Пока есть просекко, есть надежда - Фульвио Эрвас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А на самом деле?
– А на самом деле все было не так. Несколько дней спустя граф мне позвонил. Мы с ним долго разговаривали, и это было необычно. Чаще всего его звонки длились несколько мгновений: в такой-то час, в таком-то месте, если можешь, конечно. В этот раз граф начал издалека. Говорил о жизни, как о поезде с предопределенным пунктом назначения. Заметил, что ему с поездом повезло: он путешествовал со всеми удобствами. Есть такие, которые всю дорогу вынуждены ехать, стоя в тамбуре и в придачу у разбитого окна. Я его спросила: «Граф, вас что-то беспокоит? Что-то серьезное?» Он ответил: «Нет, ничего серьезного. Что серьезного может быть в том, что прибор больше не стоит? Это как натягивать электрические провода на горизонтальные столбы. О каком электричестве может идти речь? Даже самая маленькая лампочка не загорится. Жизнь забирает то, в чем больше нет необходимости». Еще он сказал, что воспринимает себя как единое целое: или действует все, а если нет, так и ничего не нужно…
– Он так вам сказал? Человек с таким жизненным опытом, как граф, хорошо знает, что предлагает рынок для… горизонтальных столбов. Есть же огромное количество препаратов.
– Но не для него.
– И все это из-за… прибора? Такой, как он… антимама! Такой человек покончил с жизнью? Никогда не поверю!
Франческа несколько мгновений пристально смотрела инспектору в глаза, будто хотела проникнуть глубоко внутрь, вдоль по нервам, до самых глубинных отделов мозга.
– И тем не менее он это сделал, – вздохнула женщина.
«Как интересно и как странно!» – подумал Стуки. «Странно» относилось к синьорине Дель Санто.
На обратном пути из Бассано в Тревизо инспектор не выдержал и завернул в Чизонди-Вальмарино. Он оставил машину на уже хорошо знакомой ему парковке и пошел побродить вокруг виллы графа. Стуки постоял немного, опершись о закрытую калитку. На площади перед ратушей находилась та самая гостиница, в которой он ночевал с сестрами из переулка Дотти (инспектор намеренно не использовал глагол «спал»). Было уже поздно, и Стуки решил остановиться на ночлег здесь. Но в гостинице ему сообщили, что свободных номеров не было. В эти дни город был полон иностранцев: швейцарцы, австралийцы и французы, лучших посетителей и придумать нельзя.
Прежде чем опять сесть за руль, инспектор зашел в бар выпить кофе. За столиками сидело с полдюжины мужчин и женщин. Слышалась иностранная речь. Хорваты, скорее всего, а также французы. Инспектор поднял руку, чтобы привлечь внимание официантки, которая только что принесла заказ большой компании – вино, в основном. Стуки попытался разговорить официантку и спросил о посетителях. «Сейчас проходит международный конгресс энологов, – ответила девушка, очень удивившись, что кто-то об этом может не знать. – Целых три дня!» – добавила она, для выразительности показав на пальцах.
Эксперты по вину со всего мира. А по ним и не скажешь. Тот красавчик, например, похож на известного актера. А другой, блондин средних лет, в круглых и таких крошечных очках, что они казались игрушечными, он вполне мог сойти за преподавателя финской литературы. Официантка вернулась и принесла кофе и брошюрку с программой конгресса. Двадцать первого, двадцать второго и двадцать третьего августа. «Сравнительная характеристика разных типов дрожжей, используемых для винификации». Череда выдающихся спикеров, известные имена, особенно в мире шампанских вин. Впрочем, цель этого семинара была амбициозной: стимулировать использование дрожжевых штаммов, выведенных в той же местности, где производится вино. По мнению докладчиков, этот метод способен значительно улучшить органолептические свойства вина и тем самым повысить биологическую ценность напитка. Стуки представил, как уважаемые эксперты уже точат свои ножи в связи с предстоящей им схваткой между теми, кто предпочитает использование небольшого количества уже изученных и апробированных штаммов дрожжей и сторонниками многообразия в поисках новых оттенков вкуса с целью поразить ценителей хорошего вина.
Инспектор одобрительно кивнул, глядя на уставленные наполненными бокалами подносы, которые официантка продолжала подносить к столикам посетителей. Стуки попробовал понаблюдать за руками и губами этих экспертов вина, но не увидел ничего особенного. Кто знает, что бы рассказал о них Секондо? Стуки засмотрелся на бокал с золотистым вином на соседнем столике – то ли рамандоло, то ли фриулано[15]. Но тут в дальнем конце площади, где улица спускалась к мосту, внимание инспектора привлекла необычная человеческая фигура, вынырнувшая из боковой улочки. Человек двигался как-то странно. На плечах он нес маленький стульчик, на голове у него была мотоциклетная каска.
– А это еще кто? – спросил Стуки у официантки.
– Дурачок Питуссо. Помните, я вам рассказывала? Тот, которого граф всегда угощал кофе. Сумасшедший.
– Как именно сумасшедший?
– В каком смысле?
– Это у него наследственное или, как бы так сказать, по вине творческих нейронов? А может, просто по голове дали?
– Не по голове, а в голову ударило. Он стал таким от вина. Когда на этом самом месте еще была таверна, Питуссо частенько терял сознание, но совсем не от солнечного удара.
Странный человек поставил на землю стульчик и уселся перед калиткой. Подошедший Стуки заметил, что тот аккуратно раскладывал перед собой на чистой тряпочке какие-то инструменты: щетку для чистки железа, маленькое долото, молоточек, кисточку и пилку. Фигурой мужчина походил на борца: мощная широкая спина, ноги в шортах мускулистые, как у велосипедиста. Расстегнутая мотоциклетная каска была ему мала и кое-как держалась на макушке большой головы. Лицо круглое и широкое, узенькие глазки и пара седых, обвисших усов.
– Чем вы занимаетесь?
– Скребу.
– Зачем?
– Потому что ржавчина разъедает империю.
– Какую империю?
– Нравственную. А я скребу бесплатно, как ангелы, – добавил он, не сводя взгляда с пятнышек ржавчины на столбах калитки. Вездесущая ржавчина как результат брачного союза железа и кислорода.
С неба упало несколько капель. Наверное, с холмов шла гроза. Но Питуссо не стал беспокоиться.
– В эти дни по вечерам идет дождь. – сказал он. – Равнина испаряется, горы уплотняются, и ржавчина умножается. Ржавчина без ума от воды, кто знает почему?
А я все скребу. Я собираюсь заняться ангелом, сидящим на надгробной плите господина Фистолона. Это работа кузнеца Пестрина Антонио, любимого сына мастера Джованни. Вышеупомянутый ангел покрылся многочисленными наростами ржавчины в одиннадцать часов. Самое время аперитива, который готовит душу и желудок к обильному
