Танец с граблями - Маргарита Южина

Их теплую беседу бессовестно прервала шумная Маша.

– Еле дождалась, пока ты домой доберешься! – ввалилась она в комнату. – Архип, смотри, чего я тебе принесла – орешек будешь? В шоколаде! А то все – нищета да нищета!

Архип с достоинством взял в клюв орех, а потом взлетел на шкаф, поднимая клубы пыли.

– У тебя Каурова нет? – на всякий случай спросила Маша и даже заглянула под диван. – Слушай, чего расскажу! Я же в больницу ходила! Я там такое узнала! Короче, так…

…Маша, быстренько управившись со своими делами, закупила два пакета провизии и направилась в районную больницу.

– Девушка, а передачку можно передать? – спросила она медовым голосом.

«Девушка», старше Маши лет на двадцать, высунула в окошко разгневанную физиономию и недобро пробасила:

– Ты читать умеешь?! А чего тогда по окошкам долбасишь?! Написато белым по белому – передачи токо с семи вечера до восьми, и с восьми утра до девяти! Еще с кулями тащутся!

Дверца захлопнулась перед самым носом Марии. Однако здоровья Машенька была отменного, в больницах не леживала и тамошних правил признавать не собиралась. Она крепенько шибанула кулачком по окошку и так же любезно спросила еще раз:

– Девушка, а передачку можно передать?

– Ты чо?! Оглухела?! – наполовину вылезла из окна бабушка со зверским лицом. – Тебе ж ясно было сказато!!

Маша донимала бабусю добрых минут двадцать, пока в больничный коридор не вышла молоденькая девушка с эмалированным ведром.

– Ой, женщина, вы тут не шумите, у нас же больные, – тихо попросила она.

– Так, милая, это ж не я шумлю, это все ваша Мегера, – прижала руки к груди Маша. – Вон, вишь, как из будки своей гавкает! А мне бы передачку – вот… Я ж даже голоса не повышаю! Мне бы Лешакову передачку…

– Ха! Лешакову! Да он помер месяц назад, а она токо сейчас кули собрала! – высунулась из окошка злорадная физия бабушки.

Тут Маша мобилизовала все свое актерское мастерство. Усевшись прямо на пол, она (помня о больных) стала тихо скулить на одной ноте. Потом, якобы обессилев, подобрав пакеты и облокотившись на худенькое плечо медсестрички, стала медленно подниматься с пола. Девчушка не могла отказать даме в помощи, а Маша упрямо тащила ее подальше от любопытных глаз старухи за окошком.

– Куда бы мне, девонька, присесть? – еле лепетала «горюющая» женщина.

– Ну… давайте хоть сюда, на скамеечку, – предложила девчонка и хотела было ловко вывернуться из объятий грузной дамы, да не тут-то было – Мария держала ее бульдожьей хваткой, закрепив на лице выражение нечеловеческого страдания.

– Вот что, девонька, я тут Бореньке всего на свете навезла, издалека ехала. Тут и коньячок, он просил, и колбаски три вида, и конфетки… Господи, отдать бы кому, мне теперь без Борюшки нечего не надо… Да и не дотащу я. А ведь стоко ехала…

Девчонка качала головой, но выхода не предлагала. Маша уже и не знала, как напроситься к ней на чай, а заодно и на беседу. Ну надо же узнать, в конце концов, когда отключали свет и когда скончался Лешаков? Маша намекала и так, и эдак, но девчонка ничего не понимала. Дошло до того, что из своей резиденции выбралась та самая бабуся и отослала девчонку прочь.

– Пойдем ко мне, сердечная, – позвала она Машу, видать, расслышав кое-что про колбасу с коньяком и сменив гнев на милость. – Я тебя хоть чаем напою, ишь, горе-то како у тебя!

Вскоре обе женщины уже сидели в небольшой каморке и попивали чай, куда Маша щедро плеснула коньячку.

– Ты кем ему будешь-то, Лешакову? – спросила бабуся, тщательно пережевывая дорогую ветчину.

– Так знамо кто – тетка! Я ить из самой… Киргизии приехала к племяннику. И знать ничего не знаю-ю-ю… – снова для верности завыла Маша, но тут же успокоилась и подложила бабке еще ветчины.

– А он, Лешаков-то, на киргиза не похож. А чо, у вас там-то, война сейчас?

– Да кто ее знает, вы мне вот что лучше скажите – как же так могло произойти, что племянник-то мой единственный скончался? – спросила Маша, подперев рукой толстую щеку.

– Да уж! Врачи у нас хорошие, а надо же – недоглядели. Кто ему умудрился препараты перепутать, до сих пор неясно. Ведь какое дело вышло – Лешаков-то твой после аварии к нам попал, ему операцию сделали, все, как полагается. Операция успешно прошла. Правда, проводки какие-то из его торчали – лекарство вкачивали, капельница, значит. А тут на тебе – свет отключили! Наши забегали, засуетилися… Ты токо представь, шутка ли – больница без электричества! Ну и вот. Пока наши скакали, прибегают, – а Лешаков уж и не дышит!

– Аппарат, что ли, отошел?

– Да какой аппарат? Я ж тебе говорю – он под капельницей лежал. Нет, тут другое. У нас потом стоко крику было! Оказывается, этот Лешаков скончался от… В общем, ему заместо того, чего надо было, через капельницу чего-то не то вкачали. Я ж говорю – капельницу попутали. А может, кто и специально постарался, поди сейчас, разберись! А ты говоришь – аппарат!

Маша от удивления забыла все вопросы, какие хотела задать.

– А… А что же, нашли того, кто его… кто с капельницей-то перемудрил?

– И-и-ии, девонька! Да как же его найдут! Токо, ты знаешь чо, ты об этом никому! Наш главный сказал – чтобы ни одна живая душа об этом не трезвонила! Это он не нам, конечно, а тем, кто ему ассистировал. Ну, умер и умер – мы не виноваты, свет отключили, а не то… начнут рыться, допросы устраивать…

– А разве так можно? Ну, чтобы умер от одного, а написали, будто от другого?

– Ну, можно, наверное, вишь же – никто никуда не сообщал. Токо ты молчи, а то тут не токо я, весь коллектив полетит!

Маша еще немного пожевала, а потом с сомнением спросила:

– А чего это вас-то главный просил? Ну, мог ничего не объяснять вообще, и все. И не знал бы никто.

– Так я ж тебе и толкую – он нам и не говорил. А Сонька, она у нас медсестрой работает, молодая, шельма, да жаркая, хи-хи! Дык у их с главным, хи-хи, роман медицинский. Токо ты не говори никому! Ну, и Сонька-то в обычный час по привычке за ширмой устроилася, разлеглася, значит, милого ждет. А он не один нарисовался, с помощниками своими, ну, и принялся их обучать – дескать, чего кому говорить про этого Лешакова, если спросят. Она притихла, конечно, и весь этот разговор услыхала, а те-то за ширмой и не заметили ее! А у нас все знают: что-что, а секретов у Сонюшки не бывает. Не держиться у ей теплая вода в… кране. Так что знай: прикончили твоего племянника, а мы тут и вовсе ни при чем!

Маша оставила деликатесы словоохотливой бабусе и понеслась домой. Все не могла дождаться, когда Кира соизволит вернуться с работы.

И, естественно, высмотрев в окно, что подруга движется к дому, Маша стремительно рванулась туда – сообщить все, что ей удалось вызнать. Кира, в свою очередь, тоже поделилась новостями – родная мать никак не могла похитить сына.

– Ну ты посмотри! – не переставая, охала Маша. – А что же теперь делать?

– Не знаю, надо подумать, – честно призналась Кира.

– Ну надо же! И ведь это мы с тобой все нашли! Пока этот Кауров со своей девицей… тьфу! Слушай, Кира, как он тебе, а? Вроде мужичок видный, да?

Кира не хотела заводить разговор на эту тему, но если уж Маша сама начала…

– Я его никак понять не могу, – рассуждала Мария. – Вот мы у тебя сидим, он глазами стрижет на меня, ласково так смотрит, а придем ко мне – ну хоть ты его по башке бей, такой несообразительный! А ведь не мальчик. Тогда вот тоже – ко мне поднялись и давай чаи гонять! Ну не идиот? Потом пиво стал хлестать! Дождались, пока мой из командировки не заявился! Ну так ведь мой-то опять собирается в командировку, я уж и дождаться не могу. Я ему советовала – ты, мол, пока на вокзал поезжай, там подожди, все равно тебя без передыху в эти самые командировки дергают. Ну а чего с Кауровым делать – всю голову сломала, придумать не могу!

Кира состроила сочувственную мину и решила «помочь» подруге.

– А он, Машенька, мне сам жаловался. Скромный я, говорит, спасу нет. Вот уже и смотрю на женщину, и прямо так бы ее и уволок… куда подальше. А только с ней наедине остаюсь – такая оторопь берет! Мне, говорит Кауров, надо, чтобы женщина сама на меня набрасывалась. Прямо, говорит, чтобы срывала все с меня. Я, говорит, от этого зверею страшно.

– Да что ты… – выдохнула Маша, схватившись за сердце. – Ну надо же! А я-то, дура… Господи, а теперь-то… куда ж мне Толика-то деть? Не хочет он на вокзал… Или к Каурову напроситься?

– Зачем проситься? – пожала плечами Кира. – Ты к нему явись сама, неожиданно. У нас же есть его адрес.

Маша стремительно вскочила:

– Давай, Кира! Я прямо сегодня, я и откладывать не буду! Нет, ну надо же, столько времени псу под хвост!

– Кстати, не забудь, у него пес – очень серьезная личность. Так что ты этот момент продумай.

Подруга ненадолго закручинилась, а потом решила:

– Ты знаешь, я, пожалуй, на него прямо в подъезде накинусь, верно? Ведь не пес же у него двери открывает, Игорек сам отворит, а я его из комнаты и выдерну, правильно?