Белый Дух - Андрей Ветер

Удалось записать на плёнку следующий разговор.

Васильчикова: Наше начальство уже некоторое время жалуется на необъяснимый гигантский расход туалетной бумаги. Никто не мог взять в толк, что происходит. Время военное, всякое может быть со здоровьем. Поначалу решили, что в министерстве что-то не в порядке с обедами и что сотрудники стали страдать какой-то новой формой массового поноса. Но шли недели, а туалетная бумага продолжала исчезать. Тогда руководство наконец сообразило, что бумагу берут вдесятеро больше, чем необходимо, то есть попросту воруют.

Ирина фон Фюрстернберг: Воруют! Всё-таки немцы тоже способны на воровство. И что же ваше начальство?

Васильчикова: Теперь издано распоряжение: все сотрудники обязаны являться в центральный раздаточный пункт, где им торжественно выдают ровно столько, сколько сочтено достаточным для их однодневных нужд.

Ирина фон Фюрстернберг: Какие всё-таки они мерзкие в своей расчётливости. Всё-то бы им взвесить и разложить по полочкам. Нет в них человечности. Скупые они душой.

Мария фон Фюрстернберг: Мама, прошу тебя, не нужно так…

Ирина фон Фюрстернберг: Да, да, конечно, нас обязательно кто-нибудь услышит. Но мы тут совсем одни, я впервые за долгое время почувствовала себя легко, ушёл куда-то страх перед всеслышащими ушами.

Васильчикова: Знаете, меня так радует, что простокваша продаётся без карточек. Когда мы питаемся дома, она составляет наше главное блюдо. Не знаю, как в вашем ведомстве, а нам позволена одна банка джема в месяц на человека. Когда мы получаем этот джем, мне сразу кажется, что наступили дни изобилия. К сожалению, джема, как и масла, хватает ненадолго. Ой, забыла похвастать: я подружилась с одним голландским молочником, который время от времени придерживает для меня бутылку молока, оставшуюся от запаса для «будущих матерей». К сожалению, ему скоро надо возвращаться в Голландию. Иногда я просто прихожу в отчаяние: каждый раз после работы приходится выстаивать очередь в продовольственном магазине, а получаешь какой-нибудь жалкий кусочек сыра толщиной в палец.

Больше ничего из разговоров не удалось записать.

Ульман – Клейсту

Совершенно секретно.

Отпечатано в одном экземпляре.

Касательно вашей просьбы сообщать любую информацию, касающуюся семьи фон Фюрстернбергов.

Согласно последней агентурной сводке, 22 мая новый итальянский посол Альфьери давал приём. Среди прочих гостей присутствовали Ирина и Мария фон Фюрстернберг. На приёме неожиданно появился Макс Шаумбург-Липпе. Он долго беседовал с Марией фон Фюрстернберг, сказал, что только что вернулся из Намюра, много рассказывал ей о положении дел на фронте. В числе прочего сказал, что привёз известие о гибели Фридриха фон Штумма. Мария фон Фюрстернберг уговорила его не портить никому настроение печальным сообщением и отложить разговор с госпожой фон Штумм.

23 мая Ирина Николаевна фон Фюрстернберг не вернулась с прогулки.

Мария ждала до глубокой ночи, пытаясь дозвониться до больницы и ближайшего полицейского участка. Рано утром она помчалась в Институт и пошла к Карлу Рейтеру.

– Что стряслось, Мария? – спросил он, поднимаясь ей навстречу. – У вас такой вид, будто на ваш дом свалилась английская бомба.

– Бомба не упала, герр Рейтер, но пропала моя мама. Вчера она вышла погулять.

– И не вернулась? – Карл озабоченно свёл брови. – И вам никто не звонил?

– Я сама всех обзвонила. Её нигде нет. Больше всего меня пугает, что я слышала вдалеке звуки торопливых шагов. Я подумала: не облава ли? Что, если мама попала в облаву?

– Документы у неё в полном порядке? – уточнил штандартенфюрер.

– Да, но ведь всякое бывает. Пожалуйста, помогите мне. У вас есть друзья в гестапо. Умоляю вас, выясните хоть что-нибудь.

Карл поднял трубку телефона.

– Алло, говорит Рейтер, соедините меня с штандартенфюрером Клейстом… Фридрих? Здравствуй. Давно не слышал твоего голоса. Надо бы нам встретиться, посидеть за бутылочкой хорошего вина, повспоминать старые времена. Да, да… У меня в данную минуту совсем мало времени, поэтому я без лишних слов. Окажи мне услугу. Вчера у моей сотрудницы пропала мать. Баронесса фон Фюрстернберг. Не было ли вчера облавы в районе Гейсбергерштрассе? Спасибо, старина. Мне когда перезвонить? Что? Ах вот как… Что ж… Ладно. И всё же ты имей в виду эту фамилию. Если что-то выяснится, сообщи мне. Спасибо ещё раз.

Он положил трубку и посмотрел на Марию тем взглядом, который она терпеть не могла – холодным, бесчувственным взглядом чиновника.

– Что? – выдавила из себя Мария.

– В гестапо её нет.

– Разве он мог сразу ответить?

– Перед ним лежат списки задержанных вчера лиц. Клейст как раз занимался этим вопросом.

– Кто такой Клейст?

– Заместитель начальника отдела, который занимается… Впрочем, вам этого не нужно знать. Фридрих Клейст обладает огромной властью и большими возможностями.

– Но ведь у них там, как я понимаю, не один отдел.

– Много. Но Клейст был бы в курсе. Мария, поверьте, я знаю, что говорю.

– Как же быть? Ведь кто-то должен знать?

– Наберитесь терпения. – Он подался вперёд, наклонившись над столом. – Мы живём в трудное время, Мария. Есть вещи, о которых говорить просто нельзя.

Она сжалась, услышав его голос.

– Даже вам нельзя? – Её глаза наполнились слезами. – Даже при вашем чине?

– Мы живём в трудное время. – Он увидел, что Мария хотела спросить что-то ещё, и выразительно покачал головой. – Не нужно задавать никаких вопросов. Если мне удастся что-либо выяснить о вашей родительнице, я обязательно дам вам знать.

– Спасибо, – упавшим голосом ответила она.

– А теперь я прошу вас заняться делами.

Он долго смотрел на закрывшуюся за Марией дверь.

Он не собирался ничего выяснять о баронессе, так как знал, что она была схвачена во время облавы, проводившейся на основании приказа «Тьма и туман», стало быть, пропала окончательно. Название «Тьма и туман» родилось в кабинете Гитлера и очень точно определяло суть приказа: посеять неискоренимый страх в душах всего населения. Исчезнувшие люди как бы исчезали в тумане, не оставляя никаких следов. Их местопребывание сохранялось в строжайшей тайне. Никто не мог выяснить, живы пропавшие родственники или погибли. Арестованным не предъявляли никаких обвинений, они понятия не имели, за что брошены в застенки гестапо, предстанут ли перед судом, будут ли казнены. Зачастую гестаповцы даже не интересовались личностями тех, кто попал к ним в казематы.[7]

Ирину фон Фюрстернберг задержали агенты Карла Рейтера, по его личному указанию, чтобы передать перепуганную баронессу в гестапо. Карл не имел отношения ни к политической, ни к уголовной полиции, но всюду у него работали товарищи по партии, всюду он имел своих информаторов, всюду он поддерживал нужные связи.

Мысль о том, что от баронессы следует избавиться, посетила его после первой же поступившей к нему информации о её враждебном отношении лично к нему. Мария горячо любила матушку и готова была отказаться от многого ради её спокойствия, и Карл опасался, что его усилия по привлечению её к работе в отделе исторических реконструкций могут пойти насмарку, по крайней мере одно из направлений, которому Рейтер придавал особое значение и в котором был лично заинтересован.

Каждую неделю его агенты, работавшие в гестапо, приносили ему копии сводок наружного наблюдения об интересовавших Рейтера лицах. И с каждым разом он всё укреплялся в своём решении разделаться с «проклятой крысой», как он окрестил баронессу.

И вот Ирина фон Фюрстернберг сгинула без следа.

Карл продолжал смотреть на дверь, за которой скрылась Мария.

«Теперь она почувствует себя совсем одинокой. Мне останется лишь подставить ей плечо, поддержать крепкой рукой, – размышлял Карл. – Мало-помалу она свыкнется с тем, что я – её единственная опора».

Он улыбнулся, довольный собой.

Нажав на кнопку, он вызвал адъютанта.

– Слушаю, штандартенфюрер. – В двери вытянулась чёрная фигура.

– Вызовите ко мне фройляйн Хольман.

Адъютант скрылся, а через десять минут в кабинет вошла Герда. Как всегда, её глаза излучали готовность выполнить любой приказ шефа.

– Герда, что там с Брегером? Вчера мне показалось, что он совсем подавлен.

– Похоже, что это так.

– Почему ты не докладываешь мне?

– Я думала, эта информация вам не интересна. – Она так и не решилась перейти на «ты», хотя и позволяла себе называть штандартенфюрера по имени, когда они оставались наедине.

– Мне интересно всё, что происходит в моём отделе и что происходит вокруг него! – отчеканил он. – Как твои отношения с Людвигом? Ты продолжаешь встречаться с ним?

– Нет.

– Почему?

– После того как я стала видеться с вами, Людвиг кажется мне малопривлекательным.