Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Социалисты… Нешто социалисты так должны поступать?
— А как же еще?
— Как… — угрюмо отозвался рабочий, — чтобы всем досталось, вот как.
— Кто не зевал, тем и досталось. Нешто мы запрещали. Я вон сторожем был и то ни слова никому. Вот кабы мы сами воровали, а другим не давали, вот бы тогда другое дело.
— Тогда б вы вовсе жулики были.
— А теперь кто?
— А черт вас знает.
— То-то вот и оно-то.
— Без обозначенья остались… — заметил старичок с шарфом, с улыбкой слушавший разговор.
— Без обозначенья, зато с добром, — сказал сторож, сматывая кисет и держа свернутую папироску в зубах.
— С каким добром?
— С хлебом, с каким же больше… А вон у нашего барина в саду куклы белые какие-то были, так их, конечно…
— Толку мало…
— Мы тоже так-то, — сказал парень с тросточкой, — когда своего разбирали, так думали — конца добру не будет: и хлеба, и всего, а как пошли, так окромя цветочков, да картинок, да финтифлюшек разных, ни черта и нету.
— Не понимаешь ни черта — вот и нету, — сказал рабочий.
— Да чего ж тут понимать, — сказал парень, — кабы люди делом занимались, а то он все баб срисовывал.
— А куклы белые были? — спросил сторож.
— Были.
— Ну вот, до старости дожили, а на уме все куклы.
— Вот так наследство досталось! — сказал старичок с шарфом, засмеявшись.
— Кто свой век не работает, от того много не останется.
— Цветочки да картинки получай. А тут хлеба нету.
— Мы этими картинками и так уж горшки накрываем.
— Больше их и некуда.
— Опять же цветы эти… Вот только тросточку и сделал, — сказал парень.
Все посмотрели на тросточку.
— Из какого дерева? — спросил сторож, взяв в руки тросточку и осматривая ее.
— А чума ее знает. Высоченное какое-то стояло, листья в целый пирог… Это уж я из сучка сделал.
— Только всего и наследства получил? — спросил веселый старичок с шарфом.
— Наследство хорошее… — отозвалось несколько насмешливых голосов.
— Пойди поищи охотника, может и тросточку твою купит. У них есть такие. Они всякую чепуховину покупают, ездят тут.
— Есть, есть, — сказал парень, — к нам приезжали, все кукол спрашивали, а мы им всем носы поотбивали.
— И без носу возьмут.
— Что трудовому народу даром не нужно, они еще деньги хорошие заплатят.
— Очень просто. К нам все приезжали уж от начальства, из Москвы, картины искали. А у нас только от них одни рамы остались, хорошие рамы были.
— Со стеклами?
— Стекла-то мы раньше выбили.
— Да… наследство…
Поезд остановился. Вошел еще пассажир, высокий худой мужик в старом оборванном лохматом полушубке с мешком на спине, по тяжестью которого он сгибался.
Все молча посмотрели на него.
Он, ни на кого не глядя, искал глазами по полкам места, чтобы положить мешок, который, видимо, оттянул ему все плечи.
— Тяжелый мешок-то? — ласково сказал старичок с шарфом.
— Тяжелый, чума его задави, — сказал мужик и с досадой ткнул мешок на лавку, в угол, придавив его руками, чтобы он не валился.
Он ответил с такой досадой, с какой отвечает мачеха, у которой спрашивают про мальчика, думая, что это ее сын.
— Что в мешке-то? — спросил старичок.
— Книги… — неохотно ответил мужик. Он снял лохматую баранью шапку и почесал спутанные волосы, оглядывая вагон, как бы не зная, стоять ему тут или идти искать дальше искать места, где можно сесть.
Рабочий быстро взглянул на мешок.
Сторож заметил его взгляд и, подмигнув соседу, спросил у мужика:
— Всем достались?
— Кто дурак был, тем и достались, — раздраженно ответил владелец мешка.
— Тоже наследство, значит? — спросил парень с тросточкой.
— Чего?
— Откедова, говорю, везешь?
— Вон, с экономии, — сказал недовольно мужик, ткнув корявым пальцем куда-то в угол через плечо.
Все помолчали.
— Что ж так плохо? Ничего не было больше-то?
— Быть-то было… Да мы уж схватились, когда умные люди все путное уж разобрали. Нам только одни книжки достались, отобрал какие потолще, да и сам не рад.
— А вам что надо-то было? — сказал парень с тросточкой.
— Хлеба искали…
— А куклы белые были? — спросил сторож.
— Были… ответил угрюмо мужик.
— Значит, все как полагается.
— Как человек умный, так он из всего пользу сделает, а как дурак — ему ни от чего проку не будет, — сказал долго молчавший рабочий, уже покинутый всеми.
— Пойди-ка вот из этого пользу сделай, — сказал парень с тросточкой. Он достал из мешка самую толстую книгу, подержал ее на руке, как бы пробуя вес, покачал с усмешкой головой и развернул.
Все притихли и смотрели то на книгу, то на парня.
— Словарь ан… ан… глийский, — прочел он, — а дальше крючки какие-то. Тащи, брат, штука хорошая попалась.
— Горшки накрывать годится, — сказал с полки невидимый пассажир. — Это еще способней картинок.
— Куда, — тяжельше. Гнет тоже на творог хороший.
Мужик молча взял книгу, сунул ее в мешок и, наступая лаптями на ноги сидевших в проходе, пошел в своем прорванном кафтанишке обиженно искать другого места.
— Ай да наследник! — сказал ему парень вслед.
— Да, жили, жили целый век на трудовой шее, а пришел народ наследство получать — и нету ничего.
— Дураку никакое наследство впрок не пойдет, — сказал рабочий.
— А горшки-то накрывать зато есть чем, — сказал веселый парень.
Все засмеялись.
1917
Дым
Дня за три до престольного праздника председателя сельскою совета вызвали в волость.
Оставив ребятишек курить самогонку, он пошел с секретарем.
Проходя по деревне, они посмотрели на трубы и покачали головами: из каждой трубы вилась струйка дыма.
— Все работают… — сказал председатель. — Думали ли, что доживем до этого: у каждого дома свой завод винокуренный.
— Благодать, — отвечал секретарь, — не напрасно, выходит, головы-то ломали.
Через полчаса они вернулись бегом. Председатель стучал в каждое окно и кричал:
— Гаси, дьяволы, топку. Объявляю все заводы закрытыми.
И когда из изб выскакивали испуганные мужики и спрашивали, в чем дело, он кричал:
— Агитатор по борьбе приехал. Держи ухо востро. Прячь.
— Да куда ж ее девать-то теперь, когда уж затерто все?
— Куда хочешь. Хоть телятам выливай. А ежели у какого сукина сына найду, тогда не пеняй. — И побежал дальше.
— На собрание!.. — кричал в другом конце секретарь.
— Сейчас, поспеешь, дай убрать-то.
— Вот и делай тут дело, — говорили мужики, бегая с какими-то чугунами, и сталкивались на пороге с ребятишками, которые испуганно смотрели вслед.
— Вы чего тут под
