Начало пути - Алан Силлитоу

- Насколько мне известно,- сказала она,- по его мнению, вы поступили неэтично.

- Как сказать,- возразил я.- Может, он просто хотел от меня отделаться, вот и нашел предлог.

- Не думаю, Майкл. Он всегда очень хорошо о вас отзывался.

- Я ведь и правда еще молодой, мог и ошибиться, ему бы надо это понимать, а он взял и вышвырнул меня.

- Очень жаль,- сказала она.- Я не знала, что вы так переживаете.

- Конечно, переживаю.

Ведь останься я в конторе, я постоянно проделывал бы то же, что с Клеггом, и загребал бы кучу денег, только как следует все обмозговал бы и уж так бы легко не попался. Но чтобы этим заниматься, надо работать в конторе по продаже недвижимости, такая служба-и ширма, и источник нужных сведений.

- Когда меня выставили, это был большой удар для меня, мисс Болсовер,- продолжал я, минуя Рэдфордскую остановку.- И главное, скажу честно: уж очень не хотелось расставаться с вами. Никогда прежде не знал такого удовольствия - проснусь утром и ду маю: сейчас пойду в контору и увижу вас. Не спрашивайте, почему я вам про это рассказываю. Теперь уж поздно.- Я смотрел вперед на дорогу.- Я ведь почему так старался провернуть то дело для фир мы -надеялся, получу повышение, и тогда, может, вы станете получше обо мне думать, а то я по вас вздыхал, а вы меня и не замечали.

Слова сами слетали с языка, словно без моего ведома. Меня так закрутило, что я даже струхнул, но все-таки исподтишка глянул на мисс Болсовер - действует или нет.

Она смотрела прямо перед собой - брови сдвинуты, губы сжаты, вроде глубоко задумалась о чем-то, но только не обо мне. А все-таки немножко покраснела, значит, может, и не так уж далеки ее мысли. Я решил смутить ее еще сильней и сказал - прошу прощенья, не надо было мне затевать этот разговор, да ведь сердце так переполнено, что я уж и сдержаться толком не могу.

- Странный вы, Майкл.

- Самый обыкновенный,- сказал я.- Да разве вы можете не понравиться? Только мне-то вы не просто нравитесь.

Больше я ничего не сказал, ничего не смог придумать. Она говорила, где куда свернуть, и наконец мы подъехали к ее домику на тихой улочке близ Уоллатона. Я не помог ей выйти из машины, она сама вышла и стояла теперь у открытой дверцы. Если с самого начала станешь прикидываться больно воспитанным, никогда ничего не добьешься.

- Может, зайдете? - предложила она.- Выпьем чаю. Вы так любезно меня подвезли.

Было ветрено, щеки у нее раскраснелись, тянуть дальше не стоило.

- Разве что по-быстрому,- сказал я.- Я обещал матери свести ее на симфонический концерт в Альбертхолл.- Ложь была совсем невинная, просто я хотел, чтоб мисс Болсовер было со мной полегче, я ведь знал - она-то всегда ходит по концертам.

- Я тоже хотела достать билеты на сегодня, но не удалось,- сказала она, когда я выключил зажигание.

- Возьмите мой.

- Ну, что вы, разве можно так обидеть вашу маму?

- Да, верно,- сказал я и захлопнул дверцу.- Она любит Бетховена. Она бы здорово обиделась.

Кто врет, того все любят, но лучше не зарываться. Я взял стоявшую у двери бутылку молока, вошел за мисс Болсовер в жалкий домишко в ложнотюдоровском стиле - и на меня пахнуло спитым чаем и отсыревшей обивкой. Мисс Болсовер усадила меня на мягкую плюшевую тахту, а сама засуетилась в кухне, но дверь была отворена, и теперь, когда она сняла пальто, я любовался ею, как нередко бывало в конторе. Чудно: пока работаешь рядом с людьми, они вроде и не смотрят в твою сторону, а как тебя выставят за дверь, тут-то тебя и замечают.

Она вернулась с большим серебряным подносом - принесла чай и какое-то фигурное печенье на тарелке.

- Я пью без молока,- сказала она,- с лимоном.

- А где все ваши?

- У меня только брат, он вчера уехал на три недели в Австрию на машине. Он страстный лыжник. Но когда он здесь, я тоже не часто его вижу.

- Одинокая у вас жизнь.

- Да, Майкл, но мне так нравится. Я постоянно бываю в театре, на концертах. А дома читаю, пишу письма, смотрю телевизор. По-моему, жизнь прекрасна и увлекательна.

- И по-моему,- сказал я.- Я тоже много читаю. Люблю книжки. И еще девушек, но моя подружка дала мне отставку - из-за того, что меня уволили.

- Неужели? Сахару положить?

- Да, шесть кусков.

- А я совсем без сахара. Почему же она так? Ведь вы теперь лучше устроены. Она разве не рада?

- Да она не стала ждать, покуда я найду новое место. Она, знаете, с норовом. Но что толку огорчаться.

- Ваше счастье, что вы способны относиться к этому легко.

- Ну да легко Чуть с ума не сошел. Но сделанного не воротишь. Что ж, мне теперь до самой смерти о ней горевать?

Мисс Болсовер рассмеялась:

- Ну это вам не грозит. Но я понимаю, что вы хотите сказать.

Она замолчала, и я воспользовался случаем и отхлебнул сразу полчашки чая. Он был совсем слабый, но что поделаешь.

- Значит, и с вами такое случалось?

Она разломила печенье пополам, сунула половинку в рот - ротик-то у нее маленький.

- Пока доживешь до моих лет, непременно через это пройдешь. Мне ведь тридцать четыре.

- Вы говорите так, будто, по-вашему, это прямо старость. Моей бывшей подружке тридцать восемь. В одном она совсем, как вы: больше двадцати пяти ей не дашь. Но вообще-то она на вас не похожа - больно обыкновенная, понимаете? И уже побывала замужем, а вот фигура у. нее замечательная, прямо как у вас, очень мне такие нравятся. На прошлой неделе я был по делу в Лондоне, и выдалось часика два свободных, я взял и пошел в картинную галерею, там есть несколько замечательных картин, и на них у женщин как раз такие фигуры. По-моему, женщина только такая и должна быть.

Она сидела напротив, в кресле, краснела и улыбалась - не то чтобы ее смущала моя откровенность, сказала она, наоборот, это очень мило, но главное, приятно, что я интересуюсь искусством. А я и правда интересуюсь. Потом я заговорил о прочитанных книгах, и уж тут она убедилась - за душой у меня куда больше, чем могло показаться в конторе.

Мы сидели в нескольких футах друг от друга, между нами был плюшевый коврик, а я глядел на нее и маялся, было невтерпеж, так и подмывало стиснуть ее покрепче. Она рассуждала на серьезные темы - ее, мол, тревожат судьбы нашего мира, но хоть в нем много худого и много плохих людей, а жить все равно хорошо.. А я только и видел, как колышутся ее полные груди, обтянутые, тонким шерстяным джемпером. И знай поддакивал ей, а потом сообразил, что все время поддакивать тоже не годится. Но уже ничего не мог с собой поделать, очень это сладкий грех - слушать и соглашаться со всем, что она ни скажет.

Глаза ее влажно блестели, и я понимал: ей того и хочется, чтоб я соглашался. Однако она была совсем не дура, только казалось, что размазня, и лишняя чувствительность, конечно, шла ей не на пользу, но это больше снаружи, а на самом-то деле она очень здраво обо всем судила и много чего понимала. Я перегнулся к ней и пылко сжал ее руку. Она в ответ сжала мою - мол, и я чувствую то же самое. А потом до нее дошло, что я не только пожимаю ей руку, но и тяну к себе, и тут она вскочила с кресла и села рядом со мной на тахту.

- Вы уж, верно, поняли, что я вас люблю? - устало сказал я.

Губы мои прижались к ее губам; едва я наклонился к ней, она приоткрыла рот. Потом вскинула руки и обняла меня.

Через несколько минут мы поглядели друг на друга - я смотрел, надо надеяться, открыто и восхищенно, а она - вроде смущенно и озадаченно, но от нетерпеливого желания ее лицо совсем переменилось, прямо не узнать, как будто и не ее я видел изо дня в день в конторе.

- Я вас люблю,- сказал я.- Никого еще так не любил- Я хочу на вас жениться.

Она прижала меня к своей пышной груди.

- Ох, Майкл, не говорите так. Пожалуйста, не надо.

Ладно, не буду, решил я, а то вдруг возьмет да заплачет, котя при том, какая ее сотрясала страсть, это было бы совсем неплохо. И все-таки я повторил, что хочу на ней жениться, и так ее сжал, что она слова не могла вымолвить.

- Это будет восхитительно,- пробормотал я ей в плечо.- Восхитительно.

Мы пошли в ее спальню в шесть вечера, а вышли оттуда только в восемь утра, когда ей пора было собираться в контору. Ночь пролетела как одно мгновение… Когда я вез ее на работу, руки и ноги у меня были совсем ватные, и я пугался каждой машины.

- Вечером опять к тебе приеду,- сказал я.

- Конечно. Я буду ждать.

- И опять буду звать тебя замуж.

- Ох, Майкл, прямо не знаю, что тебе ответить.

- Просто ответь «да».

- Ты - прелесть.

Я высадил ее в сотне шагов от конторы и поехал домой. Дома было пусто, я разделся и лег в постель. Уснуть я не мог - все тело ныло, и я только диву давался, чего это меня вдруг повело на мисс Болсовер и хорошо ли это. Ну, и конечно, пускай этому конца не будет, ведь ничего подобного я никогда еще не испытывал. Может, все оттого, что мы провели с ней в постели целую ночь, но нет, наверно, дело не только в этом. Да чего тут думать, я только лежал и жалел, что ее нет рядом, и надеялся - может, день пролетит быстро и все-таки до того, как ехать к ней, я сумею отдохнуть. Незаметно я уснул - не очень глубоким, но сладким сном, так славно спится, когда знаешь, что хоть занавески и задернуты, а день в разгаре и весь город занят тяжким и скучным трудом.