Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях - Василий Авченко

У наших северных рыб неброская, зато практичная одежда: они серые, бурые, зеленоватые, тусклые. Они жирнее южных – без жира нельзя жить при нулевой температуре. Это минтай, навага, селёдка… Но вместе с северными у нас живут и южные рыбы – и ещё непонятно, кто из них ошибся морем. Тропические рыбы поджары и одеты в аквариумно яркое, модное, кричащее, словно валютные проститутки из перестроечных фильмов. По сравнению с ними северные рыбы кажутся чёрно-белыми, как старое немое кино или избы русского Севера. Хотя вся Россия на самом деле – один большой Север, сплошная Сибирь, кроме Москвы и Петербурга (ну ещё, может быть, Калининграда с Краснодаром, а теперь и Крыма).

А сколько жизни в водах не только нашего Японского, но и куда более холодных Охотского и Берингова морей (с такой фамилией датчанин Витус просто не мог не стать великим русским мореплавателем). Самые богатые моря – именно холодные. Как удивительна скупая северная красота Охотоморья – куда там заморским однообразным глянцевым курортам. Южная красота ярка до безвкусицы. Северная красота сурова, сдержанна, возвышенна, непафосна – ненужный пафос вымораживается вместе с вредными южными микробами. Это не сразу открывающееся сияние Севера хорошо изображал художник Иван Рыбачук (дальневосточные художники любят рисовать море и рыб; как-то на Сахалине я любовался целыми выставками картин о рыбах – пора придумать отдельный термин для этого рыбного жанра).

Тропические гости появляются в нашем море в августе-сентябре, когда вода максимально теплая. Тогда можно случайно выловить знаменитую фугу («собаку-рыбу»), содержащийся в которой тетродотоксин смертельно опасен. Суровые самураи готовят из фугу деликатес, причём в случае неправильного приготовления клиент ресторана умирает, а повар делает харакири.

Фугу красива и страшна: жёлтое, синее, белое, чёрное, наждачная шершавость брюха, способность раздуваться в шар и человеческие резцы в пасти. Агрессивна, кусача, манёвренна – может двигаться хвостом вперёд, подобно боевым вертолётам Камова. Истёртая в пыль фугу и галлюциногенная жаба Bufo marinus (последнюю предварительно выдерживают в одной банке с морским червем, который её кусает) – основные компоненты «порошка зомби», этого ноу-хау гаитянских колдунов.

Отец однажды выловил фугу в районе популярного владивостокского пляжа Шамора. Потом рассказывал:

– И вдруг она вцепляется мне в руку, да так глубоко – пошла кровь. Отцепил с трудом, бросил на дно лодки, она там вгрызлась в резиновый сапог и успокоилась.

Хорошо, отец сразу заподозрил неладное, а то я предлагал попросту поджарить неведомую рыбу. Могло кончиться плохо. Несколько лет назад немолодая супружеская пара из Хабаровска отдыхала в Приморье на острове Путятина и по незнанию приготовила попавшуюся фугу; умерли оба.

Спустя много лет я снова увидел фугу – в самом центре Токио, в районе Акасака. Часть внешней стены ресторанчика представляла собой аквариум, в котором плавали несколько десятков фугу. Я долго смотрел в их агрессивные лица. Хвосты у всех были неровными, в лохмотьях, и я решил, что они пообкусывали их друг другу от злости. Дмитрий Коваленин – автор великолепной «Силы трупа», первооткрыватель Харуки Мураками для русского читателя – назвал фугу «русской рулеткой в соевом соусе».

В Пусане я ел наваристую уху из фугу в соответствии с принципом «что нас не убивает – делает сильнее». Глотал белое мягкое мясо, обсасывал шкуру с линиями узоров и колючками, напоминающими двухдневную небритость. К ночи пошёл на городской пляж – знаменитый Хэундэ, где уже никто не купался и закрыты были душевые с раздевалками, – и вторично заплыл за буйки. Впереди была чернота открытого Восточного моря, сзади – отблески небоскрёбьей иллюминации.

«Фугас» – так мог бы называться расстегай из фугу.

Раньше о фугу никто не говорил и не слышал – сейчас о нашествиях фугу на приморские акватории говорят ежегодно. Других признаков «глобального потепления» я не замечаю – ни зимы, ни лета теплее не стали. Скорее поверю в возвращение ледников.

В феврале 2013 года в районе аварийной японской АЭС «Фукусима-1» поймали морского окуня; предельно допустимая концентрация радиоактивного цезия в его теле была превышена в пять тысяч раз. Вот она, новая фугу; ту, настоящую, давно никто по-настоящему не боится, да и о харакири незадачливых поваров не слышно.

Вместе с фугу к нам в гости с юга заходят акулы-молоты, рыба-меч и рыба-луна, летучие рыбы. Теплолюбивые морские иглы, лисички, петухи обитают у южных берегов Приморья постоянно.

В 2011-м на нас напали акулы. Неподалёку от Владивостока произошло два не то три случая, причём один из пострадавших ныряльщиков лишился обеих рук.

Акулы были здесь всегда, но обычные наши акулы – безобидные для человека «сельдеву́шки» и катраны. Страшные белая акула и мако, говорят, тоже постоянно заходили к нам, но на человека раньше не нападали. Теперь акулы стали реальностью, хотя степень истерии перекрыла уровень реальной опасности. Целая флотилия с губернатором Дарькиным во главе бороздила акваторию, охотясь на акулу-людоеда. Арендаторы пляжей приступили к монтажу специальных заграждений-сеток, фармацевты изобрели мазь «антиакулин»…

– Завтра еду в Андреевку – акул кормить, – говорила в очереди на почте одна сытная тётка другой.

– Ласты не забудь – в случае чего хоть уплывёшь…

– Ты что, ласты – ни в коем случае! Они как раз и нападают на тех, кто в ластах. За тюленей принимают.

Рассказы дальневосточных учёных похожи на шаманские откровения. Один из них рассказывал об обманчивой привлекательности чужих тёплых морей: «В мире все молятся на приход холодных вод. Тёплое море малопродуктивно, высокопродуктивны холодные моря». Выходил на гумилёвские обобщения: «В краях тёплых морей цивилизация развивалась вдоль рек – Индия, Китай… По берегам морей цивилизация развивалась там, где моря – холодные». В северных морях не так комфортно купаться, но купание – баловство; зато в холодной воде водятся самые толстые рыбы, самые крупные крабы. Редкий пример конкурентоспособной российской продукции, к которой сегодня также относятся «калашниковы», нефть с газом, космические ракеты, книги – да, пожалуй, и всё.

Северные воды – самые жизнетворные, северные рыбы – самые правильные и полезные, северные люди – самые лучшие. Мы ездим «отдыхать» из холодов в тепло, не умея ценить доставшегося нам сокровища – холодных вод и мёрзлых, но правильных территорий. На Севере нет грязи – она замерзает. В морозе есть правда, и когда люди станут умнее, они потянутся на север. Холодные моря – такое же богатство, как спрятанная на их дне нефть. Россия – полюс холода, Север – наше проклятие и наше счастье, надо только это осознать. Можно и нужно стремиться к южным морям, но нельзя пренебрегать северными территориями и акваториями. Именно они – наше спасение и призвание. Именно на север всегда указывает исправный компас. Наш верховный главнокомандующий – бессмертный генерал Мороз, охраняющий рубежи. Заморозки – не только испытание, но и предохранение от порчи.

Южные реки мутны, грязны и заразны. Человечество спасают полярные льды, а не экваториальная жара. Растают льды – не станет человека. Не случайно в аду – «пекло»; не нужно торопить ад.

Возможно, секрет величия (кому не нравится «величие», пусть заменит «конкурентоспособностью») нашей литературы, а вся русская литература – северная, даже если она успешно прикидывается южной, – именно в её не всегда осознаваемой полярности. Свежемороженности, продезинфицированности самим нашим пространством. Дикость и необжитость наших земель – ещё одна огромная ценность.

Всё это я начал осознавать совсем недавно. Понял разумом и ощутил физически: холод полезен, холод нужен, холод спасителен (до этого считал, что в холоде живут только те, кто по каким-то причинам не может себе позволить жить в тепле). И впервые почувствовал, что не боюсь мороза и принимаю его. Человек, конечно, слаб, но не так уж слаб: способен жить при 30 градусах с любым знаком.

Только холод заставляет нас вырабатывать тепло и ценить его. Южанам не понять, что такое весна и потепление. До холода надо дорасти, холод нужно полюбить. Это труднее, чем полюбить тепло, но это нужно сделать. «Полюбите нас холодненькими, тёпленькими нас любой полюбит». Кто малодушно убегает от русской зимы в Таиланды и Филиппины, чтобы там тюленеподобно, студенисто лежать на пляже, тот не понимает и не ценит самой России, даже если не признается в этом и самому себе. Не бывает России без морозов. Морозы, если на то пошло, наш бренд. Холод – важная составляющая нашего генотипа, в том числе культурного. Морозы так и надо воспринимать – как часть нас самих. Это они дают нам нашу жизнестойкость вместе с некоторой скованностью.

Почему вообще в нашей речи «минус» стал синоним недостатка, а «плюс» – достоинства?