За пеленой лжи - Евгения Горская

Телевизор жена успела выключить, в комнате было тихо.

– Здравствуйте, – с любопытством разглядывая парня, поздоровалась Люба.

Илья достал из шкафа паспорта, протянул парню. Кивнул гостю на кресло – садитесь.

Парень сел не в кресло, пристроился на стуле около письменного стола Ильи.

Люба наблюдала за ним с большим интересом.

Уместнее было бы изобразить печаль по поводу смерти Юлии, но печаль и Илья не изображал.

Им с женой и без Юли хватает печали.

– Вы по поводу Юли? – со спокойным интересом спросила Люба.

Илья поразился ее выдержке.

– Мне позвонила Нина, вдова сына, сказала, что Юлию убили, – объяснил Илья. – Подробностей я не спрашивал. Кажется, Нине позвонила сестра Юлии.

– Нина уже два года не жила с нашим сыном, – Люба продолжала разглядывать полицейского. – Но мы с Ильей все равно очень хорошо к ней относимся. А про Юлю мы мало что знаем. Мы видели ее всего несколько раз.

Жена всегда говорила за них обоих. Мы думали, мы знали… Илья давно к этому привык. Как и к тому, что жена отвечает за него, даже когда вопрос обращен прямо к нему.

– Юлия приходила к нам несколько дней назад, – напомнил Илья. – В прошлый вторник, кажется.

Скрывать это нельзя, полицейские наверняка будут восстанавливать каждый шаг Юлии накануне смерти.

– Выражала соболезнования, – Люба грустно усмехнулась, и Илья опять поразился ее выдержке.

Жена поправила наброшенную на плечи шаль.

Полицейский понимал, что едва ли узнает что-то интересное. Задал еще несколько вопросов и ушел.

Илья запер за ним дверь.

– Включить телевизор? – спросил он, вернувшись в комнату.

– Не надо, – Люба откинула со лба волосы.

Зачесанные назад волосы ей не шли, делали совсем старой.

Впрочем, жена была одной из тех немногих женщин, которые совсем не переживали по поводу собственной внешности. Она никогда не пыталась выглядеть моложе и когда-то со смехом показывала ему появляющиеся седые прядки. Она никогда не красила волосы и крайне редко пользовалась губной помадой.

Он знал, Люба очень себе нравилась. Он давно это знал, еще когда она была девчонкой. Она не стремилась модно одеваться, стриглась в первой попавшейся парикмахерской и всегда вела себя так, будто была настоящей красавицей.

Правильно она себя вела, такому умению стоит поучиться любой женщине.

Илья посмотрел на книжную стенку.

Жена мешала, внезапно ему захотелось проверить, на месте ли пистолет.

Его давно надо было выбросить, но он с этим тянул. Он суеверно боялся выбросить любую вещь сына.

Пистолет не мог никуда исчезнуть, о нем никто не знал, кроме него и Любы. Илья постарался себя успокоить, но желание заглянуть в шкаф пересилило. Он молча открыл книжный шкаф, подвинул книги. За стопкой книг нащупал деревянную шкатулку, открыл. Пистолет был на месте.

Гена купил пистолет у какого-то приятеля, еще когда был студентом. Илье приобретение решительно не нравилось, он почти поругался с сыном, но переубедить не смог.

– Купи оружие легально, – уговаривал Илья.

– Пап, отстань, – цедил Гена.

Илья забрал пистолет из квартиры сына, когда узнал, что Гена болен. Забрал на всякий случай, от греха подальше. Чтобы у сына не было соблазна ускорить кончину, если станет совсем плохо.

Сын про пистолет ни разу не заговорил. Пистолет его больше не интересовал. Его ничто не интересовало в последнее время.

Жена, поднявшись с кресла, заглянула ему через плечо.

– Илюша!..

Илья закрыл шкатулку, поставил на место, прикрыл книгами. Передумал, опять достал пистолет, подержал в руке. Сходил за мусорным пакетом, обернул им пистолет, сунул в сумку-портфель, которой давно не пользовался. Шкатулку поставил в нижнее отделение шкафа.

– Его нужно выбросить.

Накатил запоздалый страх. Если полиция найдет пистолет, у него возникнут большие неприятности. Хранение оружия является преступлением.

Впрочем, у полиции нет повода обыскивать их квартиру.

– О нем никто не знает, – напомнил Илья.

– А Нина?..

– Когда я забирал его у Гены, Нины не было дома.

– Нужно выбросить, Илюша.

– В мусоропровод? – зло спросил Илья.

От внезапно появившейся злости захотелось снова достать шкатулку и швырнуть ее в стену. Он сам не знал, на кого или на что разозлился.

Он злился редко, особенно на жену.

– Пойдем ужинать, – вздохнула она.

Она всегда угадывала, когда на него находит раздражение, и сразу притихала. Поэтому, наверное, они никогда не ссорились.

Ни разу за всю совместную жизнь.

– Пойдем, – кивнул Илья.

13 октября, четверг

Соседка Екатерина Борисовна пришла, когда Маша еще не успела одеться, чтобы идти на работу. Соседка и вчера весь день пробыла с мамой, и Маша была ей за это благодарна. Мама с соседкой говорили о предстоящих похоронах и о разных мелочах, не связанных с похоронами, и Маша видела, что соседка умело отвлекает маму от тяжкого горя.

– Как мать? – спросила соседка, когда Маша отперла дверь. – Встала?

– Нет еще. Проходите, тетя Катя, – посторонилась Маша.

Соседка была неулыбчивая, суровая. В детстве Маша и Юля ее не любили, соседка постоянно делала им замечания.

– Что вы матери не помогаете? – сурово вопрошала девочек соседка, встречая их на улице. – Мать на грядках горбатится, а вы только прогуливаетесь.

Мама, в отличие от девочек, возиться с грядками любила, а когда просила помочь, сестры немедленно все делали.

– Сами разберемся! – шипела Юля.

– Мы помогаем! – оправдывалась Маша.

Соседка пошаркала ногами, вытирая их о коврик, прошла в кухню, села.

– Чаю? – спросила Маша.

– Налей, пожалуй.

– Кто там, Машенька? – тихо крикнула из своей комнаты мама.

– Тетя Катя, – Маша заглянула к маме в комнату. – Встанешь?

– Встану.

Маша снова прикрыла дверь.

– На работу? – сурово спросила соседка.

– На работу, – Маша осмотрела себя в зеркало.

Фигура у нее была так себе, если добавить пару килограммов, Маша превратится в тумбочку. Но сейчас, в джинсах и свитере, она себе тумбочкой не показалась. Обычная девушка, как все.

– Что же на работе тебя не отпустят? При таких-то обстоятельствах…

– Заведующая разрешила на работу пока не выходить.

– Ну так не выходи!

Маша промолчала.

– Вечно я лезу со своими советами, – неожиданно покаялась соседка. – Иди на работу, Маша. Незачем тебе с нами сидеть, тосковать. Иди. У молодых должна быть своя жизнь.

Мама вышла из комнаты. Теплый махровый халат, Юлин подарок на прошлый Новый год, висел на ней, словно стал на два размера больше.

– Садись, Лариса, – захлопотала Екатерина Борисовна. – Садись, сейчас чаю сделаю.

Маша еще раз посмотрела на себя в зеркало, надела куртку.

– Я пойду, мам?

– Иди, иди, – сказали в один голос мама и соседка.

На улице было еще темно. Выйдя за калитку, Маша огляделась. Знала, что Анатолий не будет ее поджидать – с какой стати? – а все равно настроение вконец испортилось. Впрочем, оно и без Анатолия не