Горизонты оружия - Григорий Панченко

Как ни странно, почти всегда герои фантастических романов орудуют палашами в пешем строю. У Лукьяненко это скорее полицейское оружие, которым пользуются не бог весть какие виртуозы. Примерно такова же функция палаша (правда, уже стального) в «Нам здесь жить» Олди и Валентинова: там он скорее даже символ, деталь мундира службы охраны порядка, так что окружающие весьма изумлены, когда один из героев начинает этим «символом» тоже не слишком виртуозно, но эффективно рубиться. Да, в истории палаша были периоды, когда он, в общем, именно так и использовался. Зато, например, в «Пасынках восьмой заповеди» все тех же Олди палаш — как раз пехотная шпага для виртуозного боя, коронное оружие настоящего мастера. А вот это — вряд ли!

Оружие вроде бы «послемечевого» периода: XVII в. Справа и слева — турнирные палаши, тупые и массивные. Во времена Людовика не то что XIII, но даже и XIV сохранялись традиции открытых пеших состязаний, в доспехах, с нанесением ударов в полный контакт — и тренировочные варианты шпаг (легкие и гибкие) для них не годились. Между этими образцами «спортивного» оружия — вполне боевой меч той же эпохи, предназначенный для ближнего боя конных латников

Однолезвийные клинки появились давно, но типичный палаш — оружие скорее постсредневековое. Он начинает распространяться одновременно с формированием первых регулярных армий. В то время «массовые» доспехи как раз претерпевают определенный регресс, становясь если и не легче (скорее наоборот: надо было держать пулевые удары), то проще. Эта же тенденция коснулась и личной воинской подготовки, и оружия рядового воина.

Если место рыцарей занимают рейтары — значит, принципом элитарности пришлось поступиться в пользу массовости. Рейтарский палаш — оружие очень серьезное, но орудуют им скорее рубаки, чем фехтовальщики. Эта «врожденная особенность» (простое в изготовлении и применении оружие воинской практики) так и осталась с палашом на весь срок его существования. Правда, иногда она подвергалась любопытной трансформации.

В ряде случаев такие рубаки воспринимались скорее не как «солдатня», а как «фронтовики». То есть люди, возможно, и не владеющие особо изощренной техникой боя, но к этому самому бою привычные, не в пример всяким там светским хлыщам. В таких случаях палаш на боку (а чаще — при седле: это все-таки скорее кавалерийское оружие, да и тяжеловат он для ношения на поясе) воспринимался как антитеза «городской» шпажонке или, в Восточной Европе, парадной сабле, выступая и как оружие, и как социально-культурный знак. Такую роль он выполнял у немецких рейтар, у «железнобоких» Кромвеля, у ветеранов тяжелой кавалерии Венгрии и Польши… По социальному статусу все они были главным образом дворяне — но дворянство дворянству рознь. Во всяком случае, от аристократических манер и придворной жизни обладатели палашей как бы дистанцировались, иногда — нарочито.

А вот в более поздние эпохи случалось наоборот. Век кавалергардов, как известно, недолог, но славен: когда регулярные армии вышли из младенческого состояния и место рыцаря окончательно занял даже не рейтар, а офицер, выяснилось, что тяжелая кавалерия — уже не рядовой, но элитный род войск. Соответственно и роскошные красавцы с не менее роскошными палашами, в кирасах или хотя бы кирасирских мундирах (с начала XVIII в. наблюдается недооценка брони, явно преждевременная: та же кираса, когда о ней не забывали, неплохо работала вплоть до середины XIX в.), делали отличную карьеру при дворе. Современный читатель, видимо, со злорадством предвкушает продолжение в духе «…но когда они оказывались на поле боя — лоск с них живо слетал». Так вот: лоск не слетал! Эти блестящие кавалеры очень неплохо ходили в смертоубийственные атаки, часто решая своими палашами исход битвы. Но то были «правильные» атаки, четким строем, при поддержке остальных родов войск; дисциплина, сила и мужество при них требовались, а вот индивидуальное мастерство виртуозного фехтования — нет: это уже скорее для полупартизанских «эскадронов гусар летучих»… Не случайно защиты в бою на палашах часто брались левой рукой: у рейтар вплоть до XVII в. сохранялся для этого наруч, а у шотландских горцев вплоть до XVIII в. (!) — щит.

Итак, даже когда палаш становится принадлежностью родовитого аристократа, техника боя им — по-прежнему «армейский ширпотреб». Именно поэтому у позднеевропейского палаша, как правило, очень развитая закрытая гарда, делающая его внешне похожим на «меч максаров» Брайдера и Чадовича: защиту обеспечивают особенности оружия, а не мастерство фехтовальщика. Поэтому же и клинок у него однолезвийный: «подрезки» и прочие действия второй стороной — сложная, высокоразвитая техника фехтовальной схватки, к тому же не очень применимая в конном строю.

Вообще-то у ранних палашей — почти мечевой клинок (а вот гарда и эфес заметно отличаются): просто «оборотное» лезвие, как правило, не затачивается. Правда, на конце палаш обычно сохранял двустороннюю заточку, но это главным образом служило для облегчения колющих ударов, иногда — таранных, на полном скаку: тяжелый кавалерист атаковал легковооруженного противника, держа палаш в выпрямленной руке перед собой. Случалось такое и при схватке с себе подобными, но тогда метили главным образом в лицо (не в кирасу же!). Обоюдоострый примерно на 1/3 длины клинок не только лучше входит, но и легче выдергивается обратно.

Это — колющие удары. А при рубке особое значение приобретала конструкция рукояти (как правило, круто изогнутой, иногда даже посаженной под тупым углом к лезвию). В результате удар получался почти сабельный, но эффективный «угол резания» обеспечивала не кривизна клинка, а выгиб эфеса и положение ладони на нем.

Но эта же рукоять, диктующая своеобразный тип хвата, не позволяла использовать палаш как шпагу. Для специалистов, имеющих дело с развешенными по стенам коллекциями оружия, такие подробности неразличимы — а вот для фехтовальщиков имеют первоочередное значение.

Так что же, в пехоте палаш совсем неприменим? Да нет, применим, конечно: на то он и универсальное оружие «армейского ширпотреба», чтобы сносно действовать в любых условиях. И, кстати, изгиб рукояти далеко не всегда так уж выражен. Но все-таки недаром Лайам Нисон в «Роб Рое» имел весьма бледный вид, когда со своим шотландским палашом (к сведению читателей и писателей, эта штука называется не «клеймор», как у нас отчего-то повелось, а «клейбэг»; «клеймор» же — шотландский двуручник) вышел на поединок против умелого шпажиста. Если бы ему не подыгрывали все, от режиссера до противника, — пожалуй, не дожить бы будущему Квай Гону до «Эпизода I», где его, наконец, все-таки прикончили, причем колющим ударом, что в кино большая редкость: обожают режиссеры и зрители эстетику широких взмахов… Реальный Роб Рой Макгрегор уж на что шотландец, однако как раз предпочитал шпагу (иначе не быть бы ему столь прославленным бойцом) — но этого не упомнил даже сэр Вальтер Скотт.

Вы думаете, что этот «горец» — из глубокого Средневековья? Нет, это зарисовка одного из эпизодов битвы под Калоденом (1746), последнего из сражений, в котором надломилась воинская доблесть Шотландии…

Наиболее характерны пехотные палаши для Востока. Это вообще оружие «пограничное», причем связь культур имела двусторонний характер: некоторые типы палашей порождены турецким влиянием, а сами турки охотно заимствовали у европейцев закрытую гарду круговой защиты. Но с восточным оружием наши фантасты знакомы слабо — даже те, кто подчеркнуто дистанцируется от Запада.

Впрочем, описан в нашей литературе один восточный палаш, причем именно пехотный. Но его так сразу не узнаешь: он и по имени не назван, и вообще как бы существует сразу «в двух лицах». Если читатели думают, что сейчас им радостно укажут на «ляп» именитого автора, то они снова ошибаются: все гораздо сложнее.

Самый «оружейный» из фантастических романов, кажется, не только русскоязычного культурного пространства — да, правильно, это «Путь меча» уже дважды упомянутых здесь Г. Л. Олди. Там есть разумная сабля по имени Кунда и не менее (т. е. даже куда более) разумный меч Кханда. В таком раздвоении повинны, конечно, не авторы, а некоторые отечественные оружиеведы: вот что бывает, когда термин переводят с североиндийских диалектов раджастани через посредство английского, где он имеет вид KHUNDA. Это именно палаш: с прямым однолезвийным клинком, замкнутой гардой и отогнутым в сторону лезвия эфесом. Последний имеет уникальную особенность — он снабжен стальным хвостовиком, которым иногда наносили удары в ближней схватке, но чаще за него прихватывали оружие левой рукой, на миг-другой превращая кханду в двуручник при особо мощном ударе или отбиве.

В первом издании романа Олди, давая описания Кунды как обычной сабли, подчеркивали ее кривизну — но после получения этой информации данную подробность убрали, так что теперь даже термин «сабля» нельзя считать полностью ошибочным (у отдельных кханд клинок хоть и едва заметно, но изогнут — впрочем, и у позднеевропейских палашей такое порой бывает). А убирать или трансформировать меч Кханду было уже поздно, да и опять-таки не слишком нужно: даже в оружейных каталогах кханда иногда именуется «раджпутским мечом».