И быть подлецом - Рекс Стаут

Н.: Мне предложили работать манекенщицей. Контракт был непродолжительным, платили два доллара в неделю, вызывали меня не часто. В основном надо было демонстрировать ноги. Но наличные — это прелесть.

В.: В перспективе вы собираетесь быть манекенщицей?

Н: О нет! У меня очень серьёзные намерения. Очень! Я собираюсь пойти на радио. Я хочу, чтобы у меня была программа, как у мисс Фрейзер. Чтоб было интересно людям, чтобы там много смеялись. Но чтобы там шла речь о серьёзных вещах. Я хочу сделать действительно хорошую программу. Вам часто приходилось выходить в эфир, мистер Вулф?»

А вот ещё, на другой странице:

«В.: Как вы проводили время в Атлантик-Сити?

Н.: Загнивали. Это место вымерло по крайней мере две недели назад. Сейчас там мёртвый сезон. Ужасно.»

Это стенограмма. На страницах, откуда взяты эти цитаты, ещё много подобных высказываний, но есть и другие страницы, уравновешивающие эти. Когда ей хотелось, она могла говорить по существу. Например, когда она объясняла, что ей следовало бы подозрительно отнестись к телеграмме и настоять, чтобы мать связалась по телефону с отцом. Она бы так и сделала, если бы не знала из газет, что мисс Фрейзер наняла Ниро Вулфа. Когда же Вулф перевёл разговор на тему людей, окружающих мисс Фрейзер, она не только дала понять, что прекрасно знает им цену. Она не включила в свой рассказ ничего такого, что бы ей пришлось доказывать, чтобы не брать свои слова обратно.

Было легко заметить, что Вулф чувствовал удовлетворение от избранной им тактики. Она заключалась в том, что до обеда он ограничивал себя, ходил вокруг да около, чтобы она привыкла к его голосу, манерам и тому, что он задаёт ей самые разнообразные вопросы. К тому времени как Фриц позвал нас в столовую, я почувствовал, что для Вулфа красный свет не загорается ни в одном направлении.

Когда мы вернулись в кабинет и снова расселись, причём мамаша всё в том же кресле, а Нэнсили затянулась сигаретой так, как будто занималась этим многие годы, Вулф продолжил в том же духе. Но скоро я стал замечать, что он начинает сужать круги и приближается к сцене преступления. Посвятив некоторое время теме клуба девушек — поклонниц Фрейзер из восточного Бронкса и тому, как Нэнсили организовала его, он перешёл непосредственно к студии и начал с передачи Фрейзер. Он выяснил, что Нэнсили всегда бывала там по вторникам, а иногда по пятницам тоже. Мисс Фрейзер пообещала ей, что когда-нибудь подпустит её к микрофону — хотя бы для того, чтобы сказать пару слов. На передаче! Большую часть времени она сидела вместе с публикой в первом ряду, но всегда была готова помочь чем-нибудь, и часто ей это разрешалось, но исключительно благодаря мисс Фрейзер. Остальные считали, что она только мешает.

— А вы и в самом деле мешали? — спросил Вулф.

— Наверняка. Но мисс Фрейзер так не думала, потому что знает, что я считаю её самой лучшей ведущей на радио, просто экстра-класс, и что существует мой клуб. Так что вы сами понимаете. Вы можете понять, почему мне хотелось быть честной и непредвзятой по отношению к ней.

Вулф понимающе кивнул.

— Какого рода помощь вы оказывали?

— О! — Она взмахнула рукой. — Кто-нибудь роняет страницу сценария, и я её поднимаю. Начинает скрипеть кресло, и я первой замечаю это и приношу новое. В тот день, когда это случилось, я взяла поднос со стаканами из шкафа и отнесла его к столу.

— Так это сделали вы? В тот день, когда гостем был мистер Орчард?

— Конечно, я часто делаю это.

— У вас есть ключ от шкафа?

— Нет, только у мисс Венс. Она открыла его и достала поднос со стаканами. — Нэнсили улыбнулась. — Однажды я разбила один стакан. Вы думаете, с мисс Фрейзер случился припадок? Ничего подобного. Она прост велела мне принести бумажный стаканчик. Она великолепна.

— Замечательно. Когда это произошло?

— Давным-давно. Ещё когда они пользовались прозрачными стаканами, до того, как заменили их на тёмно-синие.

— Как давно это было?

— Почти год назад. — Нэнсили кивнула. — Да, потому что именно тогда они впервые начали пить «Хай спот» во время передачи. Первые несколько передач они пользовались прозрачными стаканами, а затем им пришлось их заменить…

Она оборвала себя.

— Почему пришлось?

Я ожидал, что Вулф набросится на неё, как коршун, или, по крайней мере, начнёт на неё давить. Без сомнения, Нэнсили остановилась, поскольку произнесла или начала говорить то, чего не собиралась. И когда она сказала, что не знает, она явно соврала. Но Вулф вильнул и спустил всё на тормозах.

— Подозреваю, что они выбрали толстые стаканы, потому что те не бьются. — Он радостно хихикнул, как будто это было ужасно забавно. — Вы когда-нибудь пили «Хай-спот», мисс Шеперд?

— Я? Вы шутите! Когда мой клуб был признан лучшим, они послали мне десять ящиков. На грузовике.

— Мне «Хай спот» не очень нравится, а вам?

— О… Я обожаю его, хотя и в небольших количествах. Когда у меня будет собственная программа и возникнут клубы поклонниц Шеперд, я буду работать по-другому. — Она нахмурилась. — Как вы считаете, Нэнсили Шеперд — хорошее имя для радио или Нэн Шеперд лучше? А может, мне вообще взять псевдоним? Настоящее имя мисс Фрейзер было Оксхол, и она вышла замуж за человека по фамилии Коппел, но он умер. Когда она пришла на радио, то не захотела воспользоваться ни одним из этих имён и взяла псевдоним.

— И Нэн, и Нэнсили звучат прекрасно, — авторитетно изрёк Вулф. — Как нибудь вы расскажете мне, какую политику будете проводить в своих клубах. Как вы думаете, в «Хай споте» есть перец?

— Не знаю, никогда не задумывалась. Туда намешано полно всякой ерунды. И никаких пузырьков.

— Да, — согласился Вулф, — никаких пузырьков. А какую ещё помощь вы оказываете во время передачи?

— О, примерно то же, о чём я вам уже рассказывала.

— Вы помогаете передавать стаканы и бутылки по кругу мисс Фрейзер, мистеру Медоузу и гостям?

— Нет. Один раз я попыталась, но вообще мне не разрешают.

— Где вы находились в тот день, когда это произошло?

— Сидела на стуле у рояля. Они хотят, чтобы во время эфира я была среди публики, но иногда мне удаётся этого не делать.

— Вы не видели, кто передавал стакан и бутылку, например, мистеру Орчарду?

Нэнсили улыбнулась ему, как старая приятельница.

— Теперь вам хочется выяснить это, не так ли? Но я не видела. Полиция спрашивала меня об этом двадцать миллионов раз.

— Не сомневаюсь. Я спросил вас один раз. Вы когда-нибудь доставали бутылки из шкафа и ставили их затем в холодильник?

— Конечно, я часто это делаю, точнее сказать, помогаю это делать. Это работа мисс Венс, но она не может взять их все сразу, так что ей приходится ходить два раза. Поэтому очень часто четыре бутылки несёт она, а три — я.

— Понимаю. Не думаю, чтобы она считала вас помехой. А в тот вторник вы помогали нести бутылки?

— Нет, потому что я разглядывала новую шляпку мисс Фрейзер и не видела, как мисс Венс доставала бутылки.

— Значит, мисс Венс пришлось ходить дважды: сначала с четырьмя бутылками, а потом с тремя?

— Да, потому что на шляпку мисс Фрейзер стоило посмотреть. Очень высокий класс. Это была…

— Я вам верю. — Голос Вулфа стал немного более жёстким, хотя, возможно, только для моего опытного уха. — Я прав, не так ли, сначала четыре бутылки, потом — три?

— Да, правильно.

— В сумме получается семь?

— Да, вы умеете считать! — обрадованно воскликнула Нэнсили. Затем она подняла свою правую руку, оттопырив на ней четыре пальца, потом левую с тремя и посмотрела сначала на одну, потом на другую. — Правильно, семь.

— Семь, — согласился Вулф. — Я могу считать, вы можете, а мисс Венс и мистер Медоуз — нет. Я понял, что для программы нужны четыре бутылки. Но они предпочитают, чтобы в холодильнике были запасы на случай, если кто-нибудь попросит добавки. Мисс Венс и мистер Медоуз говорят, что всего было восемь бутылок. Вы говорите, семь. Мисс Венс говорит, что они переносятся из шкафа в холодильник двумя партиями: четыре и четыре. А вы говорите: четыре и три.

Вулф наклонился вперёд.

— Мисс Шеперд. — Его голос стал жёстким. — Объясните мне немедленно и удовлетворительно, почему они говорят восемь, а вы — семь. Почему?

Она промолчала.

— Почему? — Вопрос прозвучал как удар хлыста.

— Я не знаю, — пробормотала она.

Я смотрел на неё в оба, но, даже если бы я один глаз закрыл, а другим смотрел лишь искоса, всё равно было ясно как день, что она всё знает. Более того, она не только скрывала это, но и собиралась скрывать дальше.

— Вздор. — Вулф погрозил ей пальцем. — Мисс Шеперд, вы явно необдуманно сделали заключение, что, как только вам захочется, вы скажете: «Я ничего не знаю», а я всё так и оставлю. Вы попытались проделать это насчёт стаканов, и теперь опять. Я даю вам одну минуту на то, чтобы вы рассказали, почему остальные утверждают, что в холодильник ставят восемь бутылок, а вы — семь. Арчи, засеки время.