Великий санный путь - Кнут Расмуссен

Песня старухи Акьярток

Тяжко дух перевожу; теснит мне сердце скорбь,

я песнь свою зову...

Жаром песни опалили сердце мне лихие вести

О голодных муках родичей, лишенных зимней дичи.

Вот зачем зову я песню свыше, песню свыше

Хаяя!..

Я пою и забываю то, что грудь палит, теснит мне дух,

Помню только дни былые, дни, когда была сильна я.

Дни, когда себе не знала равной в спешке свежеванья,

Дни, когда с убоиной одна справлялась,

И для вяленья срезала мясо с целых трех быков.

Гляньте! Сочными ломтями все разложено на камнях

Раньше, чем над головою встанет солнце!

Свежим и прохладным утром, ранним утром.

Кроме обычных охотничьих песен и лирических, поются также песни уничижительные, поносящие, безжалостно разоблачающие ошибки и пороки жителей стойбища. Двое мужчин поют их по очереди друг про друга и беспощаднейшим образом изобличают один другого в присутствии всех друзей и соседей. Такие песни обычно заканчиваются кулачным боем.

* * *

В разгаре праздника было сообщено, что Киналик вызовет своих духов-помощников, чтобы расчистить наш путь от всяких опасностей. За помощью решено было обратиться к Хиле. Пение смолкло, и заклинательница осталась одна стоять посреди палатки, плотно стиснув веки. Она не творила заклинаний, но временами лицо ее передергивалось от боли, и она начинала дрожать всем телом. Таков был ее способ заглядывания в таинственную глубь грядущих дней; все дело заключалось в том, чтобы собрать все свои силы и сосредоточить все свои мысли на одном - желании добра тем, кому предстоял путь.

Когда воля и мысль Киналик достигли наивысшей точки экстаза, мне было предложено выйти из палатки и отыскать себе местечко на снегу, где нет ничьих следов. Там я должен был оставаться, пока меня не позовут назад. На этом чистом, никем не топтанном снегу я должен был предстать перед Хилой молчаливый и смиренный, с опущенным взором, и пожелать про себя, чтобы небо, погода и все силы природы заметили меня и прониклись состраданием ко мне.

Это был своеобразный, но красивый молитвенный обряд, после которого меня позвали в палатку. Лицо Киналик было по-прежнему простым и естественным, но сияло. Она сообщила мне, что великий дух выслушал ее и что все опасности будут удалены с нашего пути, а всякий раз, как нам понадобится свежее мясо, у нас будет удачная охота.

Все приветствовали это пророчество одобрительно и радостно, а мы живо почувствовали, что эти люди по-своему - просто и наивно - сделали для нас все что могли, благословив наш путь.

Я поверил их слову, и моим жертвенным даром были красивые бусы.

1.8. Обратно к морю

После того как реки вскрылись и олени прошли, настроение в стойбище стало тревожным. Игьюгарьюк давво говорил о своем намерении отправиться на каяке вниз к озеру Бейкера, чтобы продать там песцовые меха, и так как ему хотелось вернуться назад вовремя, до осенней охоты, то он уже начал понемножку готовиться в путь. Но вот однажды приплыл другой каяк, державшийся берегового течения Хаколигьюака, и выяснилось, что он тоже направляется к озеру Бейкера; мы и решили, что Биркет-Смит с Хельге Бангстедом присоединятся к нему, а я с Гагой отправлюсь попозже вместе с Игьюгарьюком.

Расстояние до озера Бейкера было, в сущности, невелико - около 400 километров по тому пути, которым мы собирались ехать, но трудность заключалась в том, что нам с Гагой предстояло всю дорогу пробираться болотистой бесснежной тундрой, поскольку не могло быть и речи о погрузке дюжины собак на наш маленький каяк. Пустить их бежать свободно за нами тоже не годилось, так как мы рисковали потерять их, если бы им вздумалось на свой страх гоняться за оленьими стадами, встречи с которыми мы ожидали.

Выступая в путь рано утром 26 июня, мы были готовы к наихудшему, и все же скоро убедились, что действительность превзошла наши худшие ожидания. В лучшем случае санный путь пролегал по размякшим кочкам и мокрым луговинам; и даже в тех местах, где никак нельзя было ожидать этого, мы натыкались на целые реки, которые приходилось переходить вброд. Часто эти водные потоки вдобавок оказывались настолько глубокими, что мы поневоле забирались далеко в глубь суши к озерам, из которых они вытекали, и лишь таким путем нам удавалось, переплывая через них на льдинах, добираться до невскрывшихся еще озер.

Одно только подбодряло и развлекало нас во время однообразных дневных переходов - богатая птичья жизнь кругом. Были в самом разгаре кладка и высиживание яиц, я вокруг нас шумел хор больших и малых болотных птиц, для которых здешняя тундра, по-видимому, настоящий рай.

Игьюгарьюк плыл по течению реки; его сопровождала младшая жена, двое детей и приемный сын. Каяк был так перегружен, что страшно становилось, когда его подхватывал стремительный поток. В это время года, когда тысячи ручьев соединяются вместе и сливаются с рекой Казан, последняя становится могучей рекой, достигающей в некоторых местах нескольких километров в ширину. Мы с Гагой старались, по возможности, каждый вечер встречаться с плывшими в каяке, но так как они плыли, вниз с большой скоростью и не имели возможности учесть трудностей нашего сухопутного пути, то нам не всегда удавалось одновременно с ними добираться до их места привала. Но Игьюгарьюк всегда терпеливо ждал нас и никогда не отплывал, не указав нам наилучших путей. Время ожидания он проводил на охоте или на рыбной ловле, и мы всегда могли рассчитывать на праздничное угощение в его палатке.

* * *

3 июля мы достигли стойбища Нахигтарторвик, где весной пережили ужасную грозу вместе "с людьми водоворотов". Пукердлук - "Грязнобелый", как звали главу, принял нас самым радушным образом. Охота на оленей благодаря его мудрому руководству была чрезвычайно удачной, и он мог встретить нас "выставкой" не менее дюжины только что освежеванных оленьих туш. В эту пору года у самцов уже отлагается жир на хребтовине и на окороках, и эти части считаются лакомым блюдом как в сыром, так и в вареном виде. Языки, головы и нашпигованные жиром сердца варятся в больших котлах как праздничное угощение для мужчин, строго запретное для женщин.

В Нахигтарторвике стояло шесть палаток, и перед каждой пылал большой костер, на котором варилось в котлах мясо. Перед самой просторной из палаток лежали большие плоские камни, и обе жены Пукердлука все послеобеденное время заняты были вылавливанием из котлов самых лакомых кусков и выкладыванием их перед нами.

К нашему разочарованию, мы узнали, что забитая льдом река еще непроходима для перегруженного каяка Игьюгарьюка. К счастью, мы с Гагой могли продолжать наш путь, - только бы нас проводили до места переправы. Пукердлук с Игьюгарьюком и должны были сопровождать нас туда вместе с молодым эскимосом Кьюорутом, который затем отправлялся с нами до озера Бейкера.

На следующее утро мы сердечно распрощались с женой Игьюгарьюка, которая всю весну была для нас настоящей матерью, и пустились сухим путем к большому, покрытому льдом разливу реки.

В тот же день вечером мы увидели палатку, разбитую как раз напротив места нашей переправы через реку Казан. Мы шумно, весело подошли со своими санями и собаками к месту переправы, но все время, пока она длилась, палатка не подавала и признаков жизни, а когда мы вошли в нее, нас встретило печальное зрелище: людей оказалось всего с десяток, причем бoльшая часть их была настолько истощена голодом, что они не в состоянии были подняться с лежанок. Старый веселый хозяин Хилиток, с которым мы уже встречались во время своей рекогносцировки, лежал бледный, истощенный в самом дальнем углу палатки. Мы сразу вскипятили чай, и когда люди выпили, сколько осилили, то немного оживились и вернули себе частицу старого своего благодушия. Два молодых сына Хилитока еще не совсем обессилели, и мы уговорили их отправиться с нами следующей ночью попытать счастья на охоте. Индейский челнок, ненужный нам больше, мы оставили, а взамен нам одолжили два каяка, на которых мы должны были переправиться через последний опасный поток раньше, чем нас покинут Пукердлук с Игьюгарьюком. Перед отъездом мы подарили обитателям палатки фунт чаю и всю оленину, взятую нами с собой на корм собакам. Кроме того, мы им обещали, что молодые эскимосы вернутся к ним с таким запасом мяса, какой только в состоянии будут унести. Затем мы двинулись дальше по огромной тундре - все семеро людей вместе.

После пятичасового перехода мы очутились на верхушке небольшой скалы, откуда увидели оленье стадо в 14 голов. Мы застрелили трех и отослали одного целиком в "Голодное стойбище".

Поздно ночью мы вышли к реке Кунвак, куда обещал проводить нас Игьюгарьюк. И как только наш скромный багаж, сани и собаки были переправлены на тот берег, наши усердные проводники покинули нас, а мы принялись жарить на плоских камнях лакомые куски только что убитых нами оленей. Настроение было отличное, так как теперь перед нами лежал свободный путь к озеру Бейкера.