Туман и дракон. Книга первая - Екатерина Булей

– Почтенный мистер Стокер, вы – человек чрезвычайно чувствительный и… я бы сказал, многообещающий. Возможно, из вас получится отличный маг… – Стокер набросился на Мазерса с объятиями, и тот отстранился: – Я сказал, возможно! Но, понимаете, Золотая Заря придерживается совершенно особой политики в отношении своих будущих членов. Кто-то может сказать, что мы слишком требовательны, однако на правах магистра ордена я заявляю, что эта требовательность окупается. Тем более для вас – лично для вас, я полагаю, предназначен совершенно особый уровень доказательств причастности к сверхъестественному…

– Что же это за уровень? – спросил Стокер. Теперь он смотрел не на ноги Мазерса, а на его хламиду, пониже острой бородки.

– Очень просто. Вы – человек, для которого соприкосновение с силами, лежащими вне этого мира, будет либо спасительно, либо губительно. Я не хочу стать причиной второго варианта, безрассудно, по собственной воле, посвящая вас в члены ордена. Давайте подождём, пока эти силы сами выразят свою волю относительно вас. Если в вашей жизни начнут происходить события, которые невозможно объяснить никакими естественными причинами, и вы сможете предъявить доказательства того – ну, я буду считать, что духи сами посвятили вас. И мне остаётся лишь принять их решение как своё. Но не торопитесь: такое может произойти не в этом году… лет через десять или… как знать?

– Но я уже не юноша, чтобы столько ждать!

– Дорогой мистер Стокер, истинные посвященные не имеют возраста. Были и такие, которые вступали в ордена уже на склоне лет и достигали высот в нашем искусстве.

– А если посвящения так и не произойдёт?

– Значит, так будет лучше для вас. Это будет означать, что соприкосновение с оккультным ремеслом низвергнет столь чувствительного человека в бездну чёрного ужаса, который…

– Но вы не понимаете!.. С самого детства я знал, что рождён для чего-то волшебного, для чего-то… не присущего этому миру! Позвольте, я вам не рассказывал, как ещё на коленях у нянюшки отыскал пропавшую у матери брошь? Но погодите, когда я вспоминаю о моей дорогой матушке, слёзы наворачиваются на глаза…

– О нет, не надо, не вспоминайте, мистер Стокер. Не надо рыданий, мы же разумные люди… Не исключено, что я назначил слишком долгий срок и сверхъестественные события начнут происходить с вами уже завтра. Бесстрастное ожидание – вот слова, в которых заключена мудрость для вас. А теперь позвольте распрощаться. Деятельность ордена отнимает так много сил и времени!

Некоторое время Мазерс наблюдал из окна за удалявшейся фигурой Стокера. Его спина печальной не выглядела. Похоже, Стокер принял слова магистра за руководство к действию и теперь отправлялся на поиски сверхъестественных приключений.

– Больше не появится? – спросил младший адепт.

– Хотел бы я в это верить, – процедил Мазерс.

Первое знакомство

– А теперь предлагаю выпить за человека никому не известного, но благодаря которому наш несравненный мистер Генри Ирвинг в полной мере радует нас своим талантом… За менеджера театра «Лицеум»! За вас, мистер Стокер!

Празднование премьеры спектакля, где несравненный Ирвинг играл Мефистофеля, началось в самом театре, но быстро переместилось к мистеру Иеремии Айзексону – одному из самых давних и преданных его поклонников, а также лондонских меценатов. Продолжалось оно уже более двух часов и приближалось к той грани, за которой чинные поздравления переходят в пьяный разброд, а самые благонамеренные из празднующих откланиваются, ссылаясь на необходимость поцеловать детей перед отходом ко сну. Лишь эта грань, которая уже брезжила в паре дюймов от актуальной действительности, могла объяснить то, что имя Стокера вообще было упомянуто. Потому что Стокера обычно никто не упоминал.

Стокер воздвиг свою длинную фигуру над столом и принуждённо заулыбался. С одной стороны, ему было приятно, что о нём заговорили, с другой – тост слишком походил на оскорбление. Но со всех сторон к нему потянулись руки с бокалами, из которых выплёскивалось вино, и сентиментальный ирландец почувствовал, что глазам становится горячо от слёз.

– Друзья мои! Спасибо… спасибо. Все мы здесь преданы святому искусству. И я всего лишь служу ему своими слабыми…

– Да здравствует британский флот! – перебил вдруг чей-то пьяненький голос эту прочувствованную речь. – Ура боцману Бобу Перкинсу! Гип-гип-ура!

Почему-то фамилия «Перкинс» звучит порой довольно-таки смешно. В частности, в сочетании с именем «Боб». А уж то, что неведомый Боб Перкинс является боцманом, заставил собравшихся буквально грохнуть смехом. Грохотали басы, вторили им дисканты. Заливисто подхихикивали дамы. И когда демон смеха покинул собравшихся, выяснилось, что он навсегда унёс с собой грустный и возвышенный момент торжества Стокера. Несостоявшегося. Да. Как всегда.

А веселье продолжалось – ещё более буйное и откровенное, чем раньше, как будто издевательство над Стокером добавило в него какую-то пряную, бесстыдную ноту… Да нет, к чему лгать себе? Над Стокером никто не издевался. О нём тут же забыли. На него даже почти не обратили внимания, когда он, наступая на ноги, выбирался из-за стола.

Полный расстроенных чувств, Стокер присел в стороне ото всех и подумал, что вышел из-за стола, пожалуй, рановато. В таком состоянии хотелось выпить ещё. Прямо скажем, изрядно выпить. Напиться бы… Но нельзя! Есть мнение, что ирландцы – завзятые пьянчуги. Не хватало ещё подтвердить его собственной персоной! Собственной… ничем не примечательной… персоной… Перед глазами мутилось – кажется, это подступали слёзы, а может, даже не весьма великое количество алкоголя, употреблённое за столом, сказывалось… Несколько пар в знак совсем уж полного разгула начали без музыки вальсировать по комнате. За столом снова произносили речь. Хотелось покончить с собой.

– Мистер Стокер, – раздался рядом низкий, с оттенком гулкой глубины, но приятный мужской голос, – разрешите осведомиться: не вы ли спроектировали декорации к сегодняшнему спектаклю?

Стокер повернулся, едва не потеряв равновесие. На соседнем стуле угнездился очень бледный брюнет с зачёсанными назад волосами, густыми, сросшимися на переносице бровями и орлиным носом. Хотя в помещении, где скопилась такая орава, было тепло до духоты, незнакомец кутался в чёрный, с красной подкладкой, плащ… Незнакомец? Ну нет, откуда-то Стокер его знает. Поразительно запоминающееся лицо. Актёр? Театральный критик? Кто-то из завзятых театралов, попадающихся на таких вечеринках?

– Извините, сэр, мне очень неловко, но, хотя мы, очевидно, были представлены друг другу, я не могу вспомнить ваше имя…

– Дракс – В голосе мистера Дракса прозвучало некоторое недоумение. Он даже слегка развёл руками: мол, неужели это нужно напоминать? В речи его звучал какой-то акцент, который Стокер затруднялся идентифицировать. Немец? Вполне вероятно: фамилия похожа на немецкую. Во всяком случае, не шотландец и не ирландец.

– Ах да, мистер Дракс, разумеется. – Откуда же он его знает? Проклятая память! – Так что вы спросили?

– Декорации. Великолепные декорации. Каменное подземелье в первом действии, бьющий посреди сцены фонтан во втором. Ваш художественный вкус породил эти чудесные достижения современного театрального дела – я не ошибся?

– Не стоит так уж преувеличивать, эту работу сделал декоратор…

– Камни были превосходны! Из папье-маше? Выглядят так, словно их привезли на крестьянских телегах прямо из средневековых развалин!

– …Но, конечно, именно я давал ему указания.

– Значит, я не ошибся, мистер Стокер. У вас безупречный вкус. Полагаю, он проявляется не только в оформлении спектаклей? Мне почему-то кажется, что вы должны – нет, просто обязаны давать ему выход в собственном творчестве.

– Н-ну, – зарделся Стокер, – откровенно говоря…

– Вы художник?

– Не совсем.

Стокер неожиданно ощутил душевный подъём, а вслед за тем и физически поднялся на ноги. И они с Драксом принялись прогуливаться, уворачиваясь от вальсирующих. Стокер и не думал, что этот тошный вечер подарит ему такого замечательного собеседника. Даже акцент, поначалу резавший слух, начал казаться просто обворожительным.

– Ну тогда вы, должно быть, поэт, мистер Стокер? Мы с вами совсем недолго разговариваем, но я уже поражён тем, как умело вы владеете словом.

– Да, признаться, вы отчасти угадали. Но я пишу не стихи, а прозу.

– Неужели? – Ни с того, ни с сего Дракс резко изменил направление движения, и Стокер должен был последовать за ним, не понимая, что его смутило. – Вы писатель? Трудно поверить… э, то есть трудно поверить, что вы не поэт. Настолько ваш слог остёр и выразителен!

Стокер, пытавшийся понять, отчего Дракс так внезапно свернул, поглядел в ту сторону, куда они не пошли, с риском свернуть себе шею. Может, увидел персону, с которой совсем не хотел встречаться? Но в такой сутолоке выделить определённого человека было бы непросто. Стокер заметил лишь небольшую картину на стене, изображавшую группку монахинь в чёрных одеяниях и белых головных платках, с отчётливо выписанными нагрудными крестами… О нет, разумеется, монахини здесь не при чём.