Повесть о моем друге - Пётр Андреев

Бывало, неделями, а то и месяцами в школе было холодно — не хватало дров, — но никто не ныл, в классы все являлись аккуратно, кроме тех, кто лежал дома с температурой. Когда заболевала «техничка» тетя Настя, мы сами убирали классы, мыли полы; девчонки возились с тряпками, а мальчишки таскали воду с соседней колонки.

Когда было особенно холодно и голодно, Александра Афанасьевна взяла на свое иждивение совершенно изголодавшегося Сергея и поселила его у себя в комнатушке при школе; учительница сама недоедала, но талантливого мальчишку, который жил в трудных условиях, поддерживала, как могла.

Учебников у нас не хватало, не было и тетрадей. Поэтому уроки мы готовили по пять человек вместе, а писать приходилось на всем, что попадало под руку, вплоть до старых газет, а писать нам, говоря откровенно, очень хотелось, и это объяснимо: дети неграмотных родителей, мы очень гордились тем, что Стране Советов нужны кадры ученых, интеллигентов, строителей, обладающих  з н а н и е м.

Но помимо знаний, — повзрослев, мы чувствовали это особенно остро, — Родине были нужны кадры военных (впрочем, без серьезного объема знаний в ту эпоху, не говоря уж об эпохе нынешней, военному человеку грош цена). Поэтому все свободное от работы и учебы время мы отдавали Осоавиахиму — «отцу» нынешнего ДОСААФа, — надо было готовиться к схватке с фашизмом не на словах, а на деле.

С восторгом мы прочли обращение к советской молодежи комсомольцев одного из заводов. Их призыв об изучении танкового дела встретил горячий отклик во всей стране.

Из Орла и Саратова, из Киева, Харькова и Симферополя, из Ленинграда и Куйбышева в Москву шли письма и телеграммы о том, что молодежь стремится в танковые кружки. Сергей, следивший за «Правдой» особенно тщательно, собрал, помню, нас и рассказал, что по всей стране идет уже конкретная работа. Куйбышевцы сообщают о первых десятках подготовленных ими танкистов и шоферов, говорил Сергей. Сейчас приступили к организации учебы танкистов не только в Куйбышеве, но и в Перми, Ульяновске, Пензе, Сызрани и в ряде МТС и совхозов области.

Таким образом, началось массовое движение среди комсомольцев и молодежи за изучение танкового дела. Нужно ли разъяснять, насколько ценно и важно было это молодое, только начинающееся движение для обороны нашей страны?

Но именно потому, что оно молодое, только начинающееся движение, надо было с самого начала оградить его от болтунов и очковтирателей, от любителей велеречивых деклараций и пышных рапортов.

Дело подготовки танкистов — большое и важное дело. Декларации, шум, трескотня здесь, как и во всяком деле, могут только навредить. Надо было вдумчиво, деловито, настойчиво развертывать танкистскую учебу молодежи.

Изучить мотор, научиться водить машину — это первое, за что брались кружки танкистов. Но для этого, как известно, не требуется немедленно садиться в боевой танк. Готовить трактористов и шоферов — это и значит начинать подготовку танкистов.

Быть танкистом — это значит быть организованным и дисциплинированным бойцом. Ухарь, лихач, пренебрегающий материальной частью, не умеющий и не любящий заботиться о ней, сберегать и умело эксплуатировать ее, не достоин носить высокое звание танкиста.

Окончив школу, мы с Сергеем имели дипломы танкистов, хотя танка в нашем Осоавиахиме не было — сначала мы обучались вождению «боевых машин» на фанерном макете, а потом на разболтанном стареньком «газике», однако, как показали события последующие, осоавиахимовские наставники обучили нас мастерски.

…Главным водоразделом юности и зрелости по праву считают любовь.

Будучи человеком по натуре скрытным, когда дело касалось его личной жизни, Сергей, казалось, интересовался только тем, что было известно всем нам: службой на электростанции, директорством в музее художника Пэна, активной работой в Осоавиахиме и горкоме комсомола.

Но однажды наших комсомольцев как током шибануло: Сергей Антонов женится!

Свадьбу мы справили — по тем временам — замечательную: в его девятиметровую комнатушку набилось человек тридцать; Маринка, наша подруга, а теперь Серегина жена, красавица восемнадцати лет от роду, пир устроила на славу — угощение было разложено на подоконниках и в коридоре на трех табуретках, гости стояли, как на дипломатическом файв-о-клок — ни одного стула у молодых не было. Сергей имел только раскладушку, чемодан и стол на кухне.

Маринка дружбе нашей не мешала, но однажды случилась история довольно занятная.

Будучи человеком верным самому себе, Сергей и после женитьбы привычкам не изменил, продолжал отдавать всего себя работе, а тут еще, вчитываясь в тревожные газетные сообщения о ситуации в Европе, он стал заниматься парашютным спортом.

— Пригодится, — сказал он мне. — Танкист хорошо, но и десантник тоже неплохо.

Мы начали ездить в городской парк, там была парашютная вышка: каждое воскресенье — пробный тренажный прыжок.

И — о, таинственная непостижимость женской натуры! — наша Маринка заподозрила неладное: супруг перестал бывать дома даже в воскресенья. Не увлекся ли кем? Парень видный, любимец молодежи, организатор труда и отдыха — все может случиться!

И однажды, когда мы в очередной раз пошли в городской парк прыгать с вышки и Сергей сиганул вниз, все услыхали протяжный женский крик: Маринка с ужасом смотрела на мужа, который падал с двадцатиметровой высоты.

— Все, — сказала она, — теперь я тоже буду ходить сюда с вами и прыгать.

И ведь настояла на своем, и я заметил в глазах Сергея гордость за жену.

А потом, сдав все нормы и зачеты, мы приехали за город, на летное поле, и был оркестр, и огромные толпы, и мы втроем — Сергей, Маринка и я — выполняли показательные прыжки. Первым, как водится, был Сергей. Вторым — я. После приземления врач пощупал пульс: у Сергея — 70, у меня — 85. А когда прыгала Маринка, отделившись крохотной точкой от крыла У-2, врач удивленно покачал головой: у внешне спокойного Сергея пульс был 150.

— Ну и выдержка! — сказал врач. — Завидую, молодой человек, завидую…

Как награду, нам вручили на троих плитку шоколада — именно тогда мы впервые в жизни узнали его вкус.

Хочу привести документ тех времен — статью из газеты. Это — еще одна иллюстрация тому, что наша личная и общественная жизнь шли бок о бок, являясь неразделимым целым:

«Сегодня в Москве открывается всеармейское совещание жен командиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Облик советской женщины — жены командира РККА — замечателен и волнующ. В нем сочетаются все отличительные качества освобожденной женщины социалистической эпохи…

Жена командира РККА неразрывными узами связана с бытом Красной Армии. Ее собственная жизнь и интересы неотделимы от интересов всей Родины. Для нее общественно-культурная работа в частях Красной Армии — выражение осознанного гражданского долга советского человека, выражение общественной активности, порожденной новой высокой и благородной ролью женщины в нашей стране. Если ее муж, ее брат или сын поставлен на почетную вахту обороны, значит, ее долг — разделить с ним трудности этой вахты, сделать еще неприступней крепость обороны. Сам облик этой новой женщины ни капли не похож на облик купринских полковых дам, которые даже в дореволюционное время поражали пустотой, пошлостью интересов и обывательской никчемностью своего существования.

Боевые подруги наших командиров — люди иного социального склада, люди иного общественного покроя, иных интересов, иных стремлений.

Женщина — жена командира Красной Армии — ни на миг не забывает о военной опасности и готовится в минуту необходимости стать в одну шеренгу с бойцами…

Боевым патриоткам, мужественным подругам командиров доблестной, горячо любимой Красной Армии, шлем мы пламенный комсомольский привет!»

Пример Маринки лишний раз свидетельствовал о том, что наше комсомольское поколение жило одним дыханием и одним помыслом с жизнью нашей Родины.

6

В сентябре 1939 года почтальон вручил Сергею и мне повестки, предписывавшие явиться в райвоенкомат. Через четыре дня роту, в которой Сергей стал политруком, а я по нашей общей просьбе пулеметчиком в его танке, подняли на заре по тревоге. Начинался Освободительный поход Красной Армии — танкисты, артиллеристы, пехотинцы, кавалеристы, связисты спешили на запад, на вызволение братьев белорусов и украинцев, оказавшихся перед угрозой гитлеровского порабощения, — фашисты, разгромив Польшу, шли на восток. Едва наш головной танк перешел границу, навстречу нам ринулась толпа плачущих, смеющихся, приветствующих людей. Мы заметили, как из толпы по-юношески проворно вырвался старик и бросился к нашему танку, прижимая что-то к груди. Вначале мы не поняли, что несет этот седой человек с сабельным шрамом через всю щеку. Пригляделись внимательно — какая-то выцветшая тряпица.