Загадка невидимого гостя - Антон Иванов

— Герасим, — уставился на него пытливым взглядом дедушка, — это правда?

— Что же, я врать буду? — обиделся внук. — Весь наш класс — свидетели. Спросите кого угодно. Сенька, я не пойму, почему ты-то молчишь?

— Не стрелял я, — немедленно последовал ответ Баскакова. — Только принес пистолет, и все.

— А если нам с Сеней не верите и классу — тоже, то спросите у Афанасия Ивановича, — уже не мог остановиться Муму. — Он сперва сам в вас выстрелил, а потом видел, как вы, Екатерина Дмитриевна, выстрелили в Гриппова.

— Ну! — напал нервный смех на Баскакова-младшего. — Сперва Екатерина Дмитриевна вся цветная стала, а потом и Гриппов.

— И это школа? — картинно простер руку в направлении директрисы Лев-в-квадрате. — Нет! — ответил он на собственный вопрос. — Это не школа, а сумасшедший дом!

— Лев Львович! — взвизгнула директриса. — Выбирайте выражения!

— Какие уж тут выражения! — продолжал бушевать дедушка Герасима. — Учителя стреляют друг в друга на глазах у детей!

— Но мы же не специально! — проверещала Рогалева-Кривицкая. — Просто там очень слабый курок.

— Кошма-ар! — мелодраматически воскликнул Лев-в-квадрате. — И вы ещё можете говорить о каком-то мировом педагогическом опыте? На что только тратит деньги Ярослав Хосе Рауль Гонсалес?

Услыхав имя главного спонсора экспериментальной авторской школы «Пирамида», Екатерина Дмитриевна разом сникла. Ей совершенно не хотелось, чтобы подобный скандал дошел до славного латиноамериканского миллионера русского происхождения. Что, если тот убавит размер пожертвований или вовсе откажется содержать школу? И директриса торопливо перевела разговор:

— Вот видите, Сеня Баскаков принес пистолет — и что из этого вышло.

Лев-в-квадрате хотел возразить, что пистолет принес Сеня, но стреляли-то из него взрослые. Однако Екатерина Дмитриевна не предоставила ему такой возможности.

— Сегодня, видите ли, пистолет, — с напором продолжала она, — а завтра гранатомет притащит.

— Да пистолет-то не настоящий, — заметил Виталий Семенович.

— Зато краска была вполне настоящая, — парировала выпад Екатерина Дмитриевна. — И нам совершенно случайно повезло, что она испарилась. Ведь в комплект входила ещё и краска, которая не отмывается.

— Это, конечно, плохо, — вынужден был признать Виталий Семенович. — Мы с вами, Екатерина Дмитриевна, так поступим. Материальный ущерб есть?

— Нет, — повторила директриса.

— Значит, будем компенсировать школе моральный ущерб.

Достав из кармана чековую книжку, Баскаков-старший что-то черкнул в ней ручкой, затем протянул листок директрисе.

— На ваш взгляд, этого достаточно?

Екатерина Дмитриевна посмотрела на чек. Четверо наблюдателей за окном стали свидетелями чудесной метаморфозы. За один лишь миг суровое лицо директрисы приняло умильно-ласковое выражение.

— Да, да. Большое спасибо! — просияла она.

— А с тобой, Семен, мы ещё дома поговорим, — обратился к сыну Баскаков-старший.

Сеня, однако, слов отца не расслышал. В тот момент, когда Екатерина Дмитриевна была занята чеком, Баскаков-старший выслушивал её благодарность, а Лев-в-квадрате выжидал удобный момент для следующего этапа обличительной речи, оба мальчика одновременно заметили на столе злополучный пистолет. Сеня действовал быстро и четко. Миг — и пистолет оказался у него в руках.

— Видали? — с восторгом произнес Павел.

— Сенечка борется за личную собственность, — шепнула в ответ Варя.

Борец за личную собственность, не подозревая, что за окном пристально наблюдают одноклассники, лихорадочно соображал: «Куда же мне это спрятать?» Он было хотел передать пистолет Герасиму. Авось никто не заметит. Но в это время послышался строгий окрик директрисы:

— Немедленно положи эту гадость на место!

— Это не гадость! — вцепился двумя руками в пистолет Баскаков-младший. — Это мое. И, между прочим, я за него деньги платил.

Изловчившись, директриса схватилась за пистолет. Но Сеня успел уцепиться за ствол. Он не желал расставаться с вожделенной собственностью. В его голове крутилась одна навязчивая мысль: «Ведь я даже ни разу его не попробовал». Сознавать подобное для Сени было нестерпимо. И он вцепился в ствол мертвой хваткой.

Рогачева-Кривицкая тоже не уступала. Лицо её от натуги раскраснелось.

— Семен! — Баскаков-старший решил, что пора вмешаться.

Семен ничего не слышал. Мысли о пистолете владели всем его существом, и он готов был сейчас сражаться с Рогалевой-Кривицкой до последней капли крови.

Видимо поняв состояние сына, Виталий Семенович схватил его за руки. Лучше бы он этого не делал. Рогалева-Кривицкая, по инерции продолжая борьбу, случайно задела за спусковой крючок. А он, как уже выяснилось накануне, был слабым. Последствия чего моментально испытал на себе папа Сени Баскакова.

Тот заряд, который достался его лицу, строгому элегантному костюму, галстуку, рубашке, брюкам и даже ботинкам, по цветовой гамме был несравненно богаче трех предыдущих. Как отметили четверо внимательных наблюдателей за окном, Виталий Семенович переливался всеми цветами радуги.

— Мой костюм! — взвыл нефтяной олигарх. — У меня через пятнадцать минут встреча с японцами! Сделка на миллион долларов! Ты, паршивец, меня разорил!

— Это не я! — вскипел от возмущения Баскаков-младший.

— Это не он, — с мрачным видом подтвердил Муму.

— Виталий Семенович, простите, пожалуйста, извините, пожалуйста, — засуетилась Екатерина Дмитриевна. — Сейчас, сейчас…

И, вытащив из кармана батистовый кружевной платочек, она попыталась промокнуть лицо олигарха. Тот брезгливо отмахнулся.

— Да ты не волнуйся, па! — бодрым голосом произнес Сеня. — Уже проверено. Через пять минут полностью выцветает. Пока до своего японца доберешься, будешь как новенький. Фирма гарантирует.

И, воспользовавшись всеобщей суматохой, Баскаков-младший вновь завладел заветным пистолетом. Однако папа-олигарх, несмотря на угрозу разорения, не дремал.

— Сдать оружие! — отдал он короткий приказ сыну.

Сеня с тяжелым вздохом протянул отцу пистолет. Тот наконец удосужился взглянуть на себя в зеркало и издал нечленораздельные, но крайне выразительные звуки.

— Знаете ли, Виталий Семенович, тут дети, — счел своим долгом предупредить его дедушка Герасима.

— Это дети? — Глаза у Виталия Семеновича яростно блеснули. — Нет, это не дети, — сам себе ответил он. — Это… гораздо хуже.

— Па, ты уже выцветаешь, — поспешил успокоить отца Сеня. — Отдай пистолетик, а?

— Дома поговорим.

Нефтяной олигарх, ещё раз взглянув на часы и бросив: «Счастливо оставаться!» — вышел из кабинета. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Баскаков-младший устремился следом.

Дедушка Каменев понял, что наконец-то настает его звездный час. Своего шанса он не упустит. Набрав в легкие побольше воздуха, он рявкнул так, что стены опять задрожали:

— И после всего этого безобразия вы, многоуважаемая Екатерина Дмитриевна, ещё осмеливаетесь предъявлять какие-то претензии моему внуку?

Рогачева-Кривицкая молчала. Вид у неё был подавленный.

— А? Что? — с трудом выдавила из себя она. — Претензии? У кого претензии?

— Ну не у меня же, — усилил наскок Лев-в-квадрате. — Хотя, — спохватился он, — помилуйте, у меня как раз есть претензии. В вашей школе из рук вон плохо поставлено преподавание литературы! И дисциплина тоже хромает!

— Да, да, разберемся, — затравленно пролепетала Рогачева-Кривицкая.

— В таком случае, смею надеяться, что вы больше не станете забивать головы моему внуку и всему классу вот этим…

Сделав короткую паузу, почтенный Лев Львович Каменев сперва не отказал себе в удовольствии ещё несколько раз треснуть по директорскому столу томом сочинений Гриппова. Лишь убедившись, что от него уже начала отваливаться обложка, дедушка Муму унялся. И, раскрыв книгу на одном из заложенных мест, проревел:

— Этим, так сказать, — тут он заглянул в текст Гриппова, — «инвариантом имманентного структурализма, который находится в процессе скачка к постструктурализму».

И дедушка Каменев сардонически расхохотался.

У Рогалевой-Кривицкой был такой вид, будто её контузило. Но Лев Львович, не снизойдя до её состояния, с каким-то садистским упорством продолжил:

— «Квазинабоков»! Ха! «Квазиборхес»! Ха! «Квазиметалитературные рассказы»! Хи-хи-хи! Это все чушь собачья, любезнейшая Екатерина Дмитриевна! И не имеет никакого отношения к великой литературе! Надеюсь, вы теперь со мной согласны?

Муму молча слушал. Однако это был тот случай, когда он гордился собственным дедом.

— Екатерина Дмитриевна, я, между прочим, вас спрашиваю, — не унимался дедушка Каменев. — Вы согласны со мной или нет?