Служанка для босса (СИ) - Истомина Елена

— Потому что, я действительно буду заботиться о вас, — спокойно ответил Артем. Словно само собой разумеющиеся пояснял. — Я не соврал. Не бойся. Я вас не покину, пока не устрою ваши жизни.

— Грехи свои за наш счет искупить хочешь? — горько усмехнулась я.

— Разве это плохо?

— Не знаю, но спать с тобой за это, я не буду. Учти. Можешь считать меня не благодарной, наглой, не воспитанной, какой угодно! Но это так. Я не о чем тебя не просила! У меня большая и дружная семья, они и сами в состояние похоронить свою мать и сестру и поддержать меня и Дениса, по мере сил!

— Повезло тебе, если все реально так, как ты думаешь, — печально вздохнул Артем. — А что до остального, то ни хочешь спать со мной — не надо. Ты не единственная девушка в моем вкусе, в этом городе. Развращать и насиловать не стану, можешь не бояться. Но ты забыла, наверное — Шульгин хочет тебя убить и подставить меня, и если ты думаешь, что смерть твоей бабушки его растрогает и он передумает, то ошибаешься. Пока он жив, ты в опасности.

Я поразилась сама себе, но даже в крайне подавленном состояние, в котором я находилась сейчас, слава Артема о том, что я не единственная девушка в его вкусе, больно царапнули душу.

— И что ты собираешься делать? Киллера наймешь?

— Нет. Я думаю, что к такому варианту развития событий он уже давно подготовился, и рано или поздно, все так или иначе, укажет на меня, здесь нужно быть хитрее. Но ты об этом не беспокойся, не твоя то забота.

— Это он бабушку убил? Это ведь не случайность, да? — спросила я то, что еще по пути в больницу не давало покоя.

— Нет, ни он. Ни по его приказу даже, — уверенно ответил Артем, — Но по злой иронии судьбы, он все же имеет к гибели твоих близких некоторое, совершенно косвенное, я подчеркиваю это, отношение.

— Какое?

— За рулем была его старшая дочь, — с тяжелым вздохом выдал Артем.

Эта новость меня просто добила, и я закатилась не здоровым смехом.

— Господи! А не слишком ли много у тебя для меня таких вот злых ироний, на сегодня, а? Ну давай вот я сейчас выйду из машины, а ты мне кирпич на голову сразу уронишь, да и покончим со всем разом! Давай, а! Мало мне этого урода, который брата моего лечить будет. Хотя я его видеть не могу! Так надеялась все эти годы, что его фурой сбило однажды. Так нет! Живет мразь! Людей спасает! Герой! Мать его! А моя безгрешная бабушка, раньше этой твари в гроб легла. И никто! Никто за это не ответит теперь!

Шульгин уже наверняка за доченьку свою по полмиллиона всем, кому надо отстегнул и не, причём она будет! И где справедливость твоя? Где милосердие твое? Где? Я тебя спрашиваю!

Господь, конечно же, ответом меня не удостоил.

Прокричавшись, я выплакалась на плече у молчавшего Артема и сама не заметила, как уснула. Вымотанная эмоционально до самого нижнего придела за этот невероятно тяжелый день.

Я проснулась я в спальне отведенной мне в доме Артема. Горел прикроватный ночник. Я лежала в огромной кровати под одеялом, Артем спал в большом кресле, что стояло слева от кровати. Разбудил меня звонок мобильного.

Звонил Шульгин.

Сердце мое замерло, руки онемели, в горле пересохло. Я не хотела с ним разговаривать, мне нечего было ему сказать, кроме десятка проклятий на его голову и весь род его. Но это все эмоции. Какой-то частью своего сознания я понимала, что нельзя ему все это говорить, но очень боялась, что не удержусь. Чтобы взять себя в руки, принялась глубоко дышать в тайной надежде на то, что пока это буду делать, телефон прекратить звонить, но он не прекращал, и мне пришлось ответить.

— Да, — я сама удивилась грубости и сухости своего голоса, он словно бы не мне принадлежал. Даже прокашляться захотелось. Голос шульгина тоже был тихий, сухой, хриплый, пришибленный какой-то.

— Я хотел спросить — твои родственники передали тебе деньги, что я им передал на похороны?

От этой новости я впала в ступор и смогла ответить лишь:

— Нет еще.

— Спроси с них завтра. А то, мало ли, чтоб не прикарманили от греха.

От его слов я буквально вскипела:

— Нечего нам от вас не нужно. На свой гроб оставь. Бог все видит! Не вечно тебе королем мира себя чувствовать, — защипала я.

— Аня, поверь — это просто какая-то невероятная случайность! Я клянусь тебе! Мои дети не в курсе моих дел. Это просто… Просто, какое-то невероятное стечение обстоятельств. Прости! Ради Бога! Прости!

Голос Шульгина дрожал, но я не верила в его искренность, ни секундочки! Расчетливая тварь! И следующие его слова подтвердили мои гневные мысли:

— Воспользуйся этой ситуацией и выходи из игры. Тебя никто не тронет и никак тебе не навредит. Обещаю. Так же, вы с братом ни в чем не будете нуждаться. Слово даю. За ним будет самый лучший уход, пока он в больнице.

И я снова вскипела: — Нам ничего от вас не надо. Я знаю, что по закону ни тебя, ни детей твоих никто и никогда не накажет, но божий суд никто не отменял. Ходите и оглядывайтесь теперь, до последних минут своих.

К горлу подкатил ком, я отключилась и бросила телефон на тумбочку. Ком в горле все нарастал, а с ним просто невыносимая боль в сердце, желудке и еще где-то очень глубоко, глубоко внутри. Наверное, там, где как раз и обитает душа.

Я упала на кровать, вцепилась зубами в подушку и завыла. Хотелось и вовсе закричать на весь этот огромный дом, чтобы разом выпустить свою боль, но нельзя пугать невинных людей. И я все крепче и крепче сжимала в зубах и руках наволочку. Было одновременно горько, обидно, до оцепенения страшно и до ужаса одиноко. Да, семья у меня большая, но по-настоящему родных, теперь никого не осталось. Дядьки, тетки, двоюродные братья и сестры, безусловно, они все мне сейчас искренне сочувствуют, но месяца через два уже все их чувства остынут и не кто про меня и не вспомнит. Все закрутятся в своих семейных делах и до нас с Дениской дела им не будет никакого. А каким-либо образом навязываться им, мне совесть не позволит.

Мама была самым младшим ребенком, бабуля родила ее в тридцать семь, и ей было уже почти восемьдесят, и конечно я понимала, что время ее пребывания на земле, уже строго ограничено, и фактически каждый ее день может стать последним. Но не сегодня, не сейчас, не в этом году! Гибель родителей, конечно, очень здорово подкосила и ее. Но у нее остались мы с Дениской. Она вся вложилась в нас и держалась все это время очень добро и стойко. И я так надеялась, что она еще успеет увидеть мое личное счастье. Успеет порадоваться за меня, что нашла хорошего, работящего и заботливого мужчину. Такого, о каком она для меня и мечтала всегда. Надеялась, что она успеет еще понянчить правнуков от меня. А еще лучше и от Дениски бы. И вот тогда уже уйдет в иной мир со спокойной и легкой душой. Я каждый день просила Бога только об этом и уж конечно даже вообразить себе не могла, что это случится так быстро, резко, неожиданно.

Такого не должно было быть! Не должно! Это не честно! Не справедливо! Она же каждый день в церковь ходила, свечки за всех ставила, посты держала, матом не ругалась, никому, никогда в помощи не отказала. И где же ты был, Бог всемогущий, когда так был ей нужен? Где справедливость твоя вселенская? Где?

Я кричала во все горло мысленно. Мне было так горько и плохо, что я не сразу заметила, что кто-то нежно гладит меня по голове, а когда заметила, не нашла в себе сил его оттолкнуть. Наоборот, от неожиданной ласки расплакалась еще сильнее и горше.

Он нечего не говорил, просто прижал меня к себе и гладил по голове. Ласково, медленно, нежно. Я не знаю, сколько времени я так проревела, уткнувшись ему в бок, но в итоге, я расслабилась, согрелась и уснула в объятиях своего спасителя.

Проснулась так же в них. В привычной половине шестого утра. И даже не помнила, что мне снилось. Скорее всего, организм настолько устал, что и ничего.

Я аккуратно убрала обнимающую меня руку Артёма и прошла в ванную. Там, в зеркале, меня встретило совершенно непохожее на меня существо, бледное, похудевшее за ночь зомби, с впалыми, мутными глазами и всклокоченными волосами.