Застава в огне - Владимир Брагин

Тогда, вспомнив про бинокль, он торопливо достал его из рюкзака и уставился в окуляры.

Он разглядел двоих мужчин в камуфляжной форме. Издалека оба были похожи один на другого: смуглые, бородатые, с одинаковыми рюкзаками. У каждого за спиной еще зачехленные комплекты крупнокалиберной снайперской винтовки. Они шли по едва заметной тропинке. У шедшего первым в руках был автомат с оптическим прицелом, второй нес альпинистское снаряжение — альпеншток, моток троса. Он вдруг оглянулся и посмотрел в бинокль в сторону Стольникова. Захотев инстинктивно спрятаться, Андрей с ужасом обнаружил, что оказался на открытом месте.

В это время второй что-то сказал первому. Тот остановился и тоже уставился через бинокль в сторону Стольникова. Андрей наблюдал за ними, пытаясь понять, кто это такие. Он надеялся по эту сторону границы первым делом встретить своих. Но, похоже, это все-таки нарушители границы, сами его боятся. Тот, который раньше шел первым, вскинул автомат и прицелился.

Стольников — откуда только силы взялись — стремительно побежал наверх, потом свернул направо, спрятавшись за большой камень. Переведя дыхание, осторожно выглянул и увидел, что воинственная парочка торопливо уходит по лощине. Иногда второй оглядывался в его сторону.

«Во, блин, встретил себе подобных, — с усмешкой подумал Стольников. — Уж лучше быть одному».

Минут через десять он выглянул еще раз. Мужчин не было видно. Зато далеко внизу Андрей увидел серо-зеленый овальчик и, присмотревшись, понял, что это озеро. Вода! И не просто вода, а там ее видимо-невидимо. И пей сколько влезет, и купайся. Он с удовольствием побежал бы к этому озеру. Однако, поскольку агрессивные незнакомцы скрылись в том же направлении, ему пришлось отказаться от своего намерения. Надо выждать. От злости на злодеев он заскрипел зубами.

Владимир поймал себя на мысли, что за те несколько дней, которые пробыл на заставе, он стал почти таким же суеверным, как его мать. Наталья Тимофеевна верила во всякого рода существующие приметы вроде тринадцатого числа или упавшей ложки да еще свои собственные прибавила. Брала, например, утром какую-нибудь книгу и раскрывала наугад: что будет написано на четвертой строке сверху, то сегодня и произойдет. Такой она изобрела гороскоп.

Владимир сегодня сделал то же самое. Проснувшись, раскрыл «Капитанскую дочку» и прочитал: «Батюшки, беда! — отвечала Василиса Егоровна. — Нижнеозерная взята сегодня утром. Комендант и все офицеры перевешаны. Все солдаты взяты в полон. Того и гляди злодеи будут сюда…».

Вот тебе и отрывочек! Ведь им сегодня ехать на встречу с моджахедами, менять Селима на отца Лейлы. А тут такие мрачные перспективы.

С заставы выехали ровно в девять. Особист Касьян сел в кабину, остальные забрались в кузов: Аскеров, Ратников и четверо солдат. Селим сидел в наручниках и не переставал ехидно улыбаться. Лейла хотела ехать вместе с ними, однако Мансур опасался инцидентов и сказал, чтобы она прибыла туда на пятнадцать минут позже. К тому времени все станет ясно. Когда машина остановилась у реки, от противоположного берега отплыла резиновая камера, на ней был один человек, он суетливо греб веслом. Когда камера приблизилась и уже не вызывало сомнений, что это Назар Шарипов, с Селима сняли наручники.

Потирая запястья, он нагло улыбался пограничникам.

— Не скучайте тут без меня. Еще свидимся.

— Топай, топай, давай, — хмуро сказал Касьян, с трудом сдерживаясь, чтобы не врезать по лоснящейся усатой роже.

На берег, пошатываясь от слабости, выбрался Шарипов — исхудавший, небритый, в том же костюме, в котором его похитили. Машинально хотел вытащить из воды камеру.

— Камеру не трогай! Оставь! — прикрикнул Селим. Он буквально вырвал из рук у Назара плавсредство и оттолкнулся от берега. Поджидавшие его на противоположном берегу Пянджа три моджахеда, приветствуя, размахивали руками.

Шарипов подходил к пограничникам в невменяемом состоянии, даже пошатываясь. Видимо, пребывание в плену порядком измотало этого здоровяка.

Аскеров первым кинулся к нему.

— Здравствуйте, Назар Юсуфович! С вами все в порядке? Рад вас видеть. Сейчас и Лейла приедет.

Назар сначала шарахнулся от неожиданности, затем узнал жениха дочери и кинулся к нему с объятиями, слезно причитая:

— Мансур! Сынок! Благослови тебя Аллах на долгие годы! Я знал, что ты мне поможешь! Знал, только ты спасешь, дорогой мой человек!

Поддерживая спасенного под руку, капитан повел его к машине, на ходу спрашивая про его самочувствие и настроение.

— Хорошо мне, хорошо. Дома всегда хорошо. Что я там пережил, если бы ты только знал, сынок. Все потом расскажу подробно.

Остальные пограничники тоже здоровались с Шариповым, поздравляли его с освобождением. Тот благодарил их, пытался каждого обнять и расцеловать. Потом Аскеров приказал Ратникову доставить Назара в отряд. Услышав это, Шарипов удивился:

— Почему в отряд? Я домой хочу.

— Не волнуйтесь, вас покажут врачу, а потом домой, — объяснил Владимир. — К тому же ваша дочка поедет с заставы. Мы с ней по пути встретимся, не разминемся. Соскучились небось.

Такое объяснение вполне удовлетворило Шарипова. Он спросил лейтенанта:

— А я про тебя знаю. Ты же из Москвы, да? Как зовут, сынок?

— Лейтенант Ратников. Можно просто Владимир.

— Ты хороший человек, по глазам вижу. Хорошего человека сразу отличить можно…

В это время остановился подъехавший «УАЗ», оттуда выскочила радостная Лейла и с криком «Папа!» побежала к отцу. Набросилась на него и, крепко обняв, начала осыпать его небритое лицо поцелуями.

Наконец первые, самые сильные эмоции улеглись, и Шариповы с лейтенантом уехали на «УАЗе». Назар и Лейла удобно расположились сзади, Ратников сидел рядом с водителем.

Девушка рассматривала лицо отца, его руки и, обнаруживая следы побоев, горестно вздыхала и старалась утешить Назара, быть с ним ласковой.

— Они били тебя, отец? Кормили тебя или нет, ты стал такой худой…

Дочь всегда хорошо относилась к Назару, однако такого наплыва чувств у нее давно не было. Отец не сводил с нее влюбленных глаз.

— Немножко били, Лейлочка, немножко кормили. Я боялся, совсем сильно бить будут. А они говорили, скажи спасибо своему Аскерову. Он с нами по-человечески, и мы с вами по-человечески, — сказал Шарипов и, кивнув на лейтенанта, спросил: — Так ты с ним уже знакома, что ли?

Озабоченная состоянием отца. Лейла не сразу сообразила, при чем тут знакомство с Ратниковым, а когда до нее дошел смысл вопроса, ответила:

— С Владимиром? Он в первый день, когда на заставу приехал, заходил в магазин. Там и познакомились.

— Назар Юсуфович, — повернулся к нему Ратников. — А правду говорят, что у вас один раз с девушкой поговорил — и сразу обязан на ней жениться?

Несмотря на свой плачевный вид, Назар охотно подхватил шутку:

— Правда, правда, есть такой древний обычай. Давай женись, молодой.

— Я не против, — хохотнул лейтенант.

Однако Лейла явно была не настроена шутить по поводу своего замужества.

— А я — против, — насупилась она.

— Да мы же шутим, доченька, шутим. Почему ты такая сердитая? — снова обнял ее Назар и сказал Ратникову: — Приходи завтра вечером в гости. Отметим мое освобождение. Угощать буду, наливать буду. Аллах простит. — Ему показалось, что Лейла недовольна этим приглашением, и он быстро перевел разговор на другую тему: — А этот бандюга, который вместо меня ушел, он меня и украл. Бандит, настоящий зверь…

Тем временем Селим уже приближался к противоположному берегу. Мансур и особист специально остались, чтобы понаблюдать за тем, как соратники встретят недавнего пленника.

— Да, такого матерого зверя выпустили, — вздохнул Касьян. — Опять им все с рук сходит.

— Смотри, не слишком-то он рад. — Мансур передал особисту бинокль.

Было видно, как один из моджахедов, вытянувшись, словно на официальном приеме, что-то сообщил Селиму, после чего тот в ужасе схватился за голову, затем упал на колени и принялся молиться.

Касьян в недоумении опустил бинокль.

— Вот уж действительно, Восток — дело тонкое. Не понимаю я этих людей. Селим здесь держал себя так — я думал, он вообще человек без нервов. Способен только жрать и ругаться. А сейчас он ведет себя, как участник сентиментальной драмы. Может, ты объяснишь, что там происходит?

Аскеров даже не стал смотреть в бинокль.

— Понимаешь, это настолько чуждый для нас мир, что его трудно понять даже тогда, когда находишься рядом и тебе все подробно объясняют. Поэтому я тоже вряд ли что-нибудь пойму. Могу сказать только одно: многие из наших поступков Селим тоже не понял бы.

— То есть ты считаешь, между нашими двумя мирами существует непреодолимая пропасть?

— Да, пропасть. Только насчет непреодолимой я сомневаюсь. Больше того, уверен, что со временем она исчезнет. Но еще не скоро.