Не могу забыть - Мэрил Хенкс

— Ты женат… или? — выпалила Мона и тут же раскаялась. Она выдала себя. Густой румяней, покрывший ее щеки, довершил дело.

— Нет, не женат. — Брет бросил на нее насмешливый взгляд. — А вторую часть вопроса я не понял. Что значит твое «или»?

Мона заскрежетала зубами, но промолчала.

— Ты имеешь в виду любовницу? А что было бы, если бы я сказал «да»?

— Это меня абсолютно не касается! — солгала она. — Даже если бы у тебя был целый гарем.

— Не мой стиль, — небрежно ответил он. — Хоть я и не монах, но отношусь к однолюбам. Так же, как мои дед и отец.

Ох, если бы этой любовью была она…

— Долго пробудешь в Штатах? — задала новый вопрос Мона.

— Вернулся насовсем. Дед умер.

— Ох, извини… — Она знала, что Брет очень любил старика.

— Здоровье деда сильно пошатнулось. Жить ему оставалось всего несколько месяцев, и он знал это. Это было главной причиной моего отъезда. Нужно было помочь ему привести в порядок дела.

— Давно он умер?

— В декабре. Я бы вернулся быстрее, но нужно было найти человека для руководства английским отделением фирмы.

— Судя по последним финансовым отчетам, дела у тебя идут отлично.

— Держу пари, Хаббард счастлив, — усмехнулся Брет.

Рик, которого эта весть действительно не порадовала, не скрывал своей досады, но Мона не стала подливать масла в огонь.

— А почему бы ему не радоваться?

— Брось. Сама знаешь, что он всегда меня терпеть не мог. При вести о том, что я все-таки преуспел, его должен был хватить инсульт. — Брет невесело рассмеялся.

— Ты преувеличиваешь. В конце концов, Рик финансировал проект перестройки Глостер-стрит, который так много для тебя значил.

— К чему притворяться? Ты прекрасно знаешь, что Хаббард отменил свое предложение.

Увидев, что Мона открыла рот от удивления, он спросил:

— Неужели ты ничего не знала?

— Не знала, — эхом повторила она. У нее пересохло во рту.

— Он тянул до последнего, пока не удостоверился, что я не успею получить финансовую поддержку у кого-то другого.

Мона знала, что эти двое не любят друг друга, по не могла поверить, что Рик мог быть таким беспощадным.

— О да, он сделал все, чтобы покончить со мной. Он хотел, чтобы моя компания перестала существовать.

— Конечно, он… — Мона махнула рукой.

— Можешь не защищать его. Я прижал его к стенке, и он во всем признался. Он открыто насмехался ладо мной. К сожалению, я вышел из себя и ударил его.

Мона вспомнила, что действительно видела у Рика синяк на подбородке. Несколько дней Рик был не в духе, но, когда она спросила, что случилось, Хаббард ответил, что ударился о косяк.

— Но, если дело обстоит именно так, каким образом фирма сумела выжить? — спросила Мона.

— Спасибо деду. Когда компании стал грозить крах, он продал часть ценных бумаг, обратил их в капитал и дал мне нужную сумму. Благодаря информационным сетям бизнес по обе стороны океана процветает.

— Я так за тебя рада! — искренне воскликнула она.

На смуглом лице Брета появилась саркастическая улыбка.

— Может, ты все-таки останешься со мной? После наследства, полученного от деда, я стал намного богаче Хаббарда. — Когда Мона, почувствовавшая странную нотку в его голосе, подняла глаза, Брет небрежно добавил: — Ты не ослышалась. Я действительно хочу, чтобы ты вернулась.

Сердце заколотилось как безумное. Мона затаила дыхание. Неужели он все еще любит ее?

И Брет ответил, как будто подслушал ее вопрос:

— Конечно, иллюзий у меня не осталось, но я не могу выкинуть тебя из головы. Ты все еще снишься мне… Если хочешь, можешь назвать это манией. К тому же мне хочется сравнять счет. Он купил тебя. Но теперь я могу заплатить больше.

Ошеломленная Мона сделала глубокий вдох и спросила:

— Ты серьезно?

— Серьезнее не бывает. Ты не любишь меня. Может быть, я вообще ни капельки тебе не нравлюсь, но однажды деньги и власть стали для тебя приворотным зельем. Теперь у меня есть и то и другое. Если ты порвешь с Хаббардом и вернешься ко мне, у меня хватит денег, чтобы купить тебе по бриллиантовому кольцу на каждый палец и обеспечить жизнь, о которой ты мечтаешь. Иными словами, дать тебе все, чего желает твоя душа.

Мона гневно кусала губы. Брет может дать то, чего желает ее душа, не истратив при этом ни гроша. Потому что душа Моны желает только его любви. Ирония судьбы заключается в том, что сам Брет об этом не догадывается.

Но, судя по его словам, о любви следует забыть.

Любящие ведут себя по-другому. Брет прямо и цинично объяснил, что им движет месть. Может быть, он и желает ее, но его главная цель — стремление расквитаться с соперником.

Убедившись, что к ней вернулся дар речи, Мона сказала:

— Боюсь, ты напрасно теряешь время. Будь ты богат, как Крёз, это ничего не изменит. Я не лродаюсь.

— Хочешь убедить меня, что ты любишь Хаб-барда по-настоящему? — насмешливо спросил Брет.

— Нет, не хочу! — Мона быстро пошла к дому. Брет без труда догнал ее.

— Если бы ты любила его, вы бы уже давно поженились.

— Можешь думать все, что хочешь! — крикнула она.

— Любопытно, почему этого еще не случилось. Хаббард не привык откладывать дело в долгий ящик. Судя по его словам, он был от тебя без ума. И с нетерпением ждал свадьбы.

Мона испытала облегчение только тогда, когда подошла к боковому подъезду «Редстоу-на». Называть это здание домом она так и не научилась.

Она распахнула дверь, но Брет положил ладонь на ее руку и заставил остановиться.

— Попрощаться не хочешь?

Она наклонила голову и прошептала:

— Прощай. — Это жестокое слово застряло у нее в горле.

Брет взял ее за подбородок и заставил поднять лицо. Синие и зеленые глаза на мгновение встретились. Потом он наклонил темноволосую голову и поцеловал ее.

Мона не то вздохнула, не то всхлипнула. Окружающий мир перестал существовать. Реальным было только прикосновение его губ и рук. Все остальное значения не имело.

Когда Брет наконец отпустил ее, у Моны подкашивались ноги. Глаза были открыты, но ничего не видели. Ее шатало.

Брет взял ее за плечи и удержал.

Но счастье длилось недолго; мир снова обрушился на нее всей своей тяжестью.

Мона пробормотала что-то нечленораздельное и отвернулась.

Брег обнял ее за талию и провел в по-прежнему безлюдный вестибюль.

Подняв голову, которая казалась слишком тяжелой для ее хрупкой шеи, Мона хрипло спросила:

— Что ты делаешь?

— Веду тебя к лифту, — усмехнулся он.

— Не смей!

— Не говори глупостей, — подчеркнуто терпеливо ответил он. — Еще как смею.