Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Русская современная проза » Белый квадрат. Захват судьбы - Олег Рой

Белый квадрат. Захват судьбы - Олег Рой

Читать онлайн Белый квадрат. Захват судьбы - Олег Рой

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 56
Перейти на страницу:

С другой стороны, я был прилежен, даже и намного прилежнее, чем в реальном училище. Дело в том, что штабс-капитан, не пугая, не угрожая, сумел разъяснить мне, что без протекции Военного ведомства я никто и звать меня никак. И потом – в семинарии у меня были одежда, еда, крыша над головой и относительное спокойствие, во всяком случае, по сравнению с моим пребыванием в доме матери. С чего мне желать большего? С чего мне быть недовольным?

Мне были симпатичны строгие японские учителя вроде отца Иоанна Сэнума, преподававшего нам, между прочим, и русский язык. Другие русские ученики Ивана Акимовича не любили и считали его слишком уж строгим, а мне нравилось, что он говорит по-русски почти так же чисто, как коренной русак (хотя иногда и путая буквы «р» и «л»). Общаясь с ним, хотелось так же научиться говорить по-японски, и не только мне; такое желание не обошло даже тех, кто его не любил.

Многие из русских мальчиков были недовольны бытом – едой, одеждой, тем, что учиться приходилось, сидя по-японски, на пятках. Вы же знаете, как это непросто, а для молодого человека, в ком силы бурлят, тем более. А тот же Сэнума внимательно за этим следил, отсюда и нелюбовь. Он говорил, что сидение на пятках развивает христианскую добродетель, но мы не могли уразуметь какую; наконец Троша спросил об этом у отца Николая. Тот улыбнулся:

– Конечно же, смирение. Но не думайте, что это нужно вам только как истинно православным. Настоящим мужчинам смирение и терпение также необходимы. Недаром у казаков есть поговорка: «Терпи, казак, атаманом будешь».

Нас при этом разговоре было несколько, причем большинство из русской группы происходили из казаков Войска Забайкальского, так что слова владыки им пришлись по душе, и с того момента мы даже стали соревноваться, кто дольше высидит на пятках. Так, незаметно, под мудрым руководством владыки мы все больше становились своими в Японии.

К концу обучения мне уже доверяли сопровождать по Токио приезжавших к владыке визитеров. Говорят, я неплохо с этим справлялся, да я и сам вскорости понял, что японцы не относятся ко мне как к гайцзыну, несмотря даже на мою вполне европейскую внешность. Мне это казалось чудом, и это чудо сотворили преподаватели семинарии.

Я старался быть прилежным, старался не подводить отца Николая и удерживал других от необдуманных поступков, но это накладывало определенные обязательства. Любая власть, хоть и такая маленькая, как была у меня над моими товарищами, неизменно возлагает на тебя бремя ответственности, и, если ты можешь сказать другу, чтобы он не приставал к кому-то, ты должен уметь защитить его, если кто-то лезет к нему.

Это произошло на втором курсе. Должен сказать, у нас в семинарии преподавали дзюудзюцу, но только базовые, в основном подготовительные элементы. Тот же Фукурю давал нам больше знаний. Но тогда каждый раз, разуваясь перед татами, я чувствовал, что лишь приоткрываю вуаль, за которой скрывается целый мир.

Дзюудзюцу преподавал нам один японец. Русские ребята его любили, поскольку он, в отличие от остальных учителей, не особенно за нами следил, не нагружал так, как наших японских товарищей, а позволял баловаться и говорить между собой по-русски. Мне это было не по душе. Мне казалось, что учитель нарочно не дает нам заглянуть за вуаль, словно цербер, стоящий на страже неведомого и наверняка прекрасного мира. Простите мне цветистость слога, но иначе трудно передать то, что я чувствовал… А то, что я тогда чувствовал, во многом определяло то, что я делал. Я внимательно следил за японскими учениками и однажды попытался повторить одну из сисэй[20], в результате чего не удержал равновесия и сел на пятую точку, рассмешив японских учеников и заработав от учителя эпитет «бака гайцзын»[21]. Когда же я попытался спросить у учителя, что я сделал не так, тот ответил мне просто: «Родился».

Потому учителя дзюудзюцу я невзлюбил – в отличие от самой дзюудзюцу; я по-прежнему втихаря пытался копировать движения однокашников. Прямо скажу, получалось плохо. Так было до момента, пока в школу не прибыл новый учитель.

* * *

Случилось это на второй год моего обучения, летом восьмого. Я уже прекрасно понимал по-японски и довольно бегло говорил, но, вероятно, прежний учитель об этом не подозревал. Иначе, наверное, он бы не стал откровенничать со своим преемником… а может быть, стал бы. Возможно, ему просто было все равно.

Новый учитель поразил меня худобой и землистым цветом лица. Признаюсь честно – с первого раза он не так чтобы мне не понравился, он меня просто-напросто напугал. В детстве сказок мне не рассказывали, но про Кощея Бессмертного я слышал. Так вот, он показался мне похожим на этого сказочного Кощея. Как же я ошибался в отношении этого человека!

Спиридонов тем временем достал из пачки очередную папиросу и нервно заломал «козью ногу»:

– Если вы о Фудзиюки Токицукадзэ, – вставил он и поерзал на стуле; Ощепков кивнул, – тогда это, должно быть, полный тезка моего учителя. Кого-кого, а Кощея он точно не напоминал.

– Люди меняются, – с грустью чуть развел руками Ощепков, – и часто не по своей воле. Фудзиюки был очень болен. Он ведь был врачом и практиковал переливания крови, правильно?

Спиридонов подтвердил это, вспомнив, как сам давал кровь японскому солдату:

– Фудзиюки в этом отношении был новатор. В Японии он был одним из первых, кто это делал.

– Через переливание крови он и заразился желтухой, – добавил Ощепков все так же грустно. – Великие гуманисты часто приносят жизнь на алтарь своего гуманизма. Ваш учитель и был таким. Доброта не покидала его до последнего вздоха. Мы еще говорим – самоотверженность…

Спиридонов понял все почти сразу, но принял только сейчас. Отвернувшись, он тихо спросил с интонацией утверждения:

– Он умер?

Ощепков кивнул:

– Да. В тысяча девятьсот одиннадцатом году, в стенах семинарии, перед Рождеством[22]. Когда я узнал, у меня все оборвалось внутри, и мне не надо было никакого Кодокана, никакого дзюудо. Я, Виктор Афанасьевич, редко плакал, даже и в детстве, но тогда я заплакал.

Спиридонов почувствовал, что на глаза его набегают слезы. Он вспомнил Фудзиюки, сильного – и действительно очень доброго…

Он вспомнил, как Фудзиюки его обихаживал, пока он метался в горячке. Вспомнил пачку французских папирос, впервые оставленную им для него на столике, и то, как доктор забирал у него из рук чашку с саке… Вспомнил, как он ограждал его от глупостей с украденным револьвером…

Вспомнил, как Фудзиюки отвел его к Акэбоно и тоже пытался предостеречь от неверных шагов. И как сам помог потом их совершать, когда велел Акэбоно перевязать пояс так, как не положено юдзё.

Как всегда, пытался научить, предостеречь, защитить… Спиридонов остро ощутил горечь утраты и пустоту…

– Вы плачете, – сочувственно уронил Ощепков.

– Да, представьте, – пробормотал Спиридонов, не стесняясь проявления чувств. Что поделать, такой уж сегодня день. – Он обещал приехать ко мне в Россию, и я долго ждал его, а потом война… революция… смерть…

– Кого? – уточнил Ощепков.

Спиридонов, слегка замявшись, сказал:

– Ра… Распутина.

Ощепков явно почувствовал фальшь, но кивнул. Возможно, он решил, что речь идет о Николае Втором. Похоже, Ощепков к последнему из русских царей был расположен. Спиридонов же… Спиридонов относился к гражданину Романову как к Богу, то есть задвинул его куда-то на антресоль своей памяти. Ну, был такой царь. А потом его свергли.

– Сочувствую вам, – тем не менее ответил Ощепков без всякой иронии. – Терять близкого человека… даже страшно подумать. Потому-то я и рвусь так в Москву. Я не хочу потерять жену свою, понимаете?! – добавил он с неожиданным жаром.

Спиридонов кивнул. О да, он понимал! Но иногда наше «хочу – не хочу» никого не интересует, например ту же судьбу, уммеи, в честь которой назван его любимый захват. Иной раз судьба отрывает тебя от земли, бросая колесом через руку, и в полете, еще сопротивляясь импульсу, оторвавшему тебя от земли, ты понимаешь, что упадешь.

Ты понимаешь, что потеряешь.

Ощепков мог потерять. А Спиридонов уже терял. Вся его жизнь была чередой потерь. Акэбоно, родители, Родина, Клавушка, а теперь еще и учитель… Вокруг него пеплом рассыпалась реальность, и он оставался один…

С какой-то новой и обостренной ясностью Спиридонов вдруг наполнился чувством, что должен непременно помочь Ощепкову. Слезы высохли сами собой.

– Для меня это большая потеря, – сказал он сухо. – Я догадывался, что он не приехал потому, что не смог. А зная Фудзиюки, мог представить себе только одну причину, которая могла его остановить. Но предполагать – это одно, а знать – совсем другое. Иногда лучше не знать.

– Хорошо, я больше не… – начал было Ощепков.

Но Спиридонов жестом остановил его:

– Нет… И не думайте о чем-то умалчивать. Я должен все знать. Насколько я понимаю, Фудзиюки успел сыграть в вашей жизни определенную роль?

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 56
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Белый квадрат. Захват судьбы - Олег Рой торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергей
Сергей 24.01.2024 - 17:40
Интересно было, если вчитаться