позднее новое имя приняли все буржуи. Может, они не знали, что так называлась книга лекций Деда, написанная в тюрьме.

В новой коалиции буржуев оказалось подавляющее большинство. Вначале Дед различал их только по половым признакам: мужчины и пара женщин, затем стал различать отдельные лица. Выделялись: Александр Авраамович Осовцов, высокий, седой, говорящий витиевато и долго, владелец зоопарка, где был даже карликовый бегемот. Про себя Дед прозвал его талмудистом, не столько потому, что Осовцов возглавлял некогда организацию «Еврейский конгресс» в России, сколько за способность превратить в бежащие во все стороны ручейки струю любого разговора. Осовцов мог «заталмудить» самую здравую дискуссию. Он был верным сторонником Каспарова.