Под покровом тайны - Робинзон

— В паху все расперло и почернело!

Я уселась рядом с толстым дядькой, который все время выглядывал в проход, вместе с другими любопытными. Слабость не проходила, наоборот, в глазах потемнело, казалось, что сейчас потеряю сознание. Я уже хотела попросить соседа, чтобы тот помог забраться наверх, когда мимо нас еще одна проводница пронесла носилки в сторону тамбура. А через пару минут милиционер с какой-то бледной взволнованной женщиной прошел в противоположном направлении.

— На допрос повел бедную, — посочувствовала старушка и по моим глазам увидев, что мне ничего не понятно, пояснила:

— Эта женщина первая увидела, что парень в туалете лежит. Ох, она и кричала! Я думала у меня сердце выскочит. Видали, носилки принесли, на следующей станции отправят в больницу болезного, — громко объявила старушка, — и чего это с ним такое приключилось? — задала она вопрос в никуда.

Толстый дядька в ответ сказал:

— А не наше это дело, пусть им те, кому положено занимаются. А я лучше чай допью.

Он раскрыл тряпичный сверток, ножом нарезал несколько ломтей сала, положил один горбушку черного хлеба и протянул мне.

— Держи девушка, растущему организму хорошо питаться нужно, — сообщил он.

Я поблагодарила и впилась зубами в ароматное сало. Уже с первым проглоченным куском, мне стало гораздо лучше. По крайней мере, черная пелена с глаз ушла.

В это время бабушка повела носом и с подозрением спросила:

— Что-то паленым запахло, не горит ли случаем чего?

Мой нос, уставший от обилия запахов, после этих слов обнаружил, что паленым действительно пахнет.

И только тут я поняла, что этот запах идет с моей стороны. Оглядевшись, заметила, что на манжетах платья есть небольшие подпалины. В это время женщина, сидевшая рядом с бабулей добродушно засмеялась и спросила:

— Девочка, а ты знаешь, что у тебя брови обгоревшие? Ты, наверно, проводнице титан помогала разжигать?

— Я провела пальцем по брови, и с нее осыпалось облачко пепла.

— Наверно я так быстро двигалась, что у меня брови обгорели! — пришла разгадка, и меня затрясло от переживаний. Я не могла сказать ни слова и в ответ на вопрос только кивнула головой.

Этого хватило, чтобы тема разговора перешла с происшествия в туалете на различные случаи с розжигом печек.

Меня покритиковали за неловкость и продолжили беседу. Она прервалась, когда остановке все кинулись к окну посмотреть, как из тамбура на перрон сгружают носилки с больным. Вновь разговор перешел на предположения, что случилось с пассажиром.

Закончил эту тему дядька сказавший:

— Что тут голову ломать, все уже знают, что он бывший зэка, наверно, в чем-то провинился, вот его приятели и изуродовали. В последнем купе все спали, никто в тамбур не смотрел. Так, что ничего странного, что никто ничего не видел. Ого! — воскликнул он, посмотрев на меня, — ты уже бутерброд умяла, ну-ка бери еще, вот твой чай стоит, мы на тебя заказали, попей, а то потом захочешь, а его и не будет.

— А вода дырочку найдет! — добавил он добродушно.

— Спасибо, — поблагодарила я, — я ночью уже приеду. Так, что в следующий раз чай буду пить дома.

— Ну, такого то не будет, — продолжил дядька, — в поезде чай особо вкусный.

Начался новый разговор про чаи, а я воспользовавшись, что про меня забыли, с трудом забралась на верхнюю полку и начала переживать все случившее со мной с самого начала.

Было очень страшно и непонятно. Что происходит? Откуда у меня берется такая сила, и почему я двигаюсь так быстро. Еще несколько дней назад, до странной встречи на пляже, у меня все было в порядке. Постой! Странная встреча? Саша, и укол в шею в кинозале. Может, у меня все началось от этого укола?

— Да, ну, не может быть. Здесь что-то другое, — успокаивала я себя, — Наверно у меня просто болезнь, про которую еще никто не знает.

Так в сомнениях и волнениях я незаметно погрузилась в сон.

Этот сон нарушила проводница, дотронувшаяся до моего плеча и шепнувшая:

— Девочка, вставай, твоя станция через полчаса.

Я соскочила вниз, осторожно оделась, и только потом разбудила бабулю, чтобы достать свои вещи.

В вагоне кроме меня никто не собирался выходить. Поэтому я без проблем прошла к выходу.

Проводница, стоявшая в тамбуре с фонарем озабоченно спросила:

— Тебя хоть встречают?

— Конечно, — сказала я. Мы стояли с ней вдвоем около дверей и под стук колес разглядывали пробегавший мимо нас еловый лес, темневший в призрачном свете белой ночи. Поезд замедлил ход, лес стал редеть, и я увидела приближающее станционное здание. На перроне тускло освещенном несколькими фонарями, кроме фигурки дежурного, никого не было видно.

— Ну, и кто тебя встречает? — скептически спросила проводница, и с грохотом подняла подножку.

— Бабушка обещала, значит, встретят, — сказала я и, попрощавшись, спустилась на перрон.

Выходя, я накинула шерстяную кофту, но на улице было удивительно тепло, поэтому сняв кофту и спрятав ее в рюкзак, двинулась по знакомой тропинке в сторону деревни.

Не успела я сделать и несколько шагов, как послышался старческий голос, кричавший:

— Ленка! Ты куда собралась? Да стой же тебе говорю. Вот же етишкина жизнь, все самостоятельные стали!

Обернувшись, я увидела, как ко мне, прихрамывая, идет бабушкин сосед дед Евсей.

Он, как всегда был в своих галифе, заправленных в хромовые сапоги, рубахе косоворотке и картузе с ломаным козырьком. В руках у него торчал кнут, без которого он никогда не появлялся.

— Ой, здравствуй дедушка! — обрадовалась я. Перспектива идти одной три километра по лесной дороге меня совсем не радовала.

— Здравствуй, красна девица, — улыбаясь, сказал дед, потом обнял меня за плечи и звучно чмокнул в лоб.

— Ох, и намучился я тебя, дожидаясь! — сразу начал он жаловаться, — бабка твоя покою ведь не дала, над душой стояла, — езжай мол, да езжай, а вдруг поезд раньше придет. Пришлось, Шаньку запрячь и ехать, а то ведь старуха чуть дырку в голове не высверлила.

Не переставая говорить, Евсей увлек меня к телеге, в которую была запряжена старая кобыла Шанька. Она стояла, спокойно помахивая хвостом, и хрупала что-то из стоявшего перед ней мешка. Когда я подошла ближе, та вдруг испуганно заржала и дернулась, увлекая за собой телегу.

— Но-но! Не балуй! — закричал дед и схватился за вожжи.

Лошадь остановилась, но продолжала косить на меня испуганным глазом.

— Что это с ней такое, — недоумевал дед, — может, ты с поезда запах какой принесла?

— Не знаю, деда. — ответила я, скинула свою поклажу на телегу а затем уселась сбоку, так, чтобы можно было разговаривать с Евсеем.