Против часовой стрелки - Владимир Бартол

10 октября 19… г.

Да что же это происходит с Вашей фирмой? Не так давно я послал Вам два письма — одно простое, другое заказное, а ответа нет как нет! В том, что Вы реально существуете и даже по прежнему адресу, я удостоверился из объявлений, помещенных в свежих журналах (между прочим — весьма горжусь, что для рекламы Вы воспользовались моей идеей, а именно: «Ношу сапоги от W. — значит, существую!») С чего бы тогда столь затянувшееся молчание? Поймите, наконец, что уже 10 октября, и 24 октября — день, на который назначена Торжественная Ассамблея, неумолимо надвигается. Вы же сами советовали мне: чтобы сапоги несколько размягчились и сели по ноге, их слегка разносить, и мне бы действительно не хотелось появиться на Ассамблее в скрипучей и навязчиво блестящей новехонькой обувке, это и в самом деле припахивает деревенщиной. Однако, исходя из положения дел, именно такая судьба мне как раз и уготована! К тому же теперь я затрудняюсь, что ответить приятелю, который тоже помышляет о новых сапогах: стоит ли рекомендовать ему фирму, от которой я сам еще ничего не получил, кроме обнадеживающей корреспонденции — да и та вдруг иссякла! Хочется надеяться, что Вы уяснили себе, что столь дорогостоящей обуви я бы себе при «нормальных» обстоятельствах не завел ни в коем разе, и одна лишь Торжественная Ассамблея виновата в том, что я совершил это «отступничество». Посему можете себе вообразить, каковы будут последствия, если сапоги не окажутся здесь до 24 числа с.м. Весь Ваш труд (вместе с изрядной долей моего состояния, между прочим) будет пущен псу под хвост! Это письмо я также отсылаю срочной, «экспресс-заказной» почтой — до Вас оно доберется от силы за четыре дня! Еще раз взываю к Вам — приложите все усилия к тому, чтобы дело обрело благополучный исход. Я целыми днями торчу на почте и всем уже тут порядком надоел. Я все еще склонен толковать это как досадное недоразумение или вмешательство каких-то «обстоятельств непреодолимой силы», что ли…

В ожидании Вашего незамедлительного ответа либо посылки

P. S. Быть может, Вы полагаете, что утратили в моих глазах весь свой авторитет и полностью лишились моего доверия? Жестоко ошибаетесь! Я по-прежнему готов отдать должное доброй воле, принять малые несовершенства и до последнего исповедовать веру в человека. Именно к этой вере, к этой моей старомодной странности я хочу вновь привлечь Ваше внимание: да, я все еще верю в людей, несмотря ни на что, и — можете смеяться сколько угодно — но пуще опасения, что я никогда не увижу своих сапог, я боюсь того, что эта моя вера в человека пошатнется. Не верите? А вот представьте — я умоляю Вас не столько ради себя, сколько ради Вас же самих — пусть это дело утрясется счастливым образом; ради Вас — потому, что иначе на Вас обрушится страшное бремя вины, тяжкой вины. Я должен Вас об этом предупредить! Ибо лишить человека веры столь же преступно, сколь лишить его жизни — если не горше того! Почему мы считаем, что воровство — это грех? Неужели из-за этих жалких грошей? Или это дань общественному порядку? Увольте! Что, если с каждой похищенной монетой мы крадем у своих ближних веру в человека, тем самым раздирая тончайшую сеть, что обволакивает всех людей вместе взятых — сеть, при помощи которой Удильщик, когда пробьет урочный Час, повлечет Человечество в свой Ковчег. И я убежден, что спасутся единственно те, кто удержится в ее ячеях, прорвавших же эту сеть и устремившихся к соблазну — ждет неминуемая погибель!

Эх, и разошелся же я! Ладно уж. Вы вправе посчитать, что я слегка чудаковат. Воля Ваша. Но если Вы надо всем этим лишь смеетесь, то знайте: Ваша душа в этот миг рыдает. Вы не слышите плача — его заглушает смех; но рано или поздно эти слезы вынесут Вам приговор. Простите, если я к Вам несправедлив. Я хочу себе и Вам только добра.

20 октября 19… г.

Теперь уже почти не может быть сомнений, что Вы по необъяснимой причине не хотите мне написать! В этом я только что имел возможность удостовериться: дело в том, что тот самый Борис Волк из Пирана, которому Вы соизволили на его запрос ответить в обычной для Вас велеречивой манере с приложением бесчисленных роскошных проспектов, — это мой закадычный друг, который и думать не думает о Ваших сапогах, а всего-навсего оказал мне услугу, одолжив мне свою фамилию и адрес! Теперь-то уж я начинаю догадываться, что в нашей сделке не все чисто (и еще: чем Вы объясните тот факт, что цена, которую Вы обещаете вышеупомянутому Б. Волку, на треть ниже той, что платил я?)! Я Вам просто дивлюсь — как это Вам самому не ясно, что такие Ваши действия — не что иное как плевок в собственную тарелку? Уж если Вы не смогли пошить моих сапог к сроку, взяли бы да честно сообщили мне об этом, вернув деньги, — и мы были бы избавлены от многих ненужных усилий. Смотрите — сегодня уже двадцатое, и если Вы уповаете на то, что все сроки уже прошли и можно спокойно продолжать волокиту, то мне придется Вас разочаровать: я тоже не лыком шит и весьма предусмотрительным образом («для подстраховки») несколько поторопил события — на самом деле торжество состоится 26 ноября, то есть еще через целых четыре недели! Так что времени у нас с Вами больше чем достаточно! И если Вы заведомо не способны сделать так, чтобы 10 ноября сапоги оказались у меня, то знайте, что мой заказ тем самым будет окончательно и бесповоротно аннулирован, так что будьте добры незамедлительно вернуть мне всю уплаченную сумму на указанный ниже счет! Мне было бы чрезвычайно неудобно беспокоить моих швейцарских друзей (которые, между прочим, живут в одном городе с Вами, да к тому же пользуются определенным влиянием), чтобы урегулировать юридический аспект нашего вопроса, однако в случае, если Вы не удовлетворите моим требованиям, мне придется прибегнуть и к этой крайней мере. И, хотя я уже и в самом деле утрачиваю ту самую веру в человека, о которой я перед Вами так долго распинался, — веры в силу закона меня никто не лишит. Вы уж простите мне этот довольно резкий тон, но поймите — обстоятельства уже истощают мое терпение. В надежде, что наше дело найдет достойное разрешение, и в некотором удивлении,

10 ноября 19… г.

Нет, вы явно уникум! Я ведь Вам доподлинно сообщил, что у меня есть круг знакомств в Цюрихе и что я обрушу на Вашу голову финансовую инспекцию, если Вы не ответите мне в приемлемые сроки должным образом — а вы молчок! Чудак-человек, представляете ли Вы себе тот неимоверный ущерб, который грозит Вам из-за Вашей безалаберности! Можете не сомневаться, я этого так не оставлю, и суд, которого, судя по всему, Вы просто жаждете, будет лишь первым звеном в цепи всего того, что Вас ждет! Подумайте только, какую «рекламу» я устрою Вам в газетах, причем не только в наших, на которые Вы, за незначительностью местного рынка сбыта, плевать хотели, — но и в иностранных! И что скажет о Ваших манерах Ремесленная палата? Я и по сей день не могу поверить — хотя все прочие объяснения кажутся мне еще более невероятными, — что Вы, по своей наивности, ставите эти презренные копейки, которые Вы стяжаете, мороча своих клиентов из краев, называемых Вами «умозрительными», выше собственной репутации, которую Вы подобными действиями подвергаете столь нелегкому испытанию. Вы что, не соображаете, что я одной-единственной статьей в «Neues Tages Zeitungen» (где у меня тоже есть своя рука) могу на веки вечные лишить Вас доброго имени? Вы — ни много ни мало — чудо природы! Порой мне даже приходит на ум — не извольте обижаться, но Вы действительно ввергаете меня в изумление, — что Вы обуреваемы какой-то формой сумасшествия, что Вам это «изготовление сапог для людей, которых нет» так втемяшилось в голову, что Вы, должно быть, начисто лишились рассудка! Пожалуй, Вы и в самом деле меня «вдохновляете»! Я прямо-таки вижу, как Вы, сумасшедший сапожник, сидите в полумраке Вашей мастерской, читаете при свете мерцающей лампадки злобные письма фантомов — «людей, которых нет»… и при этом разражаетесь хохотом — или, может быть, забираетесь под одеяло, клацая зубами от страха? — кто Вас знает… (Если Вы хохочете, то, готов признать: мои письма являются для Вас источником самого раскатистого смеха; мне и самому стоило бы посмеяться вместе с Вами, вспомнив только, какое количество добродушия и терпения в них вложено). Однако же в действительности, которая гораздо менее фантастична и скорее банальна (а ее апофеоз находится на банковских депозитах), все иначе, и то, что я упоминал о публикации, отметать не следует. Как бы там ни было — это мое последнее письмо непосредственно в Ваш адрес; тем самым я даю Вам еще один — и безусловно последний — шанс. Если я в десятидневный срок не дождусь от Вас ответа — либо в виде сапог, либо в виде банковского перевода — пеняйте на себя. Может быть, ваши фантомы и призрачны, но стены в городской тюрьме — отнюдь не таковы.