Сочинский вариант - Михаил Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По напоминанию о Новосибирске Щуркин мог догадаться, что разговор пойдет о делах его бывшей жены. А если он, в свою очередь, ещё связан с её делами, то не может быть уверен в неуязвимости и своего положения, поэтому любая информация в этом направлении должна будет его заинтересовать.
Он же сообразительный человек и должен это понять.
На этом я и строила свой расчет. Даже при самом надёжном алиби любой преступник постоянно испытывает опасения — не осталось ли за ним каких-либо не замеченных им следов.
Щуркин мог отказаться от встречи. Сказать, что ему некогда, что он уезжает, да мало ли что можно придумать. В той игре, какую я начинала, все козыри были в его руках. И если он откажется от встречи со мной, придется мне переписывать свою роль, и новый вариант неизбежно будет хуже первого.
От его ответа зависело многое, и я невольно затаила дыханье.
— Хорошо!— услыхала я.— Приду через полчаса.
До комиссионного магазина было минут пятнадцать ходьбы, у меня оставалось время, чтобы еще раз продумать предстоящий разговор. С полковником Приходько мы сочинили только весьма приблизительную схему, дальнейшее будет зависеть от того, как поведёт себя при встрече Владислав Витальевич. А судя по всему, он не из тех людей, которых можно водить за нос или напугать.
Он, конечно, уже знает об аресте своей жены и подготовился на случай, если им заинтересуются работники ОБХСС.
Единственное, чего он не мог предусмотреть,— моего появления.
Что-то не очень спокойно я себя чувствовала. Разговор предстоял нелегкий, пожалуй, труднее, нежели в свое время с Башковым.
Возле комиссионного магазина шныряли какие-то «жучки» в потрепанных пиджаках, молодые люди в простроченных куртках и джинсах «Вранглер» или «Большой Джон».
Я разглядела Щуркина еще на другой стороне улицы. Он мало изменился с того времени, когда кто-то из его родных или знакомых нажал на спуск фотоаппарата. Пожалуй, выражение его лица стало еще более расплывчатым и скрытным. Пока он переходил улицу, я успела подумать, что в жизни он, вероятно, придерживался иных методов защиты, нежели Башков; если тот мог позволить себе риск, идти напролом, то Щуркин предпочитал прятаться в нору и действовать исподтишка, из-за угла.
И еще подумала, что ничего полезного предстоящий разговор мне не принесет.
Я пошла навстречу, пристально глядя на него.
Он заметил меня, замедлил шаги.
— Это я вам звонила,— сказала я.— Пройдемте куда-нибудь. Хотя бы на набережную.
Я пошла не оглядываясь, уверенная, что если он пришел к магазину, то пойдет и дальше за мной. Дойдя до парапета набережной, я остановилась. Слева и справа поодаль от меня сидели и стояли приезжие всех возрастов, их легко было отличить от местных жителей, которые чаще всего по-деловому торопливо проходили по набережной, даже не взглянув в сторону моря.
Он подошел и остановился рядом.
Я положила руку на парапет.
— Надеюсь, вы узнаете это кольцо?
— Нет, не узнаю.
Он ответил сразу, не приглядываясь, не задумываясь. По одному этому можно было заключить, что он врет. Я чуть подождала, торопиться мне не следовало, разведка шла на чужой территории.
Но он продолжал молчать. Говорить пришлось мне:
— А Светлана Павловна была так уверена… Она передала мне кольцо уже после ареста, ей некогда было писать записку, она сказала, что это кольцо может убедить вас, что я тот человек, которому она доверяет и которому, следовательно, можете довериться и вы…
Тут он молча глянул поверх моей головы… повернулся и ушел.
Вот так, не промолвив ни слова, просто повернулся и ушел, я услыхала четкий перестук каблуков, когда он ровным шагом переходил улицу. А я осталась у парапета набережной одна, с чужим кольцом на руке и вопросами, на которые не получила ответа. И, очевидно, не получу.
Я растерялась.
Неужто я сделала что-то не так, не так себя вела, не то сказала? Не могла его ни заинтересовать, ни обеспокоить — он просто отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи.
Нельзя было бежать за ним, напрашиваться на разговор,— тогда мое поведение выглядело бы более чем легкомысленным. В таком случае моя настойчивость наводила бы на мысль, что я мелкая шантажистка, которая хочет погреть руки, используя попавшие к ней чужие секреты и чужое кольцо.
Мой личный розыск закончился ничем.
Придется обратиться за помощью к подполковнику Григорьеву; это значило проявить полную свою несостоятельность, неумение вести подобные дела. Да и подполковник Григорьев мало чем мог здесь мне помочь.
В отчаянии я поглядела в одну сторону, в другую… и увидела Ирину Васильевну.
Она шла по набережной с кошелкой, сквозь петли которой поблёскивало тусклое серебро рыбьей чешуи. Рысьи её глазки тут же заметили меня. Вероятно, она разглядела меня даже раньше, нежели я её.
— Гуляете, Евгения Сергеевна? Это хорошо. С молодыми людьми разговариваете… Это кто же там, уж не Владислав ли Витальевич?
— Не знаю… подошел, спросил, который час. Ваш знакомый?
— Знакомый, как же. Встречались. Раньше-то чаще встречались, это сейчас я стала старая да увечная, никому не нужна… Деловой был мужчина, Владислав Витальевич, деловой. Значит, который час, спросил? Так, так… А я вот свежей рыбки купила, сподобилась. Вы когда-нибудь свежую скумбрию кушали? Ну где там, чего я спрашиваю, она же в вашей Сибири не водится. К ужину не опаздывайте. Попробуете, что такое наша черноморская скумбрия.
Ирина Васильевна просеменила мимо.
Владислав Витальевич был уже на другой стороне улицы. Но вот он замедлил шаги, оглянулся вслед моей хозяйке. И только здесь я догадалась наконец, почему он ушел.
Я тут была ни при чем.
Когда Ирина Васильевна скрылась за углом, он повернулся и пошел обратно ко мне. Видимо, он тоже не возражал против конспирации. Если он желает прятаться, значит, у него есть причины на это…
Я уже не смотрела на него, как будто меня ничуть не обеспокоил его уход. Присела на парапет в рассеянной позе скучающей женщины, которая приехала на юг развлечься, оставив дома все правила хорошего тона, и ничуть не будет возражать против новых знакомств.
И тут же немедленно возле меня остановился некто, кругленький, вертлявый, с маленьким ротиком и в кремовых брючках, он уже готовился произнести первую дежурную фразу, но я побоялась, что он спугнет осторожного Владислава Витальевича, и сказала с прохладной выразительностью:
— Проходите, пожалуйста! Если я кого и жду, то не вас.
Он захлопнул свой птичий ротик, сделал ручкой некий неопределенный жест и удалился — этакая кустарная подделка под курортного донжуана.
Владислав Витальевич подошел, пододвинулся поближе, опершись локтями на парапет, рассеянно поглядывая на море. Играть он умел, я уже начала побаиваться, как бы его игра не оказалась лучше моей…
5
— Откуда вы знаете эту женщину? — спросил он.
— Ирину Васильевну? — удивилась я.— Так она же моя хозяйка. Я у нее живу.
— Вы знали ее раньше?
— Откуда? Меня привез к ней шофер, прямо из Адлера. Похоже, он всегда поставляет ей клиентов. Она вам чем-то не нравится?
— Сплетница! — сказал он.— Так с чем вы прибыли ко мне от Светланы Павловны?
Ага, значит, мою причастность к Светлане Павловне он все-таки признал.
— Ни с чем,— спокойно возразила я.— Будет вернее, если вы спросите: зачем?
Он чуть взглянул на меня.
— Хорошо. Зачем?
— Думаю, вам уже известно, что с ней случилось.
Моя пауза здесь была естественна, однако он промолчал, предоставляя мне самой отвечать на мои вопросы… Какому святому молились раньше русские моряки, отправляясь в трудное плаванье? Приходилось принять его молчание за утверждающий ответ.
— Она…
И вдруг он перебил меня:
— Можете не продолжать. Я догадываюсь. Я ее предупреждал.
— Она рассчитывает на вашу помощь.
— Вот как? Мы расстались со Светланой Павловной столько лет назад. Я переехал сюда. С тех пор мы ни разу, понимаете, ни разу с ней не встречались.
Это «ни разу!», да еще повторенное дважды, мне уже понравилось.
— У меня здесь семья, Светлана Павловна это знает. Чем я могу отсюда ей помочь, на что она надеется, вы не расскажете подробнее?
Ага! Значит, кое-что его все-таки беспокоит…
Я начала свой рассказ с правды, назвав себя, свое место работы товароведа, перешла на полуправду и закончила настоящей выдумкой, которую мы отработали с полковником Приходько. Собственно, автором выдумки была Светлана Павловна, мы с полковником только чуть-чуть подправили изложение, чтобы оно годилось и для нас. Это был не бог весть какой надежный ход — история с подкупом следователя, но другого повода для обращения к Щуркину у нас не было. «Если он про вас еще ничего не знает,— заключил полковник,— то это сойдет. Ну, а если знает…»