Попытка ревности - Марина Цветаева

Как живется вам – хлопочется —

Ежится? Встается – как?

С пошлиной бессмертной пошлости

Как справляетесь, бедняк?

«Судорог да перебоев —

Хватит! Дом себе найму».

Как живется вам с любою —

Избранному моему!

Свойственнее и съедобнее —

Снедь? Приестся – не пеняй…

Как живется вам с подобием —

Вам, поправшему Синай?

Как живется вам с чужою,

Здешнею? Ребром – люба?

Стыд Зевесовой вожжою

Не охлестывает лба?

Как живется вам – здоровится —

Можется? Поется – как?

С язвою бессмертной совести

Как справляетесь, бедняк?

Как живется вам с товаром

Рыночным? Оброк – крутой?

После мраморов Каррары

Как живется вам с трухой

Гипсовой? (Из глыбы высечен

Бог – и на́чисто разбит!)

Как живется вам с сто-тысячной —

Вам, познавшему Лилит!

Рыночного новизною

Сыты ли? К волшбам остыв,

Как живется вам с земною

Женщиною, бе́з шестых

Чувств?

Ну, за голову: счастливы?

Нет? В провале без глубин —

Как живется, милый? Тяжче ли —

Так же ли – как мне с другим?

19 ноября 1924

Жизни

1

Не возьмешь моего румянца —

Сильного – как разливы рек!

Ты охотник, но я не дамся,

Ты погоня, но я есмь бес.

Не возьмешь мою душу живу!

Так, на полном скаку погонь —

Пригибающийся – и жилу

Перекусывающий конь

Аравийский.

25 декабря 1924

2

Не возьмешь мою душу живу,

Не дающуюся как пух.

Жизнь, ты часто рифмуешь с: лживо, —

Безошибочен певчий слух!

Не задумана старожилом!

Отпусти к берегам чужим!

Жизнь, ты явно рифмуешь с жиром:

Жизнь: держи его! жизнь: нажим.

Жестоки у ножных костяшек

Кольца, в кость проникает ржа!

Жизнь: ножи, на которых пляшет

Любящая.

– Заждалась ножа!

28 декабря 1924

«Жив, а не умер…»

Жив, а не умер

Демон во мне!

В теле как в трюме,

В себе как в тюрьме.

Мир – это стены.

Выход – топор.

(«Мир – это сцена», —

Лепечет актер).

И не слукавил,

Шут колченогий.

В теле – как в славе.

В теле – как в тоге.

Многие лета!

Жив – дорожи!

(Только поэты

В кости́ – как во лжи!)

Нет, не гулять нам,

Певчая братья,

В теле как в ватном

Отчем халате.

Лучшего стоим.

Чахнем в тепле.

В теле – как в стойле.

В себе – как в котле.

Бренных не копим

Великолепий.

В теле – как в топи,

В теле – как в склепе.

В теле – как в крайней

Ссылке. – Зачах!

В теле – как в тайне,

В висках – как в тисках

Маски железной.

5 января 1925

«Существования котловиною…»

Существования котловиною

Сдавленная, в столбняке глушизн,

Погребенная заживо под лавиною

Дней – как каторгу избываю жизнь.

Гробовое, глухое мое зимовье.

Смерти: инея на уста-красны —

Никакого иного себе здоровья

Не желаю от Бога и от весны.

11 января 1925

«Что, Муза, моя!..»

Что, Муза моя! Жива ли еще?

Так узник стучит к товарищу

В слух, в ямку, перстом продолбленную

– Что Муза моя? Надолго ли ей?

Соседки, сердцами спутанные.

Тюремное перестукиванье.

Что Муза моя? Жива ли еще?

Глазами не знать желающими,

Усмешкою правду кроющими,

Соседскими, справа-коечными

– Что, братец? Часочек выиграли?

Больничное перемигивание.

Эх, дело мое! Эх, марлевое!

Так небо боев над Армиями,

Зарницами вкось исчерканное,

Ресничное пересвёркиванье.

«Променявши на стремя…»

Променявши на стремя —

Поминайте коня ворона!

Невозвратна как время,

Но возвратна как вы, времена

Года, с первым из встречных

Предающая дело родни,

Равнодушна как вечность,

Но пристрастна как первые дни

Весен… собственным пеньем

Опьяняясь, как ночь – соловьем,

Невозвратна как племя

Вымирающее (о нем

Гейне пел, – брак мой тайный:

Слаще гостя и ближе, чем брат…)

Невозвратна, как Рейна

Сновиденный убиственный клад.

Чиста-злата – нержавый,

Чиста-се́ребра – Вагнер? – нырни!

Невозвратна, как слава

Наша русская…

19 февраля 1925

«Рас – стояние: версты, мили…»

Рас – стояние: версты, мили…

Нас рас – ставили, рас – садили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.

Рас – стояние: версты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это – сплав

Вдохновений и сухожилий…

Не рассорили – рассорили.

Расслоили…

Стена да ров.

Расселили нас как орлов-

Заговорщиков: версты, дали…

Не расстроили – растеряли.

По трущобам темных широт

Рассовали нас как сирот.

Который уж, ну который – март?!

Разбили нас – как колоду карт!

24 марта 1925

«Русской ржи от меня поклон…»

Русской ржи от меня поклон,

Ниве, где баба застится.

Друг! Дожди за моим окном,

Беды и блажи на сердце…

Ты, в погудке дождей и бед

То ж, что Гомер – в гекзаметре,

Дай мне руку – на весь тот свет!

Здесь – мои обе заняты.

Прага, 7 мая 1925

«Брат по песенной беде…»

Брат по песенной беде —

Я завидую тебе.

Пусть хоть так она исполнится

– Помереть в отдельной комнате! —

Скольких лет моих? лет ста?

Каждодневная мечта.

–

И не жалость: мало жил,

И не горечь: мало дал.

Много жил – кто в наши жил

Дни: все дал, – кто песню дал.

Жить (конечно, не новей

Смерти!) жилам вопреки.

Для чего-нибудь да есть —

Потолочные крюки.

Начало января 1926

«Кто мы? Потонул в медведях…»

Кто – мы? Потонул в медведях

Тот край, потонул в полозьях.

Кто – мы? Не из тех, что ездят —

Вот – мы! А из тех, что возят:

Возницы. В раненьях жгучих

В грязь вбитые – за везучесть.

Везло! Через Дон – так голым

Льдом. Хвать – так всегда патроном

Последним. Привар – несолон.

Хлеб – вышел. Уж так везло нам!

Всю Русь в наведенных дулах

Несли на плечах сутулых.

Не вывезли! Пешим дралом —

В ночь, выхаркнуты народом!

Кто мы? да по всем вокзалам!

Кто мы? да по всем заводам!

По всем гнойникам гаремным[6] —

Мы, вставшие за деревню,

За – дерево…

С шестерней, как с бабой, сладившие —

Это мы – белоподкладочники?

С Моховой князья да с Бронной-то —

Мы-то – золотопогонники?

Гробокопы, клополовы —

Подошло! подошло!

Это мы пустили слово:

Хорошо! хорошо!

Судомои, крысотравы,

Дом – верша, гром – глуша,

Это мы пустили славу:

– Хороша! хороша —

Русь!

Маляры-то в поднебесьице —

Это мы-то с жиру бесимся?

Баррикады в Пятом строили —

Мы, ребятами.

– История.

Баррикады, а нынче – троны.

Но все тот же мозольный лоск.

И сейчас уже Шарантоны

Не вмещают российских тоск.

Мрем от них. Под шинелью драной —

Мрем, наган наставляя в бред…

Перестраивайте Бедламы:

Все – малы для российских бед!

Бредит шпорой костыль – острите! —

Пулеметом – пустой обшлаг.

В сердце, явственном после вскрытья —

Ледяного похода знак.

Всеми пытками не исторгли!

И да будет известно – там:

Доктора узнают нас в морге

По не в меру большим сердцам.

St. Gilles-sur-Vie (Vendee)

Апрель 1926

Маяковскому

1

Чтобы край земной не вымер

Без отчаянных дяде́й,

Будь, младенец, Володимир:

Целым миром володей!

2

Литературная – не в ней

Суть, а вот – кровь пролейте!

Выходит каждые семь дней.

Ушедший – раз в столетье

Приходит. Сбит передовой

Боец. Каких, столица,

Еще тебе вестей, какой

Еще — передовицы?

Ведь это, милые, у нас,

Черновец – милюковцу:

«Владимир Маяковский? Да-с.

Бас, говорят, и в кофте

Ходил»…

Эх кровь-твоя-кровца!

Как с новью примириться,