Безмолвное дитя - Сара Дензил

и был его хобби. Соня была женщиной миниатюрной: худые, чуть сутулые плечи и тонкие как щепки ноги, что в сочетании с объёмным блондинистым каре делало её похожей на леденец на палочке. Одетые обычно в кашемировые свитеры Marks & Spencer и тщательно выглаженные джинсы, они были воплощением милой среднестатистической сельской четы.

От мысли о том, что мне придётся сказать им то, что нужно сказать, я тут же почувствовала головокружение и тошноту. Но я вспомнила, как они сразу же полюбили Эйдена. После школы мы, бывало, заходили в гостиницу, и Соня выбегала навстречу с коробкой лакричного ассорти и книжкой комиксов. Эйдену никогда особо не нравилась лакрица, да и с комиксами они вечно промахивались, но он всегда благодарил их и смеялся над неудачными шутками Питера. Они брали его на ферму, находившуюся за пределами города, чтобы показать ягнят, и на проходившие в окрестностях сельские ярмарки. Они держали его за ручки и показывали всё самое интересное, ничего не пропуская, угощали сахарной ватой и дарили разные маленькие безделушки. Я вышла из палаты, нашла тихое место для звонка, поднесла телефон к уху и заплакала.

— Гостиница «Бишоптаун»! — сказала в трубку Соня.

— Соня, это Эмма.

— Эмма, дорогая, что у тебя с голосом?! — Она затаила дыхание. — Что-то про Эйдена?

— Да.

На том конце линии раздались всхлипы.

— Питер! Питер, это Эмма. Она хочет что-то сказать про Эйдена.

Я представила себе, как он спешит к телефону в своих шерстяных носках, закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Соня, вы меня не так поняли. Тело не нашли. Нашли самого Эйдена, он жив!

В трубке установилась тишина, а потом на заднем плане раздался голос отца Роба: «Соня! Что она сказала, Соня? Расскажи мне!»

— Он… жив?!

— Жив и находится в больнице Сент-Майклз. Мне сложно объяснить всё по телефону, трудно… Вам с ним просто нужно увидеться. — Я решила, что предупрежу их при личной встрече, а по телефону не стану. — И… ну… в общем, нужно позвонить Робу. Ему тоже надо прийти.

— Ладно. Хорошо… Я… А ты уверена?

— Я уверена, Соня.

— Ох… О боже, это…

— Мне надо идти. Встретимся здесь, в больнице.

Я отняла телефон от уха и завершила звонок, сделав глубокий вдох, которому никто не помешал. Прислонившись к стене пустынной комнаты ожидания, я на секунду закрыла глаза.

— Эээ, миссис Прайс-Хьюитт!

Я открыла глаза, резко бросив плечи вниз. В дверях, засунув руки глубоко в карманы халата, стоял доктор Шаффер.

— Если у вас есть пара минут, то сейчас бы самое время взять у вас кровь на анализ. Чем быстрее мы сделаем анализы, тем лучше.

— Конечно, — с готовностью согласилась я.

— Как вы себя чувствуете? Вы готовы? — спросил он, имея в виду забор крови.

Но, покинув комнату ожидания и следуя за доктором, я всё размышляла над этим вопросом и сколько ни пыталась, ответить на него не могла.

8

Мне предложили чашку чая, бутерброд и план дальнейших действий. Предстояло ещё несколько процедур: рентген, УЗИ, психодиагностика, потом осмотр у терапевта. Также могло потребоваться осмотреть наш дом на предмет его «соответствия» положению вещей. В общем, очень много всего. С перебором.

Увидев Эйдена, Соня и Питер не смогли сдержать слёз, но Соня всё-таки повернулась ко мне и кивнула — они признали его. Как и я, они увидели в нём Роба. Флеботомист взял у меня порцию крови, но лично мне это уже было не нужно. Мальчик, находившийся в этой палате, был Эйденом, и мы все это знали.

Я почти уснула, когда для разговора со мной пришёл социальный работник, но в итоге говорил с ним в основном Джейк. К этому моменту мало что, кроме Эйдена, имело для меня значение, и уж точно не этот допрос с пристрастием, который мне устроили, чтобы выяснить, какая я мать. К десяти часам вечера голова у меня кружилась кругом, но соцработник был, по всей видимости, доволен собеседованием и сообщил нам, что ещё «заскочит» к нам домой, когда Эйдена выпишут из больницы. Я неохотно вышла из палаты Эйдена, чтобы оставить его в покое, и, ускользнув от остальных, раздобыла бутылку воды. Выйдя за двери больницы, я пристроилась на неудобной каменной скамье, не обращая внимания на мелкий дождик, орошающий мне волосы. Они тут же закучерявятся, но мне было все равно.

— Я позвонила Робу.

Я вздрогнула: Соня двигалась бесшумно, словно кошка. Её голос прорезал толщу моих тягостных мыслей, заставив вернуться к реальности.

— Спасибо.

Она села рядом со мной, оставив между нами достаточно места для того, чтобы там разместился ещё один человек, и обхватила себя руками:

— Это точно он. Даже не знаю, радоваться или плакать от того, что ему довелось испытать…

— Знакомое чувство.

— Не сомневаюсь. — Она повернулась ко мне лицом. — Хотелось бы сказать, что это подарок судьбы, но… не могу. Он такой странный… сидит там, почти не шевелится… — Она прикрыла рот рукой. — Он никогда не был таким спокойным. Питер звал его Тарахтелкой. Он нам рассказывал о каждом паучке, о каждом червячке, которого в саду нашёл… Прямо такой мальчик-мальчик!

— Я помню, — кивнула я.

— Роб приедет завтра утром. — Она поёрзала, почувствовав себя не слишком комфортно. — Он взял отгул.

— Здорово. Он нужен Эйдену. Мы все ему нужны.

Соня кивнула и погрызла ноготь на большом пальце.

— Где Эйден будет жить после больницы?

Я с удивлением посмотрела на неё:

— Со мной, разумеется. Я его мать.

Соня подняла руку, словно успокаивая:

— О, конечно, я просто… Ты же в родительском доме больше не живёшь, а я подумала, может, ему будет лучше в знакомом месте, например, у нас в гостинице…

Я жёстко и холодно хохотнула:

— Ни за что. Эйден — мой сын, и он будет жить со мной у меня дома.

— Ладно. — Её губы сжались в одну тонкую линию. — Раз так лучше для Эйдена… Я