Америка и американцы - Арт Бухвальд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот что может произойти в ближайшие несколько лет на ферме в штате Небраска:
Покупатель от нефтеочистительного завода и торговец зерном появляются там одновременно.
— Мы заберем весь ваш урожай, — говорит фермеру покупатель с завода.
— Подождите минутку! — восклицает скупщик зерна. — Пшеница необходима для хлеба.
— «Бензохол» гораздо важнее хлеба, — настаивает человек с завода. — Чем больше горючего мы сможем производить на родине, тем меньше придется покупать его за рубежом.
— Люди нуждаются в хлебе больше, чем в бензине! — протестует скупщик зерна.
Фермер в конце концов говорит: «Мне не важно, для чего покупается зерно. Сколько вы заплатите?»
— Мы дадим тебе пять долларов за бушель, — заявляет человек с завода.
— А мы пять с половиной! — говорит скупщик зерна.
— Мы заплатим шесть долларов за бушель, и нас совсем не беспокоит качество пшеницы, как она выглядит, — произносит нефтяник.
Торговец зерном начинает нервничать.
— Мы, — говорит он, — заплатим шесть с половиной, но это означает, что цена на хлеб очень поднимется. Вы не можете допустить, чтобы люди голодали этой зимой.
— Люди скорее предпочтут иметь полный бак бензина, а не полный желудок! — возражает нефтяник.
— Называйте цену! — говорит фермер. — Другие аргументы меня не интересуют!
— Мы дадим тебе семь долларов и две большие машины для уборки урожая в качестве премии, — предлагает нефтяник.
— Конкурировать с этим мне трудно, — заявляет торговец зерном. — Ну что ж, о’кэй, мы заплатим восемь долларов за бушель и предоставим двухнедельную поездку на курорт Акапулько в Мексике.
— Быть может, я услышу цифру десять? — спрашивает фермер.
— Десять долларов! — кричит нефтяник.
Торговец зерном готов его избить.
— Вы совсем обезумели, — говорит он. — Если мы не сможем прокормить население этой страны, она обречена на опустошение.
— Ерунда, ничего подобного не случится, пока люди смогут водить свои машины! — возражает нефтяник.
Фермер улыбается и говорит:
— Нас ожидает много забавных развлечений. Думаю, что я выйду из Союза фермеров и присоединюсь к Организации стран экспортеров нефти — ОПЕК.
Тут нефтяник обращается к торговцу зерном:
— У вас ведь тоже есть зерно. Мы можем использовать все ваши запасы.
— Я обычно продаю свое зерно для откорма крупного рогатого скота…
— Забудьте о скоте! Продайте нам ваше зерно.
— А как быть с мясом для людей? — спрашивает торговец зерном.
— Пусть едят пирожные! — отвечает нефтяник.
МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ РЕЙГАНА
— Мне хочется повидать президента Рейгана, — сказал я человеку в сюртуке и брюках в полоску, который восседал за столом.
— Очень жаль, — ответил этот человек, — но президент справляет медовый месяц.
— С кем это у него медовый месяц?
— С американским народом, конгрессом и прессой. Каждый президент имеет право на медовый месяц, после того как он принес присягу.
— Это же смешно! — воскликнул я. — У президента Соединенных Штатов нет времени для медового месяца. Предстоит такая большая работа.
— Он и работает в медовый месяц, но покой его нарушать нельзя.
— И как долго это будет продолжаться?
— Трудно сказать. У некоторых президентов медовый месяц длился шесть месяцев, а у других меньше месяца.
— Уверен, вы от меня скрываете что‑то, о чем должен знать американский народ.
— Вам же сказано, что президент находится в медовом месяце с американским народом. Разве не ясно, сэр, что в этот период нельзя говорить с человеком ни о чем плохом? Потому‑то такой месяц и называется медовым. У вас еще четыре года впереди. Чем вызвана столь большая спешка писать о нем сегодня?
— Он же не единственный президент, который мне достался. Я обязан сообщить моим читателям, что он делает плохого.
— Но он всего несколько дней как стал президентом. И что мог совершить плохого за эти дни?
— Именно это я и стараюсь выяснить.
— Президентский медовый месяц ограничивает прием таких людей, как вы, и вам не удастся добиться от меня пропуска наверх!
— Не могу же я ожидать здесь полгода, пока не окончится медовый месяц президента с американским народом.
Человек за столом сказал:
— Мы огорчены, сэр, но таков уж порядок — президента нельзя волновать, пока не закончится его медовый месяц.
— А не мог бы я поговорить с ним по телефону?
— О чем вы хотите с ним говорить?
— Об экономике, инфляции, о положении в мире и о ценах на бензин, которые никак не устраивают людей.
— Мы не можем позволить вам говорить с ним на подобные темы, так как вы испортите его медовый месяц. У нас имеются инструкции допускать к нему для разговора только дружественных представителей прессы, лидеров конгресса и влиятельных друзей, считающих его удивительной личностью. Каждый президент имеет на это право. Даже у президента Картера был медовый месяц с американским народом, когда он впервые принес присягу.
Как раз в это время в вестибюль вошли политические карикатуристы Херб Блок, Олифант, Конрад и фельетонист Джек Андерсон.
— Кончился уже медовый месяц? — спросил меня Блок.
— Нет! — ответил я. — Насколько я могу понять, он только начался.
— Ох, парень, — воскликнул Андерсон, — мы, видно, влипли в неприятную историю.
— Я давал Никсону неделю, — заметил Олифант, — но боюсь, что теперь это продлится гораздо дольше.
— Ну что ж, — сказал я, — придется нам посидеть здесь, в вестибюле, и отдохнуть. Быть может, кто‑нибудь из вас захватил колоду карт?
ПРАВДИВЫЕ ПРИЗНАНИЯ СУПРУГИ КОНГРЕССМЕНА
— Мистер Макколл, приехала жена конгрессмена Весли Хейгта, чтобы поговорить с вами об издании своей книги.
— Давайте ее быстрее… Ах, миссис Хейгт, это такое наслаждение… Я ужасно огорчен, что ваш муж признан судом виновным, и твердо уверен, что его конституционные права были нарушены![21]
— А знаете ли вы, что он настоящий пьянчуга?
— Мне кажется, я читал кое‑что об этом в газетах.
— Они, право, не влезали в омерзительные подробности. Все это здесь, в моей книге. Он бывал пьян с утра до ночи. Мне приходилось выливать целую кастрюлю кофе ему на голову, чтобы он достаточно протрезвел и мог присутствовать на завтраках при приеме просителей в конгрессе.
— Уверен, что вы не захотите рассказывать об этом, миссис Хейгт.
— Да вы что, ребенок? Все это описано здесь, в главе первой. Кстати сказать, он был ужасный грязнуля.
— Вам, наверное, приходилось очень туго?
— Гораздо хуже были его забавы, о которых рассказывается во второй главе. Клянусь, вы и представить себе не можете, каких женщин он притаскивал домой по ночам. Они были так стары, что годились ему в матери.
— А как вели себя вы?
— Об этом в главе третьей. Я была хорошей женой конгрессмена и притворялась, что не вижу в этом ничего дурного! Это была роль, сыгранная мною для людей из его избирательного округа.
— И все это описано в книге?
— Вы можете биться об заклад! Знаете, была однажды ночь, когда я проснулась и…
— Очень хорошо, миссис Хейгт, я прочту рукопись. Ваша книга повествует и о социальной обстановке в Вашингтоне?
— Конечно! Об этом в главе четвертой. Я приняла однажды участие в увеселительной прогулке, и кто‑то предложил мне кока–колу, и когда я отказалась, он сказал, что в Вашингтоне любой пользуется этим возбуждающим средством и я не гожусь в команду. Затем мы отправились вдоль Потомака, и, когда утром возвращались обратно, вся компания была мертвецки пьяна.
— Простите, но Артур Шлезингер[22] рисует несколько иную картину.
— Но Шлезингер ведь никогда не был женой конгрессмена! В пятой главе я говорю о других женах политиков и о том, что они мне рассказывали.
— Вы проделали огромную работу за очень короткий промежуток времени.
— Я вела дневник и вообще очень быстро пишу. Кроме того, мой муж помог мне заполнить пробелы, так как ему удалось кое‑что вспомнить.
— Значит, ваш муж знает о книге?
— Конечно! Он внес огромный вклад в главу шестую, где я рассказываю, как он взял деньги у поддельного арабского шейха.
— Он же не думал, что вы об этом напишете.
— Напротив, он рассказал мне много забавных историй, которых нет в магнитофонных записях. О том, например, как он втискивал стодолларовые ассигнации себе в носки и украл у шейха золотую зажигалку.
— Должен сказать, миссис Хейгт, что это необычные для Вашингтона мемуары. Но они могут представить некоторый интерес для читающей публики, свидетельствуя, в частности, о женской точке зрения. Уверен, что мы можем сделать вам весьма выгодное предложение. Но меня разбирает любопытство, почему вы написали эту книгу.