Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов - Ёко Тавада

— Осторожно!

От этого крика ты сразу просыпаешься. Перед тобой стоит женщина, которую ты где-то видела. Это старинная подруга, с которой вы не встречались добрый десяток лет. Нет, это не она. Ведь ты видела эту женщину совсем недавно. Сколько времени прошло с тех пор? Не знаю. Знаю только, что она сначала вошла в твое купе, а потом ушла пить пиво.

— Осторожнее, а то свалитесь с полки, — говорит она.

— Я тут заснула немного…

— Что это? Похоже, здесь дует. Почему открыто окно?

Женщина отодвигает плотную занавеску, отделяющую нас от ночи, проверяет, плотно ли закрыто окно. Наконец-то ты можешь ее хорошенько рассмотреть. Ей за тридцать. Когда она вдруг морщится, создается впечатление, что лицо ее состоит из наложенных друг на друга лиц разных людей. Эти лица соперничают друг с другом. Лицо подвижное, а дыхание прерывистое. Наверняка она страдает бессонницей. Тебе же самой дышать становится все труднее. И почему человеку нужно столько бодрствовать? Ведь это так мучительно. Сон — это треть человеческой жизни, и это самая прекрасная ее треть.

Попутчицу зовут Мими. Говорит, что актриса. Сейчас у нее трехнедельный отпуск, никаких репетиций. Она выглядит напряженной. Какие-то беспокойные флюиды с разных сторон света проходят по ее чувствительным нервам, лицо чуть дергается, потом заботы уходят. Для тебя это служит странным подтверждением того, что она актриса. Черты Офелии, Электры, Норы и Ирины запечатлены на одном лице, но, когда падает последний занавес сезона, их черты никуда не уходят. Жаль ее. Интересно, существует ли ритуал избавления от этой многослойной кожи?

Когда ты сказала, что ты — танцовщица, Мими заметила, что вы — коллеги. Она воодушевилась настолько, что чуть не пожала тебе руку. Потом стала рассказывать о том, как проходило ее первое прослушивание. Сначала она озвучила данную ей роль, потом декламировала текст, потом пела, потом выполняла задания экзаменаторов. Пройдись! Обернись! Заплачь! Потом ответила на несколько вопросов по мировой литературе… Потом она двадцать минут ждала в переполненной раздевалке. Потом вошел мужчина с крашенными в красный цвет волосами и велел завтра же явиться на репетицию. Без ума от радости, Мими вернулась домой и, повинуясь порыву, обзвонила кучу друзей, позвала их вечером к себе, отпраздновала свой праздник шампанским. Но когда на следующий день она пришла в театр, стало происходить нечто странное. Заходит в репетиционный зал — никто не здоровается, никто на нее не смотрит. Присела на скамеечку, смотрит, как разминаются актеры. Тут открывается дверь, и входит некая женщина — похожая на Мими и одних с нею лет. К ней подходит толстый, как барабан, актер с усами, спрашивает незнакомку: это ведь тебя взяли на роль дочери? Мими подумала, что в труппу взяли двоих, и решила, что не следует забиваться в угол, а надо пойти поздороваться. Она подошла к этому актеру, сказала: «Я тоже новенькая». Тот скривился: «А ты кто такая?» — «Я тоже прошла вчерашнее прослушивание». Тогда подходит какая-то высоченная актриса, говорит: «Это ошибка.

Взяли только одну». А та, другая Мими, смотрит на Мими настоящую и ухмыляется. Мими тогда подумала: «Это меня взяли на роль, а она похитила ее у меня!» Кровь бросилась ей в голову, и она изо всех сил как закричит: «Обманщица!» Тут другие актеры оставили свои упражнения на растяжку, бросили свои распевки и собрались в кружок. Мими сказала: «Это меня выбрали!» Кричать она не собиралась, но как-то само собой так вышло. «А какие у тебя доказательства?» — спрашивает тогда другая новенькая. И тон у нее при этом какой-то холодный и безжалостный. «Какие там доказательства? Пришел человек и сказал мне, что я принята», — говорит Мими. «А кто этот человек?» Тогда Мими стала вглядываться в лица окруживших ее актеров и того человека не обнаружила. «Здесь его, кажется, нет…» — бормочет Мими. И тогда ей холодно сказали: «Вся труппа сейчас в сборе. Это значит, что тот человек был не из нашей труппы».

Мими стала мысленно перебирать своих подруг. В ее вчерашней компании было немало и таких, кто поднимал бокал с чувством зависти, ревности и даже страдания. Это не подруги, а соперницы. Когда они узнают, что произошло недоразумение, они просто покатятся со смеху. Мими потеряла контроль над собой. «Вы все обманули меня!» — закричала она. Чтобы успокоить ее, актеры поглаживали ей спину и плечи, но Мими с яростью сбросила с себя эти руки. И тогда две актрисы обхватили ее под мышки, вытащили и из репетиционного зала, и из самого здания, бросили ее на площади перед театром. Мими злобно закричала им в спину: «Сволочи!»

Глядя на Мими, ты думала: она красивая, но ее лицо обладает каким-то нездоровым магнетизмом, который притягивает к ней беды со всех сторон света. Наблюдая за ней, ты вовлекалась в омут ее несчастий, от которых и твой внутренний мир терял гармонию.

Между разговорами возникали паузы. Они были непродолжительными. Впрочем, может быть, они просто казались такими: именно так действует наркоз — он превращает часы в минуты. В какой-то момент ты заснула, потом вдруг пробудилась. Ты не имела ни малейшего понятия, что происходило во время сна.

Мими протягивала плитку шоколада. «Надеюсь, яда сюда никто не подложил?» — спросила ты в шутку. Мими же ответила: «Между прочим, меня и отравить пытались». По ее словам, это произошло в то время, когда она исполняла главную роль в спектакле «Колеса и нож». «Эту роль мне дали, когда заболела основная исполнительница. И хоть меня взяли как бы на подмену, сам постановщик говорил мне, что именно я подхожу больше», — сказала Мими и горько улыбнулась.

В третьем акте главная героиня принимает яд и умирает. Ананасный сок — вот та дьявольская отрава, которую должна была выпить Мими на сцене. В день репетиции ассистент режиссера купил десять бутылочек сока и поставил их в холодильник гримерки. Мими должна была перелить сок в прозрачную чашу и выйти с ней на сцену в третьем акте. Однако в тот день она обнаружила, что сок, который за несколько часов до представления она перелила в чашу, оказался подозрительно светлым. Заподозрив неладное, она окунула палец в жидкость и сунула в рот. Вкус был ужасен. Что это? Мими полезла в холодильник — количество бутылочек осталось прежним. Значит, в чашу налит не сок? Тогда перед Мими встало лицо ассистента. Это был молодой парень, еще студент, с припухлыми щеками и следами прыщей на коже. У него была манера молча и злобно впиваться в Мими глазами. Как бы ненароком он частенько заходил в гримерную, когда она переодевалась. Увидев обнаженную Мими, он закрывал за собой дверь и не считал нужным извиниться. Он как будто говорил: я не имею никакого интереса к голым женщинам. Как-то раз за обедом в столовой Мими почувствовала на себе его пристальный взгляд. Он сидел за столиком, расположенным по диагонали впереди. Мими подумала, что он влюбился, ответила ему мягким взглядом, но получила в ответ взгляд, полный только ненависти и злобы. Пробовала заговорить с ним, но он почти всегда молчал. Мими подумала, что, возможно, именно он вознамерился отравить ее. Возможно, и не отравить — просто он хочет, чтобы во время спектакля ее пронесло. А может, он хочет, чтобы она выпила его мочу. Кто-то ведь на послепремьерной пьянке рассказывал, что из мочи теперь удаляют аммиак и делают лекарственное снадобье. Мими немедленно вылила содержимое склянки в находившийся в гримерной большущий горшок с каким-то растением. Потом достала из холодильника баночку с соком и перелила содержимое в чашу. Выбежала к зрителям и без проблем сыграла сцену самоубийства.

На следующий день этот парень — ассистент режиссера — в театр не явился и больше туда не приходил. Постановщик разозлился: «Как этот негодяй посмел бросить работу?!» А то растение в горшке сохло, сохло да так и засохло совсем. Гримерша его ужасно любила, она ругалась и говорила, что кто-то спьяну вылил в горшок виски.

Рассказ Мими навеял на тебя тоску. Как будто ты в платье, которое промочил дождь. Это невидимое глазу платье невозможно было снять, как ни старайся. И кожу свою тоже было никак не содрать. Ты сказала: «Устала что-то, прилягу, а вы продолжайте». Непонятно, зачем ты это сказала: то ли хотела послушать еще, то ли не хотела обижать Мими — ей-то как раз хотелось поболтать.

Улечься на полку в вагоне — все равно что залезть сбоку в гроб странной конструкции. Страшно забираться в такой ящик. Впрочем, когда придет время, из него всегда можно выбраться — боковой стенки-то нет. И не стоит беспокоиться, что могут заколотить верхнюю крышку. Так что нечего бояться, говорила ты сама себе.

Мими было абсолютно все равно — сидишь ты или лежишь. Теперь она рассказывала, как повстречалась с режиссером, у которого были совершенно голубые глаза. «Они были такие голубые; я вся растворялась в них и только чуть позже поняла, что они ничего не видели». Мими пришла на юбилейный вечер одного театра с опозданием, на ней были темные очки, призванные скрывать ее опухшие от слез глаза. Она стояла в уголке, когда к ней подошел этот человек. Он спросил: «Не хотите ли чего-нибудь выпить?» Мими была очарована его низким приятным голосом. «Пожалуй, я выпью красного вина». Мужчина бросил взгляд на стоявшего рядом с ним молодого человека — то ли помощника, то ли ученика. Тот принес Мими бокал вина. Мими подняла бокал, чтобы чокнуться, но мужчина свой бокал поднимать не торопился. Она удивилась, отчего это он не желает соединить бокалы. Неужели она чем-нибудь обидела его? Мими украдкой взглянула в его глаза. И поняла, что он слепой. Он произнес: