Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Еще в лицее выяснилось, что у меня неплохие задатки. Этой зимой я много работал над своей техникой. Каждый день по многу часов рисовал карандашом, перерисовывал иллюстрации из книг. Но я пригласил тебя вовсе не для того, чтобы побеседовать о живописи, хотя твой комплимент мне приятен.

Гильем отложил палитру и кисть и окинул молодую женщину внимательным взглядом.

– Ты очень красива, и твоя красота уникальна, ни на что не похожа. Не сердись, я говорю как эстет. Так вот, только недавно я узнал, что ты отправилась в паломничество по дороге Святого Иакова. Новость сообщил мне почтальон, иногда он останавливается перекинуться со мной словом. Какой грех ты рассчитывала искупить, выйдя замуж по законам Церкви и будучи столь преданной своей профессии и пациенткам?

– Тебя это не касается, – ответила Анжелина, опуская голову.

– А я уверен в обратном. Скажи, перед бракосочетанием ты ведь ходила на исповедь?

– Да, я рассказала на исповеди о нашей предосудительной связи, – вынуждена была признаться она.

– Ох уж эти кюре! Мне кажется, тебе назначили слишком тяжелое наказание. Предаться плотскому греху вне священных уз брака! Разве мало тех, кто совершал подобное преступление до нас? И это мне, а не тебе нужно было искупать тот грех, потому что вся вина лежит на мне. А почему бы и нет? Я бы тоже мог отправиться в Сантьяго-де-Компостела. Оседлали бы ослика, привязали бы меня к седлу…

Анжелина передернула плечами. От господского дома снова долетел тоненький смех. Кого-то громко звали по имени. Что делать, если Леоноре, супруге Гильема, или Клеманс, его невестке, вздумается заглянуть в беседку?

– Мне не следовало приходить в воскресенье, – проговорила она, опасливо посматривая по сторонам.

– Не беспокойся, Леонора устроила прием по наущению нашего дальнего родственника, который сейчас гостит в доме. Приглашенные – несколько чиновников и толстосумов из Сен-Жирона. Должно быть, наслаждаются поданными в саду бисквитами и прохладительными напитками.

– И ты не участвуешь в подобных празднествах? Мог бы одеться понаряднее, побриться и тоже побыть с гостями.

– В последнее время я стал равнодушен к своему внешнему виду. Дети не пугаются при виде меня – и ладно. Что до гостей, то мне совершенно не хочется с ними общаться.

– Как поживает маленький Эжен? – спросила Анжелина, вспомнив крошечного тщедушного младенца, которому она помогла появиться на свет десять месяцев назад.

– Твои советы пришлись кстати. Теперь это прекрасный младенец, розовощекий и упитанный. А твой сын? Он здоров?

В тоне сквозила ирония, но зеленые глаза Гильема были грустны.

– Мой сын? – пробормотала Анжелина. – Ты в своем уме? У меня нет детей! Пока еще нет.

– Отбрось притворство, Анжелина! Этот красивый мальчик, которого я видел в соборе в день твоей свадьбы, твой так называемый крестник, он – копия Бастьена, моего старшего сына! Я узнал, что твоя покровительница, Жерсанда де Беснак, официально его усыновила. Сейчас мальчику три года. К чему отрицать? Это наш общий ребенок, я это знаю.

Бледная, лишившаяся от изумления дара речи, Анжелина выдала себя своим видом, даже не успев разомкнуть губ. Напрасно пыталась она навести порядок в мыслях, справиться с паникой. Внезапно на нее снизошла уверенность, что Гильем знает правду, а значит, бесполезно возражать и лгать.

– Но кто рассказал тебе? – спросила она едва слышно.

– Никто. Я догадался, а потом многие недели, месяцы надеялся услышать подтверждение из твоих уст, и это наконец случилось. Анжелина. Можешь ли ты представить, что я почувствовал, когда понял, какую драму тебе пришлось пережить по моей вине? Ты носила нашего ребенка, а я уехал из страны… Все сразу стало понятно – и твоя ненависть, и обида, которую ты выказывала мне, когда я вернулся с острова Реюньон. На тот момент у меня уже был сын, Бастьен, и я прогуливался под ручку с беременной вторым ребенком Леонорой. Так вот, только в тот миг я осознал, как много горя тебе причинил, что из-за меня ты жила в страхе быть обесчещенной, страшась отцовского гнева… Но потом к тебе пришло спасение в лице этой эксцентричной пожилой старой девы. Так все было?

Сердце часто-часто билось у нее в груди, в висках стучало. То, чего Анжелина страшилась на протяжении трех лет, все-таки случилось, свалилось как снег на голову.

– Ты представить себе не можешь, Гильем, что мне пришлось пережить! – слабым голосом проговорила она. – Пожалей меня, забудь об Анри, забудь, что он твоей крови!

– Ни за что! Слышишь, ни за что! Даже если мне не суждено будет к нему приблизиться, я буду любить его так же, как Бастьена и Эжена! Ради этого я писал тебе. Я хотел знать правду. Мне нужно знать, когда он родился, где и при каких обстоятельствах. Боже, когда я узнал, что ты в Испании, я чуть не спятил. Все эти вопросы сводили меня с ума.

Обхватив руками колени, дрожа всем телом, Анжелина сидела и кусала губы. В душе она была согласна с Гильемом – он имеет право получить ответы на свои вопросы.

– Анри родился 10 ноября 1878 года в пещере Кер де Масса. Мне удалось скрыть беременность от отца и Жерсанды де Беснак: я носила тугой корсет и жакеты с напуском, скрывавшие мой живот. Я родила своего сына в одиночестве, у костра, и тогда я не думала о тебе плохо. Я была уверена, что ты вернешься, мы поженимся и ты дашь нашему ребенку свою фамилию. Увы, этой мечте не дано было сбыться. Я провела с младенцем только один день, а потом отдала его кормилице в Бьере. Через несколько месяцев эта женщина заявила, что подозревает, что ребенок – незаконнорожденный, и не желает иметь со мной никаких дел. Мне пришлось его забрать и доверить свою постыдную тайну Жерсанде. Что было дальше, угадать несложно. Мой отец понятия не имел о существовании Анри, да и в школы акушерок опорочивших себя женщин не принимают. Так что у меня не было выбора. Я согласилась на усыновление. Мой обожаемый pitchoun получил фамилию моей благодетельницы и стал ее законным наследником. Я могла больше не бояться бесчестия, а у моего ребенка появилась семья. Страдания, которые мне довелось пережить, и вся тяжесть стыда – я до сих пор еще от этого не оправилась.

Гильем слушал не перебивая – бледный, с устремленным в одну точку взглядом. Ему было стыдно, и он снова был очарован красотой и интеллектом Анжелины. Собственная жизнь вдруг показалась ему руинами, куском засушливой земли, поросшим крапивой и колючим кустарником.

– Я получил по заслугам! – пробормотал он. – Я женат на женщине, которую не люблю, я калека, наркоман, я забыл, что такое нежность… Если бы не мои дети, я бы лишил жизни это бесполезное тело и опечаленное сердце, освободил свою больную душу… Анжелина, я прошу у тебя прощения. Это счастье, что судьба дала тебе все, словно желая загладить мои ошибки. Я рад, что твой муж Жозеф де Беснак, хотя он до сих пор, на мой вкус, слишком похож на бродячего артиста. Ты богата, тебя все уважают, и, судя по твоей фигуре, в этом году ты станешь матерью.